Армения

 
В винограднике влажном изрядно вспотели –
И уже разошлись. Лишь один не ушёл:
«Остаёмся ли гнить с нашим немощным телом?
Улетаем ли вдаль с нашей вечной душой?»
 
 
А мудрец, выжимая толстейшие гроздья,
Попросил: «Языком пару ягод сдави!
Ты пытался узнать, как устроены звёзды?
Раскуси, как устроены зубы твои!»
 

1971

Дождь

 
Едва земля от слёз просохла,
На Пасху вспомнив про покойников,
В домах и в небе моют стёкла,
И грязь стекает с подоконников.
 
 
И небо смазано раствором
Неспешных туч – озёр несбывшихся.
Оно промоется не скоро,
Но после слёз легко задышится.
 

1971

Дерево

 
Открытый мозг – зелёный вместо серого,
Тайник монет, сиянье нефти –
Само себе противоречит дерево,
Друг дружку избивают ветви.
 
 
В больной, не убегающей воде его –
Весь ужас наш, живой и кожный.
Нет ничего торжественнее дерева,
Наряднее его, тревожней.
 

1971

Пригорок

 
Подрезанное дерево – диковинный светильник,
Берёзы – только вышиты, судьба – совсем с иголки.
Лесные звёзды спрятаны в суставах клёна тыльных,
И светятся раскрытые ворота на пригорке.
 
 
Несложный выкрик скрытых птиц по рощицам рассован,
В глотанье глины – голоса разломанной недели,
Из глуби запаха болот – из кислого, косого –
Зовут белёсо. Не поймёшь – ликуют ли, в беде ли.
 
 
И ветер выросший поёт, взобравшийся на клирос,
В воде сияют под травой невиданные лики.
Расстелем плащ, разломим хлеб, посетуем на сырость:
Идти придётся до утра – темно стучать в калитки.
 

1972

Отверженный

 
Меня поймать решили,
А я уже не здесь.
Я вижу руки Шивы,
В них – стрелы, меч и месть.
Я помню, как он вырос
Из запаха цветка…
Мой прах огонь не выдаст,
А пепел съест река.
 

1972

Пушкино

 
Кожа груш – песочная на зуб,
О своём задумался лоточник,
И Всевышний прячет стрекозу
И не прячет – прямо на листочке.
 
 
Шестилетний мальчик, в этот миг –
От незрелой будущности влажной
Небольшой кусочек отломи
И прожуй. Тебе ещё не страшно.
 
 
Лишь лоток закроют на учёт,
Лист махнёт – и стрекозу отпустит, –
И пройдёт разросшийся зрачок
В переспелый жёлтый сок предчувствий.
 

1972

«Казалось бы – всегда с Луною не в ладу…»

 
Казалось бы – всегда с Луною не в ладу,
А лучше – с яблоком садовым.
Но косточки горчат, и движется наш дух
Меж влажным и медовым.
 
 
Но капли входят в пар, и льётся молоко
Среди созвездий убелённых.
И птицы устают от белых облаков –
И прячутся в зелёных.
 

1972

Солнце

 
Священное зёрнышко ржи,
Для звёзд оно тоненько светится
И яблоком диким лежит
Под лапой Небесной Медведицы.
 
 
Из разных углов и времён,
Ступая по спаянным лезвиям,
Сверкает старинный Амон,
Разбросан по разным созвездиям.
 
 
И тот, кто просторы вскормил
С немыми, святыми, тиранами,
Сокровище – весь этот мир –
Играет горящими гранями.
 

1972

Европа

 
И смиренье, и тягостный стон, словно кто-то
Обманул: обещал – и не дал.
И столетья постятся в пустынях Востока,
И пасутся худые стада.
 
 
В истощенье застыли Креститель и плотник,
Райским благом желтеет вода,
И волхвы голодают, и ангел бесплотный
Поглощает бесхлебную даль.
…………………………………………
 
 
…Дичью пахнет и старым вином с гобелена –
И под ангелом лес и руда,
И голландские сёла лежат разговленьем,
И готические города.
 
 
Он метнулся к игле над скелетом собора,
И в игольные уши прошёл,
И со всеми святыми, крылат и оборван,
Помолился за племя обжор.
 

1972

«Как самоцелью и судьбой сонат…»

 
Как самоцелью и судьбой сонат,
Как в сон глубокий,
Сквозные зданья снежные звенят
На солнцепёке.
 
 
Преображённый переходит в боль –
И виден лучше,
Когда так сладко редок лист любой
В осенней гуще.
И в небольшие эти города
Уйду на треть я,
Неразличимый от кусочков льда,
От междометья…
 

1972

«Всему светящему бывает…»

 
Всему светящему бывает
От воплощенья тяжело,
Тогда на слово уповает
Обледеневшее стекло:
 
 
Кто оглянулся, сном уколот,
И как по пальцам перечтёт –
Сверканье, подлетевший холод
И в солнце листьев переход?..
 

1972

Посох

1

 
…Кому угрызенья зима задаёт,
Рождая ледовый фундамент,
Садами застывшими давит и бьёт,
Подземными реками давит?
 
 
Буран расцветает, он ясень несёт
Поставить над всеми другими.
Какое названье нисходит с высот
Забывшему прежнее имя?
 
 
Посеяв мечты о далёкой стране,
Кто в странствиях дивных остался,
Чей посох усталый расцвёл в тишине
В дали Киликийского Тарса?..
 

2

 
…Так душа зимой внезапной,
Облизав кору шершаво,
Охватив ветвями запад,
Поворот луча решала.
 
 
Посох – трубка мёртвой крови,
К жизни зимнее введенье –
От Ствола всего живого
Принимает дар цветенья.
 
 
И рубахой духа, лавой
Ветер в мысли сохранится –
На извилистых заглавьях
Богом созданной страницы.
 

1972

Exodus

 
Над умами, полными товара,
Над душой, площадной со стыда,
Городов холмистая тиара,
Непобитый козырь – Амстердам.
 
 
И один среди двухсот владельцев
Дыр в холмах и лучших в море мест
Жаждет в небо бурое вглядеться –
И узреть из туч проросший перст.
 

1972

Всеобщее

 
Безмолвно чистит перья пеликан,
Над ним звезда разверзлась крестной раной,
И в пустоте тихоня-океан
Ласкает обездоленные страны.
 
 
Волна уходит в ясный плач – с людьми
Страдать ребёнком, девушкой, старухой…
Прости меня, о Небо! Протяни
Сверканьем снов унизанную руку.
 

1973

Мадонна Конестабиле

 
Мой мимолётный разум, не печалься,
Давай водой озёрною вздохнём –
Благоуханный примет в нас участье,
И станет легче с мыслями о нём.
 
 
Он пахнет мглой, не связанный делами,
Из книги жизни знает пару строк,
И над большими белыми полями
Летает, огибая корешок,
 
 
И карточкой с визитным крапом оспы,
Чернильных птичек одевая в плоть,
Навстречу всем, кто не родился вовсе,
Скользит за просветлённый переплёт.
 

1973

Фауст

 
Тревога хвойных слухов –
Мой мир передвижной –
Толпа незваных звуков
Над замкнутой волной.
Реестром звёзд несметных
Сазан, мой брат хмельной,
Сверкает в бездне смертной
Чешуйчатой спиной.
 

1973

Моление о чаше

 
Ночь содрогнулась приближеньем боли,
Плоды пространства страхом налиты,
Звёзд оскуденье слышимо сквозь голый
И зримый голос пустоты.
 
 
Толпой созвездий густо замирая
У входа в суженный зрачок,
Отягощённый свет взывает: «Равви!
Я в этой тьме – один, как светлячок».
 

1973

Узнавание

 
Кого ты встретил,
Кого ты видел возле грушевой горы,
Кто с нами третий,
Кто двери лета затворённые открыл,
 
 
Кому все эти
Дубы и клёны многоярусной игры,
Кто чище смерти
Оделся в тогу аистиных сладких крыл?..
 

1973

Царственное

 
К небосводу багрового гнева
Обратился приземистый лик:
За окном собирались деревья,
Я поклоном приветствовал их.
 
 
– Что нам делать, стропила вселенной,
Колоколенок птичьих столбы,
Коль в подлунном наследном именье
Мы – клеймённые страхом рабы?
 
 
– Препояшемся бранной листвою
И на пилы пойдём напролом,
Если Тёмный воссядет главою
За медовым гудящим столом.
 
 
Нам известны хоромы и клети,
Мы в любое глядели окно.
Лишь молчавшим в теченье столетий
На Суде будет слово дано.
 

1973

Путь к соловью

 
Прикинется тихим – но слышен задолго,
Тропа предваряет, готовит луна,
И следуют ели, и песней-иголкой
Касаются сумерек влажного дна.
 
 
И шаткий рассудок, отомкнутый бедам,
И проза с незрячим её колесом
Покажутся только немыслимым бегом,
Мгновенной погоней, забыв обо всём, –
 
 
За ящиком судеб лесного солиста,
Где вёрсты зашиты, персты смещены,
Где замертво свёрнутый в шишке слоистой
Безоблачный возраст смолистой сосны.
 

1973

Триада

 
Я слово во тьме, словно птичку, ловлю –
Что может быть лучше пути к соловью?
 
 
Оставь голоса – недалёк твой закат.
Ты знал, как отдельные звуки звучат.
 
 
Он всё обращает пред музыкой в прах –
И с ней пребывает в обоих мирах.
 

1973

Праведник

 
Записывай: истрёпанные травы
В посте и созерцанье пожелтели,
И дуб, темноволосый, многоглавый,
Качается в молитве листвотелой…
 
 
Прости, но я неправильно диктую –
Шумели мысли, медленно стихая:
Я вписан в книгу, гневом налитую,
Я сам, молясь, смолою истекаю…
 

1973

Глухой

 
– Для чего ты звенишь, шелестишь,
Дал истоки звучаниям разным,
Разве ты соловей или чиж,
Что тревожишь нас голосом праздным?
 
 
– Что мне делать? При жизни со мной
Говорили лишь стоном и рёвом,
И пред самой кончиной, весной,
Только клён перекинулся словом.
 

1973

Мороз

 
Названье позабыл. Мне кажется, оно
И раньше редко так произносилось,
А нынче вовсе ветром сметено,
В минуту вьюги в память не просилось –
Осталось корку бросить за окно…
…Простите, не мертво оно. Скорей,
Застыло где-то. Зимами другими
Дышать ему пришлось…
Я вспомнил: это –  имя.
Оно черствело льдинкой средь скорбей
И было больше пламени любимо.
 

1973

Живущий в клёне

 
Почуявший скачки словесной лани,
Не медли, напрягая мысли лук,
Не оглянись, благословенья длани
С охотой возложив на лёгкий плуг. –
Он понимал, что говорят вокруг.
 
 
Склонившись над душой, расцветшей втайне,
Над чашей ароматов и заслуг,
Не зная речи, в сумерках желаний
Вкусивший от тепла воздетых рук, –
Он понимал, что говорят вокруг.
 
 
Скользят не по дороге лета сани,
Зимою колесницы слышен стук.
Над ним и в нём, концом его исканий,
Ствол вечности с дуплом избытых мук. –
Он понимал, что говорят вокруг.
 

1973