III. Из книги «Осенний поезд» (1977 – 1980)
Ночная Польша
Там встречный – в сутане
Иль форме парадной,
На санках катанье
С горы безвозвратной,
В беззвездную полость
Нависшего рва
Бил утренний колос —
И день созревал.
Но ищешь иное —
И видишь лишь ночи,
Где лист жестяной
Февралем исколочен,
Где будущих пагуб
(Горят адреса) —
Что зреющих ягод
В июльских лесах…
Идет – мостовой ли,
Белеющей кроной —
Творенье живое
Сквозь мир похоронный,
И в этой фигуре
Меж тлеющих лип —
Не двери, а бури
Замкнувшейся – скрип.
Соборно и твердо
Лицо, словно город —
Старинного рода
Последний аккорд.
О Вы, незнакомка
Во мраке до пят,
Безжалостно-громко
В Ваш дом постучат.
Там жертвенный опыт
Пьешь уксусом с губки,
Там ангелов шепот,
Хрустальные кубки
Для крови… Ты помнишь? —
Рожденья звезда.
И польская полночь
Возносит туда…
1977
* * *
Ищет галка оттаявший грош,
Свищет поле на сотни ладов,
Города окунаются в дождь,
Очищаются от холодов,
Скоро снова меня поведешь
По дороге без слов и следов…
И китайских садов фонари —
Сизари за окном у меня,
Но зажги свой закат, говори
На заре уходящего дня,
Потому что горит изнутри —
И грозит распаяться броня.
1977
Новоспасский монастырь
О самый овраг спотыкались дома —
Причудливые сосуды печали,
Зарей закупоренные дотемна,
И гордые тучи ландшафт венчали.
И он – почерневший за зиму сосуд,
Наполненный винной виной предчувствий,
Воочию видел: его несут
Распить – и разбить в одичалом хрусте
Кустов придорожных и слов сухих,
Какими обменивается прохожий
Со встречным случайным.
Он чувствовал кожей
Древесно-шершавую сухость их.
Темнело, и тучи слетались на пир,
А он на лукавый проулок с опаской Косился.
Тогда Монастырь Новоспасский
Проулок и позднее небо скрепил.
…Есть странное место пред Монастырем —
Поляна с деревьями грозно-густыми,
Завалена углем и всяким старьем, —
Поляна людей, забывающих имя.
Здесь утром пируют под каждым кустом,
А к вечеру многие спать остаются,
И галки на выцветшем зданье святом
Сквозь дождь еле слышный над ними смеются.
Задушенный проводом, спит Монастырь,
И в памяти слов распадаются звенья,
И тенью выходит звонарь на пустырь —
На полный до края обид и забвенья.
…Ион тут сидел, забываясь, лечась,
И пил эту смесь униженья и боли,
И было страданье его – только часть
Огромной, как небо, всеобщей недоли.
И вдруг он увидел старушек – они
Одна у другой отнимали бутылки,
Валявшиеся, куда ни взгляни,
Ругаясь до самозабвения пылко.
И все же прервать не могли тишины:
Крутой колокольни колонки и дверцы —
Как тайна безропотно-нищей страны,
До дня отомщенья хранимая в сердце.
И день воссиял. Он поднялся – и шел,
Проулком, землею и небом довольный.
Был издали виден ему хорошо
Сверкавший на башне рассвет колокольный.
1977
* * *
В безродный ум, закрытый наглухо,
С попутным воздухом, нечаянно,
Ворвутся луговые запахи —
И память отомкнут начальную,
И детство шаткое раздвинется,
И век слепой, и пост коричневый,
И строй тревожных башен Вильнюса,
И смерть сырая и фабричная.
И звезд смешенье. И рождение
В стране, где ясень – словно заговор.
Мысль умерла. И только тень ее
Древесными цветет зигзагами.
Себе я выберу в товарищи
Во тьму вещающего Одина —
И пряный запах, раскрывающий
Безмерный мир, в порыве пройденный.
1978
* * *
Сложившись вдвое, птицы падали,
Теряя слух, теряя вес,
В твою расколотую надвое
Тарелку свадебных небес.
Мой взгляд следил крушений крошево,
Набеги океанских орд
На город черный, властно брошенный
Ветрами смут на смертный одр.
Морской народ, звеня колючками,
С червонных чащ сдирал кору.
С далеких звезд сходили лучники —
Двенадцать братьев на пиру.
1978
Свет из окон
<Из цикла>
<1>
…И время, пойманное в клетку
Просветов меж ветвей древесных,
Поет по-грустному и редко
Обрывки песен неизвестных, —
То звуков разноречье зимних,
То жарких листьев стрекотанье,
То память в непробудных ливнях
Бежит от перезревшей тайны.
Но влажный вкус ее малинный
И вспоминается, и манит,
И возвращаешься с Неглинной —
Насквозь – вечерними домами,
А в них стирают и рисуют,
Растят детей и орхидеи,
И видят улицу косую
Из окон древней Иудеи.
А ты идешь – тебя не знают
Ни зеркала, ни коридоры,
Но время – лестница сквозная
В наш мир высокий и бредовый.
Ты – в нем опять. И только сзади —
Обрывки скорбных разговоров,
И вздохов чистые тетради,
И страха бархатного ворох.
Двор. Дерево едино и темно —
Нерасчлененный хор, в нем каждый лист – как птица.
Но зажжены огни – уже пришли за мной,
Мне в прошлое пора к ушедшим воротиться.
У вас темно дышать, а я хотел пройтись,
Здесь окна вечеров объемны, словно клети,
В них Дерево Добра рассыпалось на птиц,
И каждая поет – одна на целом свете.
Не смели подойти, росли вдали, как дым,
Но, подкатив звезду, в ней замерли. —
Я еду! Там затихает плач.
Там с будущим одним,
Как с братом по утрам, о снах ведешь беседу.
1977
<3> Голос Иакова
И ты во сне бежал – и двинуться не мог,
Как загнанный олень, запутавшийся в чаще.
Кровавый пот секунд, сочившийся на мох,
Был поднесен тебе в твоей горчайшей чаше.
Пригубил ты – и лег. И в этот самый миг
Звучащие тела мелькнули меж стволами —
И все заполнил свет. И он вмещался в них,
Но был превыше их, как лик в картинной раме.
И ты забыл про смерть. Под греблю грубых рук,
Сияя, голос плыл. Ты вспомнил, как Ревекка
С корицей пряною смешала горький лук,
Уча Иакова. Тебе открылись вдруг
Безумье, нищета и слава человека.
1977
<4>
Я в беспокойстве, но найду покой,
Едва лицо твое вблизи увижу,
Иль в трех шагах, иль даже за рекой,
Иль пусть во сне, но мне хотелось – ближе…
Я безнадежен. Но надежда есть —
Что смертный слух слова твои уловит,
Иль о тебе дойдет глухая весть,
Иль тень ее коснется изголовья.
Я умираю. Но еще живу
Лишь запахом, почти неуловимым,
Твоих волос, упавших на траву,
Тянущуюся к нисходящим ивам.
Святой Себастьян
С растущими крыльями белыми —
И сам, словно птица, бел —
Висит, оперенный стрелами,
Мишенью для новых стрел.
…И глина с тяжелым телом Сольется.
А что ему? – Весь белый.
Такому белому Уже не упасть во тьму.
Такому – не оступиться…
И ночь земли напролет
Под черным куполом птица
О муках любви поет…
1977
* * *
Это было незадолго перед смертью:
Осень сыпала секунды, словно гравий,
Пах бульвар позеленевшей медью,
Были сны яснее всякой яви.
Тротуары становились шире
От цветов – никто не думал брать их,
Слишком неестественно спешили
Модницы в чрезмерно длинных платьях.
Он, сквозь переулки, как сквозь пальцы,
Просыпаясь в бытие иное,
Непривычно часто оступался,
Чей-то взгляд почувствовав спиною…
…Город, словно сонный глаз, слипался…
1977
Квартира
У входа, на вешалке – судьбы
Пестреют одна на другой:
Их Время, как тяжкие шубы,
Развешало спешной рукой.
И дверь отворится с одышкой,
И длинной передней пройдешь:
За стенкой – лепной, как ледышка —
Забытых событий галдеж.
И в жизнь, как в сонату сквозную,
Войдешь, отряхая миры,
И сразу возможность иную
Узором откроют ковры.
Усадят – и, как ни упорствуй,
А взгляд допьяна напоят…
Здесь наше свершалось знакомство
И полдни, и ночи подряд,
Бессонницей противоречий
Кормили за этим столом,
Здесь были нежданные встречи
И свечи величья в былом,
Провиденье зимних пожаров
В горенье июльских рябин,
Того, как незнающий жалок
И как познающий любим,
Как, слухом больным налитая,
Отчаянья плещет река,
Как вихрем любовь, налетая,
Уносит лицо в облака.
…В конце этой комнаты, слева,
Окно безвозвратность таит —
В нем, словно осенняя дева,
Пречистое Небо стоит.
1977
* * *
Касаясь пыльной дремы жалом,
Скитанья и греха образчик,
Змея дороги над вокзалом
Висела – на ладонь от спящих.
Сквозь сон смеясь, цыган провидел
Столиц горящие палатки.
Спал мира изгнанный правитель
В шинели Каина на лавке…
1977
Неизбежное
Нежданно и негаданно – лицом
Подобный небу, зеркалу, потоку,
Вместивший лет моих лучистый сонм
В зрачках, горящих грустно и глубоко,
Пришел мой гость. Судьба свилась кольцом,
Сочился в детство смертный холод Срока…
Но свыше сил был солон этот сон,
И я бродил, проснувшись, одиноко…
1977
Моммендор
В сон распахнутые взоры…
Прорезается в глазах
Черный замок Моммендора —
Словно молнии зигзаг.
Входит смерть – и стебли косит:
Густо травы поросли,
Заслоняющие проседь
Моммендоровой скалы.
Соглядатаи – туманы
По крутой скале ползут,
Кони в сумерках нежданно
Гостя вещего везут,
И барон спешит навстречу,
И волненье улеглось, —
Но отрывисты их речи,
И не прямо смотрит гость.
Треск светилен, чад жаровен,
Тьмы высокий потолок…
Грозен взгляд, и путь не ровен,
И слова диктует рок.
Все ушли – лишь эти двое
Внемлют, царствуют и ждут —
И в безмолвные покои
Шаткой лестницей идут.
Только полнит коридоры
Сада мертвенная тишь.
Не забудешь Моммендора,
Как судьбу не победишь.
Медной застынь стеной,
Вихрем ли закружись,
Ты – навсегда со мной,
Ближе, чем к смерти – жизнь.
Горе, коль захочу
Вырваться и уйти…
Ближе, чем свет – к лучу,
Ближе, чем цель – к пути.
В искрометанье крон
И в глубине камней —
Ближе, чем к яви – сон,
Ближе, чем ты – ко мне.
1977
Каталог гор и морей
<Из цикла>
<1>
…В шуршащем краю, словно шарик бумажный – Китай —
Когда-то и ты тонкорунно-игрушечным сделан.
Забытые дали, и небо, и воду читай:
Черны начертанья, но главное сказано – белым.
И смотрит рыбак, позабыв про стеклянный улов,
Про берег соломенный, краткую жизнь без открытий,
Как странная рыба со множеством глаз и голов
Волну будоражит – и вдруг застывает в нефрите…
1978
В суме дорожной хвою спрячь —
Излечишься от хвори,
В печаль – добавь совиный плач
С надеждой луговою.
Болезни тела и души,
Племен дурной обычай
Излечит собранный в кувшин
Сладчайший голос птичий.
Целебна жизнь.
Раскрыв ларец,
Дыханье трав измерьте.
Целебна смерть.
Скажи, мудрец:
Когда и сколько – смерти?…
1978
В парке
Темно, и печаль клубится,
И так фонари зажгли,
Как может самоубийца
В последний момент влюбиться —
И выскользнуть из петли…
Они протянули свет свой —
Соломинкой над волной.
Забытых друзей приветствуй!
С обеих сторон – как в детстве —
Влюбленность и страх сквозной.
А кто впереди? Быть может,
И ты? Ведь прошло по коже
Предчувствие – как во сне?
Заря… Но бледнее мела,
И трепетно и несмело
Взошла она… Что же с ней?…
1977
Баллада
Всадник сорвался с кручи,
С лошадью вместе – в ад.
Люди ничуть не лучше —
Сверху, крестясь, глядят.
Криками их играет
Призрачная рука,
Вздохи их собирает
В перистые облака.
Коршун парит, их тени
Крыльями перечеркнув,
Острым углом падений
Хищный повернут клюв.
Только на отзвук темный,
Общей страшась вины,
Каждый, себя не помня,
Смотрит со стороны.
Встанет от снов отрадных,
Вспомнит – и возопит…
Горный побит виноградник,
Капли стучат копыт.
1978
Воспоминание
…В этом веке вязком
Не расправишь плечи —
В городке славянском,
В западном наречье,
Не раздвинешь ветви
В говор проливной.
Оглянешься – дети
Выросли давно…
Не родились. Рано.
Крепче спи, услышав
Сквозь возню тумана
В черепичных крышах,
Как, покинув Краков
После слез и драк,
В свете звездных знаков
Едет Яков Франк…
Душно ночью длинной.
Не родились дети.
До резни безвинной —
Полтора столетья.
Смяты крылья Франка.
Гаснет звук речей. —
Нет крыла. Есть ранка
На твоем плече.
Просветлятся дали.
Вспыхнут птичьи хоры.
Звезды, что упали —
Воплотятся вскоре.
Не тебе ль навстречу
Пыль колес вилась? —
Не расправишь плечи.
Не раскроешь глаз…
1978
* * *
Был воздух бездомен и колок,
Металась в сомненье щепа,
Как белый козленок, поселок
Нависшие тучи щипал.
Пути разводили нелепо
Руками, скрываясь из глаз,
И в сердце печальное лето
Вонзалось, блестя как игла.
Но если забудется ворох
Сухих, и несмятый в горсти, —
То вспомни глаза, от которых
Ты страха не мог отвести…
1978
Скрытый город
<Из цикла>
<1>
Дня волненье стрекотало,
Птицей пело на виске,
Только в теплый час и талый,
Утешая мир усталый,
Вечер вызвали к доске.
Ученик любимый, лучший,
Он схватил обломок мысли,
И обломком, словно мелом,
Рисовал Луну на круче,
Но ее стирали тучи —
И вопросом тяжким висли:
«Где ответ? Луна – вранье!»
– И движением несмелым
Он опять чертил ее…
В час, когда элите звездной,
Просветленнейшей элите,
Хорошо гордиться сверху
Сквозь пенсне и сквозь лорнет, —
Надо вдруг из дома выйти
В мир шагающих наитий,
В мир непоправимо-поздний,
Где на страх ответа нет.
1978
* * *
…Ночь глаза наводит рачьи.
Только так, и не иначе
Разум сонный и незрячий
Начинает видеть свет —
Не надеясь на удачу,
За улыбкой слезы пряча
На пологом склоне лет
Старой улицы. Тем паче,
Что в конце ее маячит
То ли куст, то ли ответ.
…В стороне, во тьме Заречной,
В переулке каждый встречный —
Неразгаданный секрет.
1978
* * *
…Человек с нависшими бровями,
С непреклонным, орлим взглядом курда,
Как мы в полночь повстречались с Вами?
Вы с Луны? С Юпитера? Откуда?
Как мы жили – за четыре дома,
Под светилом, гаснущим в испуге,
Как мы жили – глухо, незнакомо,
Не догадываясь друг о друге?
Может быть, звезда волненье выдаст,
Взгляд метнув из-под бровей нависших?
Или мы опять слетим, не свидясь,
Прямо в пропасть со ступеней высших —
И увидим, падая: дорогу
Мертвыми устлали соловьями.
Кто глядит – без гнева и упрека,
Звездным светом нас благословляя?…
1978
Гроза
Гроза подходила – негромко,
Но пристально и деловито,
На слух разнимая в потемках,
Что смешано и перевито.
Садовник, средь сумерек поздних
Вошедший проветрить аллею,
Твой взгляд задержался на розах,
Запахнувших, благоговея.
Постой же еще хоть минуту,
Окинь меня взглядом хозяйским,
И душную, плотную смуту
Сними – по привычке, без ласки,
Как ветку, повисшую круто…
1978
* * *
Сегодня царский день.
Со щедростью монарха
Рассыпан блеск и шум.
И Вечность у реки
Стоит, облокотясь: она видна сквозь арку,
И зайчиков на рябь кидает кругляки.
И нищий у моста вдруг получает титул
Властителя земли: мир создан для него…
Ты помнишь этот день? —
Он редкий посетитель,
Он к детству возведет по скорби винтовой.
И с колокольни сна, и с чердака косого,
С Амуровой стрелы средь башенных часов —
Взгляни на город слез, услышь немое слово,
Узнай свое лицо – и отзовись на зов…
1978
Призыв
Покуда солнце не зашло
Над потрясенной головой,
Пока наречия крыло
Не преломилось в полевой
Стране – вне сроков и границ,
Пока дыхание золой
Вверх не взметнулось, – бросься ниц,
И страх рокочущий омой
Слезами страсти. – Пусть, пройдя
Предсердий путь, сквозь дверь зрачка
Плеснет кричащая вода, —
Так ждет гроза себя самой,
Так видишь мать издалека.
О, пусть пространства захлестнет,
Прельстив миры, вобрав миры,
Неся янтарь, медузы, йод…
И – вспять, как свертывать ковры
Привык услужливый швейцар.
И пусть они в тебе живут,
Из твоего светясь лица!..
О – сколько ищут, ждут, зовут
Твоих бескрылых, спящих век —
Все копьеносцы злых лесов,
Все латники латунных рек!..
О, ты, замкнувший на засов
Две створки золотых ворот —
Добро и зло!.. Тебя зовет
Огонь – твой брат, как ты, велик.
Он память прошлого изгрыз,
Он будущее пепелит…
Но отзовись – и загорись!
С крутого Храма – бросься вниз!
Ты знаешь, как, услышав «нет», —
В поток бросаются с моста,
И бездна заполняет свет
И разевает пасть, пуста?
О, не раздумывай! Ты – мост
От грусти птиц до дальних звезд!..
Но цепь сознанья не порви,
Сновидец, не устань смотреть, —
О ты, лишающий любви,
Ты, обрекающий на смерть!..
1978
Театр
Как секунды очерствели!
Пусть раздвинутся в веселье
Рукоплещущей волной —
Мне тебя сыграть дано!
Мы пришли сюда из рая,
Отражаясь и играя,
И шуршит безумья шелк:
Кто искал – и не нашел?
Взвейся, занавес шуршащий,
На миру погибель слаще,
Мы из рая – и назад…
Отразись в моих глазах!
Как молчим непоправимо.
Мяли травы Херувимы,
Умирая день за днем…
Ближе… Ближе… Соскользнем…
На Фавор спеши подняться,
Чтобы с Вечностью обняться,
Воскресать и умирать,
Отражаться и играть!
Как столетья ни громоздки,
Но они легки – подмостки
Человеческих зеркал.
Кто нашел – и не искал?…
1978
* * *
У книг в многоцветном и вольном плену,
Почувствовав сумрак и сырость,
Ты встал – и в оконную тьму заглянул,
Но будущее не открылось:
Страх тихо стекал по стеклу, словно клей,
Судьбы заполняя бездонность,
Но множество книг отразилось в стекле,
И дождь заслонив, и бездомность.
1978
Не Кельна зубцы, не мечети Алеппо,
Не солнца колонны, где Данте скорбел,
Но город – кусок ноздреватого хлеба,
Ты – люлька, надгробье, опять – колыбель…
Не в силах исчезнуть и сбыться не в силах,
Твой мир барабанный и громок, и пуст —
Так ведьма тебя на костях замесила,
И вжился январь в перемолотый хруст.
Ты рухнул – как лист на попранье колесам,
Грядущее время успевший проспать…
Проходим вдвоем по мостам безголосым.
Ты жив только нами, поющими вспять.
1978
* * *
Ловила скитальцев далекая Вена
Стремглавьем небес – наподобье сачка.
Порхал мотылек, по-дневному надменный, —
Подвижная точка над «и» стебелька.
И самые чуткие слышали: сумрак
Густел, как Иисус ни старался Навин…
И молча глядели в бассейнах и Луврах
Печальные антики с телом живым.
1978
Перед резней
Что же нас тянет остаться в Стамбуле?
– Розовый куст призывной.
Это звезда, недоступная пуле,
Взглядом следит за мной.
Что окликает нас чаще и чаще?
– Разве глухая сирень.
Это монах, в наши души смотрящий,
Не вставая с колен.
Только жасмин сновиденьем продлится…
Что не дает уцелеть?
– Это к тебе обращенные лица
Горьких прожитых лет.
1978
* * *
В широкой лодке перевозчик мертвых
Везет сегодня одного меня,
И желтый берег в шестигранных сотах
Прошедшим пахнет, сладостью маня.
Ужели, тело, ты – ладья Харона,
И грустный ум плывет не первый год
Вдоль берегов всемирного урона,
В блаженной смерти одинок и горд,
И все, кого я ненадолго встретил,
О проекте
О подписке