И вновь панорама! Вид сверху! Четверо молодых людей в туниках, забыв друг о друге, опрометью бегут кто куда. Куприянов достал шестой холст, за ним седьмой. Десятый! Каждому из четырех несчастных молодых людей, уже навсегда попрощавшихся друг с другом, выпала своя судьба в этом лабиринте. Короткая! Страшная. Напуганные до смерти, они искали спасения! Но тщетно! Вот девушка оцепенела от ужаса, а из-за поворота на нее надвигалась все та же устрашающая черная тень – плечистая и рогатая! Вот молодой человек корчился на каменном полу – кто-то утягивал его за кирпичную стену, и кровавый след тянулся в ту сторону. Руки еще одной девушки, оказавшейся в тупике, были протянуты вверх – к зрителю! Но никто не мог ей помочь. Ее уже накрывала все та же тень. Четвертый молодой человек забился в угол и смотрел на зрителя. Но совершенно иначе! Потому что этим зрителем был хозяин Лабиринта!

Наконец осталось одно полотно. С величайшим трепетом Борис Борисович развернул его. Так и должно все было закончиться. В центральной зале Лабиринта сидело на камнях рогатое чудовище – гигантское атлетическое существо с телом человека и бычьей головой, и пожирало плоть своей жертвы, разорванной напополам. Этих жертв было несколько, и в каждой, изуродованной, можно было узнать одного из четырех молодых людей. Все тот же взгляд: яростный, жалящий! Алчный взгляд убийцы. Минотавр смотрел на зрителя и художника и словно говорил: однажды и ты можешь попасть сюда!

Ко мне! В мой Лабиринт!

– Да уж, – произнес искусствовед Куприянов. – Я получил большое эстетическое наслаждение!

– И я, – вторила Юля. – Только я теперь неделю спать не буду.

– Ну, это само собой, – согласился Куприянов. Он развел руками: – Но как мы такое могли упустить? Не понимаю!

– Зря мы открыли этот ящик, – заключил Мишка. – Ой, зря.

– А что скажете вы, молодой человек в чудесной майке? – спросил искусствовед у Паши Киселева. – Вам это должно быть близко.

– Вот почему краевед Китовский называл эти картины «Аттракционом ужасов», – выговорил Паша.

– «Аттракционом ужасов»? – переспросил Куприянов. – Метко.

– Скажу, что эта коллекция просто бесценна, – выразил общее мнение Паша.

– Я вас разочарую, – поморщился искусствовед. – Рука художника не слишком искусна, скорее, даже примитивна. Работал явно художник-любитель. Но его фантазии может позавидовать любой академист! Это правда. Есть и другая беда – холсты выцвели и местами порваны.

– Я говорю об информационном содержании, – поправил его Паша.

– А-а, тут спору нет! – согласился Куприянов. – Хоть святых выноси, такая жуть. Мифы Древней Греции, понимаешь. Ну так что, ребятки, вы довольны своим визитом?

– Еще как, Борис Борисович, – первой ответила Юля. – Но кто он, этот загадочный художник? Где авторская подпись?

Они стали искать автограф, но подписи в нижнем правом углу полотен не было. И в левом тоже. Не было подписи и наверху. Впрочем, какой сумасшедший станет подписывать свои работы сверху? А вот спрятать ее в картине, так поступали художники, и не раз, автор еще как мог.

– Вот она! – первым нашел ответ Паша, ткнув длинным пальцем в холст. – Смотрите, в кирпичах!

И действительно, подпись была, но всякий раз она таилась в разных местах – в кирпичах лабиринта! Точно была выцарапана на них. Три буквы: «Р.О.К.».

– «Р.О.К.», – прошептала Юля. – Как красноречиво. Это похоже на псевдоним. А, Борис Борисович? Вы у нас – искусствовед, специалист по автографам художников. Что скажете?

– Соглашусь с вами, Юленька, – кивнул Куприянов. – Подобрано словно нарочно. Ведь вся античная трагедия – это один сплошной рок. Один безысходный ужас. От которого не уйти никому! Но кто такой этот «Р.О.К.»? В Вольжанске таких художников не было, я всех наших наперечет знаю. Это действительно похоже на псевдоним. Или кто-то выдавал себя за этого художника? Но манеру, чуть примитивистскую, я тоже не узнаю.

– И как нам быть? – спросила Юля.

– Я знаю, как нам быть. Надо сделать звонок.

– И кому?

– Терпение, милая дама, – улыбнулся Куприянов. – Сейчас вы все узнаете, – он достал из кармана сотовый и стал искать в записной книжке номер. Потом нажал на кнопку вызова, подождал. – Алло, Розана Викторовна, это Куприянов, да, не зайдете ко мне? А вот я вас сейчас и удивлю. Тут у меня молодежь собралась, просили показать кое-что из запасников, а нашли целую новую коллекцию. Да только художник неизвестен. Нет, не вольжанский. Чужой. Картинам более ста лет. Из архива Мельникова. Вся надежда на вас. Ждем! – Он дал отбой. – Это наш старейший искусствовед! Розана Викторовна Шульц. Специалист по Репину. Она у нас на полставки работает. Ей уже восемьдесят. Но боевая старуха! Давайте разложим пока работы этого РОКа!

Едва они закончили, как вдалеке за стеллажами открылась дверь и послышались шаги. К ним действительно вышла боевая старуха: худая, морщинистая, в брючном костюме, с короткой стрижкой выкрашенных в рыжий цвет редких волос. Экстравагантный персонаж! С проницательным взглядом. Молодые люди поздоровались, боевая старуха ответила кивком.

– Взгляните, Розана Викторовна, на это чудо, – кивнул искусствовед Куприянов на холсты.

– Мать моя женщина! – вырвалось у боевой старухи. – Мистификасьон! Илья Ефимович бы не одобрил. Они нашли? – кивнула она на ребят.

– Они.

– Молодцы! – похвалила старуха. – Лабиринт Минотавра. Я им за это мороженое куплю. Недорогое. Молочное.

– Мороженое мы сами купим, вы нам лучше скажите, кто этот художник – таинственный Р.О.К.?

Розана Викторовна сцепила руки на тощей груди.

– Р.О.К. Да уж. Загадка. В Вольжанске таких нет.

– Нет, – отрицательно покачал головой Куприянов.

– Значит, девятнадцатый век? – процедила она.

– Он самый, – кивнул Борис Борисович.

– В Саратове таких художников тоже нет, – продолжала рассуждать Розана Викторовна. – И в Ульяновске. Я и там и там работала. Где же его этот Мельников откопал? Р.О.К. Стоп-стоп-стоп…

Ребята и Куприянов внимательно уставились на боевую старуху. В ее блеклых от глубокой старости глазах появился живой блеск.

– Стоп-стоп-стоп, – повторила она. – Идемте.

– Куда, Розана Викторовна? – спросил Куприянов.

– Шагай, Боря.

– Дорогу переходить будем? – поморщился он, когда они покидали отдел запасников.

– Пару-тройку коридоров.

– Мне кажется, она знает, что делает, – тихонько предположила Юля.

– Точно, девочка! – не оборачиваясь, бросила искусствовед Шульц.

– Вот это слух, – прошипел Мишка.

– Не все старухи глухие, молодой человек, – отреагировала Розана Викторовна. – Мне повезло!

Они прошлись по музею и в одном из коридоров, на отшибе, остановились у пейзажа с коровами. Розана Викторовна кивнула на картину.

– Ну, Боря, видишь?

Куприянов прищурился и потянулся к холсту.

– Постойте, постойте…

– Стоим, – откликнулась боевая старуха. – Посмотри на мазок, на светотень, на примитивистский взгляд на предмет. Как у Руссо. На этих коров. Видишь?

– Ведь это Рокотов из Бирюкова. Верно?

– Верно, Боря, верно. Рокотов Одиссей Карпович.

Куприянов шлепнул себя по лбу:

– Основатель Бирюковской живописной школы! Странный тип. Как же я сразу не догадался…

– То-то и оно. Молод ты еще, Боря! – усмехнулась она.

– Это он, Р.О.К., – взглянув на молодых людей, заметил Куприянов. – Известный художник, пейзажист, портретист.

– А почему странный? – спросила Юля.

– Потому, что такие вот коленца выкидывал, как этот ваш Лабиринт Минотавра, – ответила за Куприянова старуха. – Босху пытался подражать. Ужасы всякие рисовал. Короче, чудак-человек!

– А как сложилась его судьба, Розана Викторовна? – спросил Куприянов.

– Плохо сложилась. Много странствовал по Европе, насколько я знаю. В свите какого-то богача. А в революцию сгинул. Без следа. Ходили слухи, что его расстреляла ВЧК.

– А родственники?

– Есть у него родственники, – кивнула та. – Были по крайней мере.

– И где они, Розана Викторовна?

– Внук живет в Бирюкове. Старичок совсем, но держится. Из стойких. Я с ним встречалась лет десять назад, когда инспектировала тамошний музейчик. У него дома много этюдов деда сохранилось.

Юля выступила вперед:

– А как с ним связаться, Розана Викторовна? С внуком?

– Хотите обрадовать, что нашлись фантастические работы дедушки? Его ночные кошмары?

– Разумеется, – кивнула Юля. – И задать пару вопросов тоже хотим. Я ведь историк, теперь точно буду писать курсовую по Рокотову.

– Хорошее дело, – согласилась старая искусствоведша. – Ладно, идемте ко мне, я вам адрес дам – и разбежимся. У меня дел по горло.

– И у нас, – честно призналась Юля. – Такое открытие!

– Застолбить надо, – поддержал ее Мишка.

– Да кому нужен этот бред? – снисходительно спросила Розана Викторовна. – Вот если бы вы нашли с десяток волжских этюдов Ильи Ефимовича Репина, вот тогда бы мы вам памятник поставили! Может быть. Идемте, энтузиасты!

Они взяли телефон и адрес внука художника и вернулись в зал запасников.

– Зря она так про эти работы, – кивнул Паша на картины, разложенные по полу.

– Конечно, зря, – подтвердил Куприянов. – Но она на Репине помешанная, на великом классике! Он осчастливил Вольжанск своим присутствием и прославил его картиной «Бурлаки». И вообще, Шульц предпочитает только реалистическое искусство, что тут поделаешь!

– Мы снимем этот вернисаж на телефоны, да? – спросила девушка.

Куприянов пожал плечами:

– Пожалуйста! Вот на это вы имеете полное право! Вы же – конкистадоры, первооткрыватели! Вам и карты в руки.

Юля поправила картины, чтобы они лежали ровнее. Трое ребят вытащили телефоны и защелками камерами.

– А теперь, Михаил, вам нужно вернуть картины на место. Первые три коробки. Эту оставим – хочу показать сотрудникам.

– Вы, наверное, экспозицию будете готовить? – предположила Юля. – Такое чудо открыли! Надо всем жителям Вольжанска показать.

– Особенно детям, чтобы заиками стали, – кивнул Мишка.

– Мы поднимем этот вопрос на общем совещании, – заверил ребят искусствовед Куприянов. – Кстати, надо сказать Зинаиде Ивановне, что ее племянник остер на язык. Вы с антрепризами не выступаете, юноша?

– Это я себя перед работой разогреваю, – польщенный, объяснился Мишка. – Кстати, а как насчет грамоты? Вы обещали.

– Буду ходатайствовать, – пообещал искусствовед. – А теперь за работу.

Сомов загрузил картины обратно и вновь «извозился», Паша активно помогал ему. «Вечером поцелую», – едва сдерживая улыбку, тихонько пообещала Юля, когда они на несколько секунд остались одни. Паше позвонили, и он что-то забурчал в трубку. «Я напомню», – строго ответил Мишка.

Они попрощались с искусствоведом Куприяновым. Потом выпили по чашке чая с печеньем в кабинете у Зинаиды Ивановны, где рассказали о волнующей находке, опять попрощались и вышли на улицу, где уже вовсю припекало солнце. Время было за полдень.

2

В одном из полуподвальных бутиков на центральной улице проходила распродажа джинсов и маек. Причем по самой низкой цене.

– Идемте, – сказала Юля.

– Куда? – спросил Мишка.

– Вот в этот подвал.

– Зачем?

– Объясню по дороге, – решительно ответила девушка.

Ребята переглянулись и послушно последовали за ней вниз по узкой лестнице. Вышли через пятнадцать минут. На Мишке была новая синяя майка. И новая черная майка была на Паше. Без рисунка.

– Я уже сказала, – говорила Юля строгим голосом, – пусть это будет мой подарок. Я же приехала из столицы, к тому же я девушка состоятельная. Должна я была сделать своим провинциальным друзьям подарки? Которым не так повезло, как мне? Вот я и сделала. А то у одного майка как у трубочиста, а у другого, – она даже разозлилась, – ну просто кошмар!

– А я думал, она тебе нравится, – вздохнул Паша. – Прикольно ведь: «Крик».

– Вот и я говорю: ужас! Ты, Паша, взрослый мужчина и должен выглядеть соответственно. А не как сбежавший из дурдома псих. Уж прости меня, – она развела руками.

– А мне он с этой страшилкой даже нравился, – не удержался от реплики Сомов. – Отпугивал злых духов! И других психов.

Киселев еще раз вздохнул. Но забота красивой девушки, к которой он был неравнодушен с ранней юности, вдохнула в его сердце удивительное чувство. Это в нем, отчужденном от светской жизни, книгочее, Чудиле, вдруг забурлило счастье! Мишке тоже было приятно.

Они шли по солнечной улице и рассматривали фото на айфонах.

– Кстати, а вы ничего не заметили странного в этом ужасном лабиринте, где Минотавр убивал этих молодых людей? – вдруг спросила Юля. – Паша, ты ведь у нас краевед.

Киселев пожал плечами:

– Заметил: хороший лабиринт. Надежный.

– А как у тебя со знанием античности?

– Ну так, в рамках программы.

– Эх ты! Кносский лабиринт царя Миноса на острове Крит был создан из белого камня и белого мрамора. Из того материала, который и был в изобилии на Крите. А тут он сложен из красного кирпича.

– Точно! – воскликнул Паша, да так, что прохожие на них обернулись.

– Хорошо, что ты сейчас не в своей майке, – заметил Мишка. – К чему ты ведешь, Белоснежка?

– Она к тому, что этот лабиринт, – Киселев потряс айфоном, – из того самого кирпича, который выпускал на своем заводе купец Мельников. Да?

– Именно так, Паша, – кивнула девушка. – Как известно, Лабиринт, куда спрятали подальше от глаз выродка Минотавра, находился под Кносским дворцом. Я не удивлюсь, если этот лабиринт, – она тоже махнула айфоном, – находится под заводом промышленника Мельникова.

– Вот почему Минотавр по ночам выходит на руины?! – Мишка заморгал глазами. – Жуть какая!

Паша Киселев покачал головой:

– Крутая версия, Пчелкина. Я тебя уважаю. Честно.

– И я, – поспешил добавить Мишка Сомов.

Он ни в чем не желал отставать от долговязого всезнайки! Пока им выпало бок о бок вести расследование.

– Спасибо, мальчики, – улыбнулась девушка. – Ну что, а теперь позвоним внуку художника? Вдруг он нам расскажет что-то интересное? Только уйдем от шума и доберемся до первой лавочки.

Они зашли в крохотный парк в центре города, где мирно журчал фонтан и болтала на лавочках такая же молодежь. Юля набрала номер.

– Алло, это Владимир Константинович Рокотов? Здравствуйте. Вас беспокоит историк Пчелкина из Вольжанска. Мне ваш телефон дала Розана Викторовна Шульц. Да, вы ее знаете. Всего час назад мы нашли в запасниках музея неизвестные ранее картины вашего дедушки – Одиссея Карповича Рокотова. Да! Они удивительные! Я буду писать о них искусствоведческую работу и хотела бы поговорить с вами о его картинах.

– Врет – не краснеет, – покачал головой Мишка, и, как обычно, получил легкий пинок в ногу. – Ай! Жестокая ты, Белоснежка!

– И, конечно, о вашем уникальном дедушке! Поэтому, если вам есть что рассказать, я была бы очень вам благодарна, – продолжала Юля. – Что за картины? – Глаза Юли непритворно вспыхнули. – Там ужасы всякие! На картинах… Дедушка любил ужасы рисовать? – Юля перехватила взгляд Паши, очень внимательно ее слушавшего. – Какие именно ужасы? Там лабиринт Минотавра, представляете? Что?! – после паузы Юля даже в лице изменилась и сделала ребятам большие глаза.

– Что?! – вопросили те хором.

– Вы знали, что эта коллекция существовала? Но думали, что погибла? Как интересно, – Юля смотрела на горевшее лицо Мишки, в его пытливые синие глаза. – Вам есть что мне рассказать? А можно, мы сегодня после обеда приедем? Можно? Отлично. И покажем вам работы вашего дедушки – мы сделали фотографии. Я и два моих друга, тоже историки. Да, отлично! Ждите! – Юля дала отбой. – Фу! Вот это реакция!

– Да что он такого сказал? – спросил Паша.

– Что сказал? Вы слышали: он знал, что такая коллекция существует, но думал, что она погибла, как и многие другие коллекции его дедушки. Который действительно любил рисовать ужасы… Ну вот, теперь надо слетать в Бирюков. На чём поедем?

– «Ямаха» только двоих берет, – с чувством превосходства пожал плечами Мишка. – Увы, Павел Александрович!

– А «Нива» четверых, – гордо заметил Киселев.

– Что за «Нива»? – спросила Юля.

Паша пожал плечами:

– У меня «Нива» есть, мне ее отец подарил, я вам не сказал?

Эта новость не на шутку разозлила Мишку Сомова.

– И ты водить умеешь? – Его рыжее лицо зарделось от веселого гнева еще сильнее.

– Легко, – отозвался Паша.

И, сцепив тощие руки на тощей груди, уставился триумфатором на веселые брызги фонтана.

– А кто тебе права дал? Волшебник Мерлин? Нет, ты расскажи. (Паша нервно улыбался и упрямо смотрел в одну точку.) Официальная организация? – не унимался Мишка. – Или ассоциация чудил? Мы же будем жизнями рисковать, Киселев!

Юля взяла Мишку за пальцы:

– Уймись, Гном. Поедем на «Ниве» втроем. Разве плохо?

– Он в шестом классе сказал, что машину времени собрал, помнишь? Ты уверена, Пчелкина, что это не та же самая машина?

– Уймись, говорю.

– Ладно, так и быть, – сдался Сомов. – Могу себе представить: «Нива», Паша и майка «Крик». Пусть права нам покажет.

– Ты покажешь нам права, Паша? – спросила девушка.

– Покажу, – кивнул тот.

И тут же, сменив позу, устремил интригующий взгляд на Юлю.

– Что? – спросила она.

– Мы ведь будем мимо руин завода проезжать. Прямо сейчас. Мимо Лабиринта Минотавра. Можно будет и остановку сделать.

– Точно, там же развилка на три города, – вспомнила Юля. – Что ж, все сходится. Тогда по домам. Перекусим. А потом заезжай за нами, Паша. И поторопись – мы будем тебя ждать во дворе.

– Я просигналю три раза, когда приеду, – пообещал Паша.