– Вот один мой знакомец, архитектор, говорит мне так, – продолжал он. – Я думал, что родился на свет для счастья. Любить, созидать, получать всевозможные удовольствия, – он обернулся и в упор посмотрел на Савинова, – а этот жестокий мир взял и обманул меня. Правда, неожиданность? – ха! Кстати, он тоже не грек. Россиянин! Первая жена оказалась алкоголичкой. – Принц с подозрением посмотрел на свой стакан. – Краснуху глотала только так. Он ее бросил. Вторая сбежала с любовником – его же другом. Таланта не оказалось. Дом, который он построил, не рухнул только по счастливой случайности. Но трещину дал. Его собираются обвязать стальным тросом, да только всё обещают. Насколько я знаю, жильцы этого дома до сих пор ищут фамилию главного устроителя своих несчастий. И даже один вполне интеллигентный человек, кандидат технических наук, готов пойти на мокрое дело. Сделать, как говорится, архитектору амбу. А к тому времени моему знакомцу уже перевалило за сорок. Штиль? Нет, хуже. Материальный недостаток, апатия. Последняя любовь и надежда взяла и ушла к более удачливому архитектору. Занялся бизнесом, так едва не лишился жизни. Из двухкомнатной квартиры переехал в однокомнатную. И еще тысяча всяких неприятных вещей, которые поджидают человека его лет на перепутье. Никакой цели. Теперь он работает ночным сторожем в той конторе, в которой когда-то сидел за планшетом и, если так можно выразиться, творил. Имеет секс два раза в неделю с уборщицей Раисой, которая старше его на семь лет, – в ее смену, на его диванчике дежурного. Вот он и говорит мне: все обман. Я представлял себе мир другим, а он оказался полным говном. Так что все это – трагедия? Рок? Свыше уготованная человеку пакость? Одно верно: жизнь-то одна, и она проходит. А кому, как не человеку средних лет, знать, как быстро улетучиваются дни, пробегают недели, месяцы, годы. Позади – бессмысленная жизнь, если, конечно, у тебя нет прописки на Олимпе. Череда никуда не годных поступков, как это часто бывает. Бессмысленное и однообразное свинство, неприкаянность. Впереди – жалкая старость, смерть. – Гость утвердительно покачал головой. – Вот и сидит мой знакомец на берегу и горюет о напрасно прожитой жизни. Да, и еще веревку намылить грозится. Правда, сил ему для этого, уверяю вас, не хватит. Так и будет тащить лямку. Или, если хотите, крест.

– Это верно, крест, – соглашаясь, рассеянно кивнул Дмитрий Павлович.

Он улыбался: вино сделало свое дело – то ли доброе, то ли злое. Кто его знает. В голове приятно шумело. Главное, было тепло и уютно.

– И вот я спрашиваю своего знакомца: что бы ты отдал за то, чтобы все в твоей жизни изменилось? Однокомнатная квартирка в микрорайоне, доставшаяся после размена, на котором настояли бандюки, превратилась в роскошный особняк? Каморка дежурного – в респектабельнейший офис, где ты – хозяин? Построенный дом, который грозит развалиться, в прекрасный дворец? Чтобы бесформенная Раиса обратилась в Дженифер Лопес? И главное, чтобы жизнь приносила тебе исключительно счастье. На что мой знакомец отвечает: «Все бы отдал». А я вот ему не верю.

– Почему? – спросил Дмитрий Павлович.

Незнакомец залпом выпил остатки портвейна, поморщился. Закусил бутербродом.

– Да потому что нет в его глазах той искры, чтобы я мог поверить ему. Лежать на диванчике дежурного похожим на холодный оладий, с мутным взором и говорить: «Все бы отдал». Презренная картина! Это должно звучать не так. «Все бы отдал!!!». Три восклицательных знака. И в глазах – огонь. А еще лучше по-другому… – Собеседник лукаво улыбнулся, встретился взглядом с Дмитрием Павловичем. – Внешне вроде бы ничего и не происходит. Серые однообразные дни, скептический взгляд. Но в сердце – огонь. «Все бы отдал!». Так даже сильнее. Искреннее. – Гость постучал костяшками пальцев по стойке. – Милая, еще двести граммов вашего чудесного напитка! А вам? Простите, как вас зовут?

– Дмитрий Павлович.

– А вам, Дмитрий Павлович?

– Мне тоже.

– Милая, четыреста! И еще два бутерброда.

– А как вас зовут? – спросил Савинов.

– Ну а как бы вы назвали меня?

– Когда вы только вошли, я подумал, что заморский принц пожаловал.

– «Заморский» можно опустить, а на второе определение я согласен. Будет даже приятно.

– Вы серьезно?

– Вполне, Дмитрий Павлович. А вот и наш «Дом Периньон» поспевает…

«Неужели напьюсь? – думал Савинов, глядя, как Полина, открыв новую бутылку, разливает для них портвейн. – Да, напьюсь. Черт с ней, с этой статьей, заголовком. С этим растреклятым меценатом и его художником, главными героями статьи. Провались они все пропадом… – Он взглянул на собеседника. – Что ж, Принц так Принц».

Полина подала стаканы, поставила перед ними блюдце с бутербродами.

– Милая девица, – кивнул на нее новоиспеченный аристократ, экзотический посетитель кафе. – Очень милая… Она вам нравится, Дмитрий Павлович?

Савинов пожал плечами.

– И все-таки? – не отставал собеседник.

– Может быть.

– Конечно, простовата. Но как прекрасна в своих вытертых добела джинсах, майке и этом фартучке, видавшем виды, – Принц точно был на вернисаже, разве что объект, им обсуждаемый, все время передвигался. – Крепкая и в то же время изящная. Почему бы вам не пригласить ее к себе домой?

Дмитрий Павлович поднял брови:

– С какой это стати? Вы же не знаете, вдруг у меня дома жена?

Принц с сомнением покачал головой:

– Думаю, у вас дома никакой жены нет. Сейчас нет. Мне почему-то так кажется…

Савинов хотел было обидеться, но вместо того вздохнул:

– Вы правы, сейчас у меня дома никакой жены нет. Ее нет последних лет этак… несколько.

– Вот видите. На вашем месте я бы обязательно попытался поближе познакомиться с этой девицей.

Савинов поднял на разговорчивого Принца глаза:

– А почему бы вам это не сделать на вашем месте?

Его собеседник усмехнулся.

– Вот вы какой, Дмитрий Павлович. Что и говорить, в вас чувствуется порох. Отвечу вам прямо: три прекрасные дамы, которые работают на меня, воплощают в жизнь все мои эротические фантазии. А я фантазер! Ну а потом, я бы никогда не перешел вам дорогу! Ведь мы немного подружились, не так ли? Действуйте, Дмитрий Павлович, действуйте!

Но Савинов отхлебнул портвейна и отрицательно покачал головой:

– Даже если она мне симпатична, это ничего не значит. Кстати, я вам не сказал. Мне скоро исполнится сорок три года. Я нищий журналист, к тому же не люблю свою профессию. У меня уже никогда не будет такой машины, как у вас. И такого дорогого костюма. И я вряд ли когда-нибудь буду пить «Дом Периньон» так, точно это – самый привычный для меня напиток. Увы. Что вам еще сказать? Когда-то я нравился женщинам, да и сейчас они обращают на меня внимание. Только эта девочка совсем не обязана идти со мной. Я думаю, у нее есть молодые приятели на машинах, которые отвезут ее поначалу в клуб, а потом – к себе.

– Это, конечно, не исключено, – слушая его, кивал головой собеседник. – Но все-таки попробовать могли бы. Мне кажется, вы ей тоже симпатичны.

В Савинове опять вспыхнуло раздражение.

– Так что там с вашим приятелем? – уклоняясь от дальнейшего разговора на женскую тему, спросил он у Принца. – С этим вашим неудачником?

– С моим знакомцем?.. Я отказался ему помочь.

– Вы отказались ему помочь?

– Ну да. Повторяю, помогать хочется тем, в ком еще теплится жизнь. А покойникам – зачем? Нужно хотеть, желать все изменить. Страдать оттого, что все случилось так, а не иначе. Более того – знать, чего ты хочешь. – Он остановил взгляд на Дмитрии Павловиче. – Вот вам бы я помог…

– Мне?!

– Да, именно вам, Дмитрий Павлович.

– И каким же это образом?

– О, этих образов бесконечное количество. Кому что нужно.

Разговор неожиданно стал забавлять Савинова. Он просто развеселил его!

– И как же вы можете помочь мне?

– Что касается всей жизни или одного сегодняшнего дня? Ночи?

Савинов, которого уже готов был разобрать недобрый смех, только недоуменно покачал головой:

– Всей жизни? Да Бог с ней, со всей-то жизнью! Пусть будет сегодняшний день. Ночь… Слабо?

– Отчего же слабо? Очень даже возможно. Только все будет зависеть от вас.

– Как это?

– Видите ли, помочь человеку можно только в том случае, если он сам хочет помочь себе. Если он готов на поступок. Совершите этот поступок, и пройдете в дамки. На всю ли жизнь или хотя бы на один день. – Он как-то сладко улыбнулся. – На одну ночь.

– Что же я должен сделать?

– Подумайте, пораскиньте мозгами. А когда решите – делайте и совершайте. Успех я вам обещаю. – Принц взглянул на часы. – Ого! Без пяти десять… Наверное, я покину вас, Дмитрий Павлович. Мне пора: дела. – Принц сполз с табурета. – Вашу руку, уважаемый.

Они обменялись рукопожатием. Ладонь у Принца была горячая, кисть сильная и цепкая, точно всю жизнь он тренировал руки, лазая по скалам.

– После портвейна за руль – не боитесь? – почти с вызовом спросил Дмитрий Павлович.

– Я ничего не боюсь! – беззаботно откликнулся тот.

Сдаваясь, Савинов покачал головой. Что ж, красиво жить не запретишь.

– Может быть, еще увидимся, – сказал на прощание Принц. – И если вы оправдаете мои надежды и свои желания, то очень скоро!

«Его надежды и мои желания, – усмехнулся про себя Савинов. – Катись, любезный. Скатертью дорога!».

Еще через минуту машина Принца завелась, тронулась с места и исчезла. Дмитрий Павлович огляделся. Многие разглядывали его, недавнего собеседника этакого франта, все еще с любопытством. Он взял свой стакан и направился к дальнему столику. Уже оттуда Савинов смотрел на пустеющий зал, на Полину. А едва прикрыл глаза, тотчас стал тонуть в мутном потоке забытья.

Когда Савинов открыл глаза, то в первое мгновение подумал, что он один в этом кафе, что его просто-напросто тут забыли. Но тотчас услышал слабый гул нескольких голосов в противоположном углу. Там еще кто-то ерепенился, балагурил. Значит, он заснул? Наверное, этот скандалист и разбудил его.

Заснул, точно старик выпивоха!

«Как быстро улетучиваются дни, – неожиданно для самого себя подумал он, – пробегают недели, месяцы, годы. – Дмитрий Павлович устало обвел взглядом забегаловку, вздохнул и сразу почувствовал во рту кислый привкус вина. – Позади – бессмысленная жизнь, впереди – прозябание, жалкая старость, смерть. Впору взять и намылить веревку. Правда, сил для этого не хватит. Так и придется тащить лямку до бесславного конца. Или крест…».

Господи, точно за него говорил кто-то! Там, внутри. В самом сердце. И тут же он вспомнил о Принце. Это были его слова – незнакомца из большого черного автомобиля. Только был он на самом деле или все это ему приснилось?

Дмитрий Павлович допил вино. А когда поставил стакан, то увидел стоявшую рядом Полину.

– Мы закрываемся, – негромко сказала она.

Не говоря ни слова, он разглядывал ее лицо – сейчас как-то совсем иначе, чем раньше. Оно было очень милым, приветливым, с рассыпанными по носу и щекам конопушками.

– Мы закрываемся, – вздохнув, повторила она.

– Я слышу, – кивнул он. – Сейчас… – И когда девушка хотела уйти, негромко окликнул ее. – Полина…

Она обернулась.

– Посиди со мной. Пожалуйста.

Полина, удивленная этим предложением, решала, как ей быть. А потом устало улыбнулась, села рядом на стул, положила перед собой руки. Все верно: девушка была прекрасна в своих вытертых добела джинсах, майке и тесном фартучке. Крепкая, изящная. Девушка была похожа на поспевший, налитой, сладкий плод, с которого только стоило снять тонкую кожицу, эту невзрачную одежонку, и впиться в него зубами. Съесть, захлебываясь соком. Нужно только дотянуться до него. Мягкий рот, уставшие зеленые глаза, растрепавшаяся челка. От Полины пахло недорогими духами, но аромат ее самой, с легким привкусом пота, – молодое вино, не иначе, – был сильнее. И тогда Дмитрий Павлович почувствовал такое острое желание, какое не приходило к нему уже много лет. Он едва удержался, чтобы не протянуть к этой женщине руку, не привлечь к себе, не схватить губами ее приоткрытый, еще юный рот.

Он попытался скрыть волнение, несмело улыбнулся. И следом, опять неожиданно для себя, накрыл рукой пальцы девушки. Она не убрала руку, но смотрела на него так, точно ждала объяснений этому поступку. И в то же время, он мог бы в этом поклясться, все понимала – каждый удар его бешено колотившегося сердца.

– Приходи сегодня ко мне, – сказал он. – Я живу здесь рядом, через дом.

Она опустила глаза. Он больше не мог выговорить ни слова. Сердце ушло в пятки. Так же устало, как и минуту назад, улыбнувшись, Полина посмотрела на него:

– Через полчаса я буду свободна… Хорошо?