Глава 1
Знамение

3-й год Кёроку 18 день месяца Кисараги (февраль 1530 г). Провинция Этиго.

Тамэкагэ открыл глаза. Перед ним маячил до боли знакомый человек. Наголо выбритое лицо с узкими, маленькими и хитрющими глазами. Голову его венчала шапочка эбоши, которая обычно одевалась под шлем. Сам он был облачён в чёрные шнурованные доспехи, а поверх, на не особо широкие плечи, накинута безрукавая куртка-дзинбаори, с родовым гербом на спине.

– Усами!?– недоумённо выкрикнул Тамэкагэ. Он потёр глаза, поднимаясь со своего ложа. – Я задремал.

– Не то слово господин! – озабочено ответил Усами, пристально разглядывая своего сюзерена. -Вы никогда так долго не спали! Особенно во время похода, ведь прошло целых три часа⁴.

Полководец поднялся во весь рост. Оказалось, что он выше своего вассала на целую голову, гораздо шире в плечах и, в отличие от Усами, обладал узенькими усиками, плавно опускавшимися вниз и переходящими в бороду, обрамлявшую лицо от виска до виска. Так же одет в доспехи, в которых и спал, чёрного цвета с белой шнуровкой, довольно старомодные, но полководец не гнушался этим и не распалялся на всякие роскошества. Волосы его были расплетены и гладко ниспадали до плеч. Тамэкагэ не брил лоб как это принято по обычаю самураев, но, как и многие его вассалы предпочитал зачесывать волосы назад, стягивая в хвост на темени. Отчасти они это делали из-за холодной зимы и сильных ветров, как-никак лысая голова быстрее замерзала, а отчасти из-за отдаления от Киото – рассадника роскоши, ярких одежд, косметики, сложения стихов и пышных пирушек. Да и не гнался Тамэкагэ за модой. Ему были чужды всякого рода развлечения, ведь большую часть жизни его занимала война, а прожил он на этой беспокойной земле уже сорок один год.

Он снял с вешалки для доспехов шапочку, токую-же как у Усами и повязал на голову. С подставки для мечей, стоявшей у изголовья постели, поднял сначала танто – кинжал, в полторы ладони длинной и заткнул за пояс, затем тачи – сильно изогнутый меч, заостренный с одной стороны, и подвесил к поясу изгибом вниз. Дальше Тамэкагэ направился к выходу из своего шатра. Усами пошёл за ним.

Выйдя на свежий воздух, полководец глубоко вдохнул холодный, зимний ветер. Погода давала о себе знать уже не первый день. Снежная буря заволокла небо так, что звёзд не было видно. В этом месяце всегда было так, по крайней мере, в этой части страны.

Этиго – провинция, которой управлял Тамэкагэ, находилась на северо-востоке острова Хонсю. В основном здесь повсюду преобладали горы и холмы, равнин почти не было, но земля, тем не менее, была плодородной. Западную границу полностью омывало море Нихонкай, от чего прибрежные селения зачастую терпели бедствия от цунами. Но люди свыклись с этой кармой и получали из морских глубин все доступные дары. На юго-западе, за горами Этиго, лежали провинции Эттю, которая уже несколько лет является полем битвы соседних князей – даймё и религиозной секты икко-икки, на юге Синано – обширная и богатая земля. На востоке Кодзукэ и Ивасиро, на севере Дэва. Вся провинция Этиго была огорожена со всех сторон горами, которые являлись отличным щитом от набегов соседей. Особенно зимой, когда горы покрывал толстый слой снега высотой в два-три сяку⁵. Тамэкагэ любил свою землю и в дальнейшем мечтал о её расширении.

Полководец сел на складной стул, стоявший у шатра. Над его головой заколыхался широкополый зонт, защищающий от снега. Вокруг беспокойно трепались ширмы – маку, огораживающие ставку полководца, за ними виднелись знамёна клана Нагао с гербом, – три начала в девяти светилах⁶.

Усами спешно подошёл к Тамэкагэ и склонился перед ним в поклоне, на одно колено, как и подобало воину.

–Господин Нагао! Я принёс вам известие, – начал было он, но полководец резко его перебил.

– Мне приснился странный сон Садамицу.

Усами Садамицу выпрямил спину, оставаясь сидеть на коленях и всем своим видом показал, что внимательно слушает князя. Тамэкагэ продолжил, завороженно всматриваясь в заволоченное бурей небо.

– Там не было замка Касугаямы, осталась лишь гора, а на ней… ничего.

– Как такое возможно мой господин!? – удивлённо воскликнул Усами.

– Я пытался подняться на неё, но мне постоянно мешали какие-то неведомые силы. – Нагао говорил, не обращая внимание на удивление своего вассала. – Наконец я поднялся. На вершине стояли огромные врата… – он немного прервался будто вспоминая сон. – Никогда раньше такие не видел.

– И что-же это были за врата мой господин? – Садамицу с интересом взирал на своего сюзерена, ожидая что тот расскажет что-нибудь интересное.

Неожиданно уши обоих заволок гул сильного ветра, и лицо залепил снег. Подбежали двое самураев, что раньше стояли у шатра и загородили своего повелителя от капризов погоды. Нагао наконец перевёл взгляд на Усами, даже не удостоив взглядом двух телохранителей, будто и не заметил их стараний.

– За вратами была пустота, – заговорил Тамэкагэ. – и тем не менее, из них вышел воин. Он превосходил наших воинов в два раза, и в росте, и в оружии. А за ним… – дальше князь Нагао подробно обрисовал на словах метаморфозы тигрёнка в дракона и то, как зверь называл его по имени.

Усами опустил голову, задумчиво сузил и без того узкие глаза и погладил рукой подбородок. Тамэкагэ пристально смотрел на него, ожидая, что его советник как-нибудь растолкует его страшный сон. Усами слыл умным человеком, сведущим в астрономии и военной стратегии, он был с одного года рождения с Нагао и прошёл с ним практически все сражения. Он частенько составлял гороскопы для вассалов князя и их жён, предсказывал некоторые события по звёздам и толковал сны.

– По поводу голосов, -начал Садамицу, поднимая взгляд на князя. – что изрыгало из своих уст животное, могу сказать лишь одно, – это был мой голос господин!

– Что это значит? – Тамэкагэ удивлённо вскинул брови.

– Это значит, что вы слышали мой голос сквозь сон, когда я вас будил. Дело в том, когда человек просыпается, он начинает сознанием понемногу возвращаться к реальности, в которой находится его земное тело. И так получается, что он иногда слышит и чувствует происходящие вокруг него вещи.

– Вот как? – Тамэкагэ выпрямился на стуле. – А может всё наоборот? Может то была реальность, а мы с тобой сейчас во сне?

– Тогда, мой господин, – Усами позволил себе улыбнуться краешком рта. – мы с вами большую часть жизни провели во сне.

– Хм. – коротко хмыкнул князь Нагао. – Ну а как ты мне объяснишь всё остальное? Все те странности? Врата, гора, воин и тигр-дракон!

–Возможно господин мой, – не задумываясь над ответом, начал Садамицу. – вы видели вещий сон. И он скорее связан с посланием, которое прибыло с гонцом из Касугаямы.

– Послание? – выкрикнул Тамэкагэ. – Что-ж ты раньше молчал?

– Я не хотел перебивать вас господин. – Усами низко поклонился и добавил. – Это дурной тон.

– Мы не во дворце Императора, чтобы распаляться на всякие там церемонии! – небрежно отмахнулся Тамэкагэ, немного успокоившись. Его советник всегда вёл себя столь официально, не взирая даже на давнишнюю дружбу с князем. – Выкладывай Усами, что за послание?

Тот снова поклонился и начал:

– Совсем недавно в лагерь прибыл гонец и сообщил, что сегодня, в час тигра⁷, госпожа Тора Годзэн – ваша наложница, благополучно разрешилась от бремени и родила вам сына. Я думаю, что ваш сон связан с этим событием.

– Это как? – не понял полководец.

– А так. – Усами устроился поудобней и продолжил. – Тигрёнок – это несомненно новорожденный, так как он родился в год тигра, в день тигра и в час тигра. А воин… то возможно это был сам Бисямон-тэн, покровитель вашего рода. Ну а врата – те самые Небесные Врата Севера, что он сторожит. – советник, приподнял указательный палец левой руки к небу, пророчески произнёс. – Это несомненно добрый знак господин, ваш сын принесёт мир в эти земли!

Тамэкагэ призадумался.

"Мир значит?" – задал он себе вопрос. – "Но этот ребёнок всего лишь четвёртый сын в семье и шестой из детей, то бишь самый младший. Как он может встать во главе клана?" Князь внезапно стукнул себя по колену:

– Я еду в Касугаяму! – он быстро встал и отдал приказ воинам, стоявшим по обе стороны от него. – Позовите мне моего сына Кагэфусу, Иробэ и Аюкаву! Усами, ты едешь со мной! Я сам хочу посмотреть на этого "тигрёнка Этиго"! Садамицу лишь поклонился в знак повиновения.

* * *

Тамэкагэ не стал брать с собой много слуг и обошёлся лишь Усами Садамицу с тридцатью самураями. Они тут же отправились из лагеря, как только князь раздал приказы своим подчинённым. Вместо себя, командовать армией, он оставил своего старшего двадцатипятилетнего сына Кагэфусу и на всякий случай приставил к нему двух своих полководцев, Аюкаву Киёнагу и Иробэ Кацунагу.

Кагэфуса несомненно обладал талантами полководца, но иногда за ним наблюдалась крайняя неосмотрительность, граничащая со вспышками гнева, что конечно же мешало здраво рассуждать в непредвиденных ситуациях, а это главное для полководца. Скорее всего, как считал Тамэкагэ, – эти черты передались ему от деда, а тот был неистовым воином.

Отряд спустился с холма, где стоял лагерь и двинулся на север, в сторону моря Нихонкай. Дорога для них была вычищена крестьянами из близ лежащей деревни, так что путь не покажется долгим, не смотря на не утихающую бурю. На пути воинов встретились крестьяне, которые, завидев несущихся путников, тут же упали ниц на обочине, упёршись взглядами в белую, словно лист бумаги дорогу, не смея взглянуть на высокопоставленных особ. Рядом с собой люди поставили корзины, которые несли по-видимому в лагерь к князю, чтобы продать воинам какие-нибудь припасы или аксессуары одежды, сделанные местными рукодельницами. Ни то чтобы воины Тамэкагэ нуждались в помощи крестьян, да ещё и в родной провинции, а просто недавние волнения в Кинки⁸, связанные с восстаниями религиозных сект икко-икки, перенеслись на соседние провинции Кага и Эттю. Эти фанатики икки собирали под своё крыло всякий сброд; крестьян, ронинов, обнищавших самураев, разбойников, торгашей, перечислять можно до бесконечности. И вот некоторые крестьяне, которым видите-ли надоело горбатиться на разжиревших даймё, решили попытать счастье в злополучной секте. Некоторые просто бежали из деревень, другие пытались поднять бунт, были даже такие, кто убивал самурая или ашигару и давали дёру через границу, прихватив с собой амуницию убиенного. Многих ловили. За убийство следовала казнь, за бунт отрезали язык, уши и выкалывали глаза. За простой побег наказания небыли столь суровы, но обрекали деревню беглеца на определённые повинности, например, удваивали налог. Тамэкагэ не был тираном, просто в сложившейся ситуации, когда страну раздирала война между кланами провинциальных князей, другого выхода он не видел.

Бывали и такие случаи, когда вражда возникала и внутри клана, между родными людьми. Нагао и сам являлся участником такого раздора. Изначально он был кокудзин -самураем, вассалом даймё, имеющим владение на его земле. Таким даймё был Уэсуги Фусаёши сюго ⁹ провинции Этиго. Тамэкагэ во всём помогал ему; в управлении землёй, людьми и конечно в военных делах. Фусаёши являлся лидером одной из ветвей клана Уэсуги – Яманоучи, и воевал как против чужих, так и против своих. Фусаёши не было равных в войне, пока за его спиной стоял Нагао. Но в один прекрасный день Тамэкагэ разочаровался в своём господине.