– Ник, – Лизка ткнула меня карандашом в спину, – а ты слышала, что у нас тут девушки пропадают?
В кабинете биологии было темно – свет из окон заслоняли ветки и листья растений. Преподавательница – невзрачная тихая женщина средних лет в бежевом свитере и толстых очках – особенно любила монстеры и пальмы. На подоконниках, как в густом тропическом лесу, возвышались настоящие заросли. А ещё здесь вилось много кошек самых разных цветов, которые свободно гуляли по аудитории, скакали по стульям и партам, тёрлись о студентов. Рыжие, серые, черепаховые, камышово-полосатые, чёрные с белыми лапками и, конечно, чисто чёрные.
Одна кошка выглядела упитаннее других и ходила медленно – кажется, была беременной. Когда она запрыгнула, не без труда, на преподавательский стол и легла прямо на журнал, Анна Александровна, скромно улыбнувшись, не стала её прогонять, чтобы провести перекличку. Только упомянула зачем-то, ласково поглаживая пушистую, что скоро студентов второго курса, получивших летом на экзамене тройки, ждёт пересдача. Оказывается, за двойку в ЛИМБе моментально отчисляют, а вот тройки разрешают пересдать в случае, если их за всё время обучения наберётся не больше пяти. Дальше я не дослушала.
– В каком смысле «пропадают»? – я повернулась к Лизке. – Откуда? И куда?!
– Из общежития. А вот куда – этого тебе никто не скажет. Ни одну так и не нашли…
Перебитая нашей болтовнёй, биологичка вздохнула. Помолчала немного, пытаясь поймать упущенную мысль, потом подтянула сзади хвостик блёклых русых волос – за них я про себя прозвала её «Серой Мышкой» – и продолжила говорить дальше. Что-то про то, что для студентов группы «У» её предмет один из профильных, и на экзамене им, в отличие от остальных, придётся сдавать не теорию, а сложное практическое задание. Нас с Лизкой это не касалось, поэтому мы, на полминуты притихнув, снова взялись за своё.
– Тут от института два шага пройти, сама же знаешь! – шептала рыжая. – А они в один прекрасный вечер выходят с дополнительных, приложив на турникетах свой пропуск, и всё.
– Давно это началось?
– С марта. Весной и летом пропадали раз в месяц. В новолуние. На двадцать девятые сутки! Понимаешь, что это значит?
– Нет, – поёжившись, честно ответила я.
– Это же сатанинский день! – сделав большие глаза, выпалила Лизка. – Скорее всего, их приносят в жертву! Ходят слухи, что это кто-то из «своих», потому что при нашей степени энергетической защиты никто со стороны к нам внутрь просто не проник бы! И уж тем более не узнал бы про пропавших студенток личную инфу, о которой известно только ректору и преподам…
– Чародеева, да прекрати отвлекать! – громким шёпотом перебил Яшка. – Я нифига не слышу, что Анна Александровна говорит. На перемене потреплетесь.
– В общем, Ника, ты там поаккуратнее, ладно?
– Так ведь я же… типа бессмертная? И, кажется, со сверхспособностями?..
– Ха! Они знают, с кем связываются. Повяжут на горло верблюжью нитку – и плакали твои способности.
– В смысле?!
– А ещё, говорят, можно печать нарисовать…
Яшка снова цыкнул и смерил нас обеих уничижительным взглядом. Жёлтые глаза злобно блеснули в полумраке аудитории. Чтобы его не бесить, я наконец отвернулась, раскрыла свою книгу на первом параграфе и тут же вздрогнула.
Почти на всю страницу учебника был изображён рыжий, надменно глядящий на зрителя из-под прикрытых век, двугорбый верблюд.
В общем, биология оказалась не совсем биологией, а верблюд – не совсем верблюдом. У магов пушистый корабль пустыни считается древним архетипом и важнейшим оккультным символом. Энергетика, образующаяся между двух горбов этого животного, как между двух полюсов магнита, «заземляет» и запирает человека в ограниченном двойственном мире, в который люди попали после грехопадения, вкусив плод с Древа познания Добра и Зла. Амулет из верблюжьей шерсти разрушает любое колдовство и делает его невозможным: в приземлённой физической реальности ни магии, ни регенерации, ни тем более бессмертия попросту не существует.
Врождённые способности фениксов и уроборосов может ещё ослабить дым смолы можжевельника или высушенный и стёртый в пыль корень мандрагоры, разведённый соком ягод «ночной красавки», она же белладонна. Правда сейчас эти ингредиенты найти крайне сложно, а ещё сложнее найти химика, который согласится с ними работать.
Кстати, о химии – она у нас тоже оказалась не совсем химией. Нам рассказывали что-то про виды первоэлементов – земли, воды, огня, воздуха и эфира. Про серу и ртуть, олицетворяющие мужское и женское начала. Про «священное соитие» – соединение солнца и луны, добра и зла, левого и правого полушарий, феникса и дракона – для порождения Великого Единства, то есть, состояния, находясь в котором, человек способен на всё.
Преподавательница была стройной дамой лет сорока с ярко-алой копной распущённых по плечам волос. Когда она садилась за стол, то издалека казалось, будто на кафедре взорвались химические реактивы и начался пожар. Возможно, у неё не только внешность взрывная, но ещё и характер – подумала я с опаской. И, на этот раз, честно старалась слушать лекцию, хотя информация всё равно воспринималась с большим трудом.
Трансмутация? Тинктура?? Алхимический андрогин??? По химии у меня в школе была твёрдая пятёрка, но тут в первые же минуты стало ясно – о школьных знаниях можно сразу забыть. Кажется, преподавательница так и сказала, но я сперва ей не поверила – по-моему, все они так говорят. А теперь понимаю, что она вовсе не шутила.
Программа курса делилась на две части: первый семестр отводился студентам на внутреннюю алхимию – изменения в мыслях, чувствах, восприятии вещей, образе жизни, а второй предполагал работу с твёрдой материей – то есть, внешнюю алхимию.
– Значит, мы сможем превращать булыжники в золото? – не выдержал Яшка.
– Теоретически да, Сыроежкин. Сможете.
– А практически?
– А практически я советую вам начать с малого, поскольку золото – самый опасный элемент всей таблицы Менделеева. Не ртуть, не мышьяк, не свинец – нет. Именно золото. Оно порождает внутри котла неокрепшего неофита алчность и жадность, а эти два порока, как известно – смерть для души. Подобно вечно голодному огню, они уничтожат все ваши достижения первого семестра, и вам придётся начинать преобразование сначала. Так понятно?
– Понятно, – вздохнул тот. – Разбогатеть не получится.
– Получится, Сыроежкин. Но истинное богатство не имеет ничего общего с золотом.
Яшка, который на перемене рассказывал, что они с матерью живут очень бедно и он с четырнадцати лет перебивается на разных подработках, таким ответом Агаты Анатольевны не впечатлился. Он продолжил с грустью рассматривать свою рваную испачканную рубашку – наверное, прикидывал в уме, сколько ещё часов ему придётся отработать курьером или выгульщиком собак, чтобы купить себе новую.
Я не успела сходить в столовую после второй пары и думала перекусить на следующей перемене, но на правоведении аппетит нам отбили, продемонстрировав толстенный кодекс, который за полгода мы должны будем проштудировать и вызубрить наизусть.
Хотя, если верить лекторше, мы в этом плане счастливчики, и древние своды правил были ещё объёмнее и запутаннее. Преподавательница с гордостью похвалилась перед нами своей коллекцией законодательных актов и комментариев к ним – столь внушительной, что, войдя в аудиторию, я сначала подумала, что перепутала кабинеты и попала в библиотеку.
Стены помещения были уставлены книгами до самого потолка. Многие из них выглядели, как настоящие раритеты: старинные, потрескавшиеся от времени переплёты с витиеватыми подписями на древних, а то и вовсе магических языках.
– Это не просто правила, – назидательно вещала со своей кафедры худенькая старушка с седым пучком на макушке. – Это история того, как фениксы, уроборосы и люди учились мирно сосуществовать, жить и взаимодействовать сообща, не мешая друг другу…
В древние времена люди во всём слушались бессмертных, всецело полагаясь на их волю как на глас небес, но в наши дни ситуация поменялась. «Мирное сосуществование» предполагало, что именно фениксы и уроборосы подчиняются законам, написанным для них людьми. Да что там! Даже преподавать в ЛИМБе разрешено только людям – вечных существ до учебного процесса ни в коем случае не допускают. Интересно, чем тогда такие как мы могут быть полезны спецслужбам?..
– Клавдия Семёновна, – я подняла руку. – У меня вопрос. Скажите, нас здесь будут учить убивать людей?
– Антипова, а ты сразу с места в карьер, – цыкнула бабушка. – Ладно я – меня уголовный кодекс закалил – но остальным преподавателям лучше такой вопрос в лоб не задавать.
– И всё же?..
– Вас будут учить не убивать, Антипова. Более того, первая заповедь у нас гласит что?.. – она поправила очки в толстой оправе и сама же себе ответила. – Правильно, «Не убий». Поэтому зарубите себе на носу: тот из вас, кто хоть раз, умышленно или случайно, погубит смертного человека, незамедлительно отправится из ЛИМБа прямиком в АД.
– В ад?
– Не в ад, а в АД, – сделав страшные глаза, Клавдия Семёновна выделила особой интонацией эти буквы. – В Антикриминальный Департамент ФСБ. Проще говоря, за решётку.
– И какой срок дают таким, как мы, за убийство?
– Статья 1286 пункт 33, моя девочка.
Тишина в аудитории сменилась шумом быстро перелистывающихся страниц.
– Пожизненный! – выдохнул кто-то с заднего ряда.
– Молодец, Ведьмин. Заслужил сегодня плюсик в журнал.
– А пять плюсиков – это пятёрка?..
– Подождите, – перебила я одногруппника. Плюсики Ведьмина меня совершенно не волновали. – Как пожизненный?! Мы ведь бессмертны!
– В том-то и дело, Антипова. В том-то и дело. Поэтому приучайте себя к самоконтролю смолоду, изучайте Его Величество Закон и будьте аккуратны.
Запах моего любимого борща, который доносился до носа с нижнего этажа, положению не помог. На очередной перемене в столовую я снова не пошла. Правда, Яшка поделился со мной бутербродом – с капустой, укропом и соевым сыром. Он, как выяснилось, веган – с детства не ест мясо и молоко.
Чтобы не обидеть нового друга, я захрустела пресным сэндвичем. Напряжение внутри нарастало пропорционально увеличивающемуся непониманию всего происходящего. Это, наверное, не шутка и даже не страшный сон – хотя с каждой новой парой всё сильнее хочется проснуться.
Аудитория преподавателя географии напоминала помпезный музейный зал, в котором проходила выставка фантастических тварей по мотивам картин не то Босха, не то Дали. Отовсюду с полотен и скульптур на нас смотрели монстры, бесы, драконы и змеи, люди с головами зверей, звери с головами людей, создания многорукие и многоногие, многоглазые и многоголовые, вооруженные до зубов, танцующие, сражающиеся, поедающие друг друга или совокупляющиеся. Многие из них были изображены настолько правдоподобно, что, казалось, вот-вот оживут – спрыгнут со своих пьедесталов или сойдут с холстов.
Яшка шепнул, что хобби географа – разыскивать по всему миру художников и скульпторов, которым «посчастливилось» воочию столкнуться с необычными существами и запечатлеть их в своём творчестве. За такую порцию вдохновения большинство мастеров заплатило дорогую цену – многие теряли рассудок, а единицы и вовсе накладывали на себя руки. И, кажется, я отчасти могла их понять.
После того, как мы всю пару рисовали контурную карту нижнего астрального мира, сникли все – даже неутомимый Яшка. Вздыхая над атласом, парень скрипел грифелем карандаша, с дотошной точностью копируя иерархию сущностей: бесы, черти, суккубы, подселенцы, паразиты, неупокоенные, лярвы… Их в нижнем астрале, как назло, оказалось превеликое множество – будто полезных ископаемых на карте России, и к концу пары они высосали из нас все силы.
Препод – высокий худой дядечка с большим носом – в самом начале занятия извинился и сказал, что ему срочно надо отойти по одному важному делу. Дал задание, а потом сел за учительский стол, сложил руки в замок, закрыл глаза, глубоко вздохнул – и больше ни на что не реагировал. Наверное, действительно отошёл очень далеко – в другой город или страну, а то и вовсе на другую планету – и оттуда нас не слышал. Не вернулся он даже тогда, когда приглушённой колокольной трелью прозвенел звонок, и студенты с облегчением повскакивали из-за парт.
– Так, вместо биологии у нас биоэнергетика… – откинув карандаш, рассуждала я вслух. – Вместо химии – алхимия, а вместо географии – астральные путешествия. И даже понятно, для чего нам правоведение – для усмирения мятежного бессмертного духа. Но история искусств-то зачем?!
– Да ещё и пятой парой, – недовольно буркнул Яшка, разминая спину. – Издевательство какое-то над студентами! А что если нам…
– Пойдём хотя бы посмотрим, как кабинет выглядит, – Лизка по-быстрому помогла мне покидать вещи в сумку и потянула прочь по коридору, подальше от Сыроежкина.
Правда, как она ни старалась от него отделаться, когда мы поднялись на третий этаж в нужную аудиторию, парень каким-то образом уже оказался там. Жёлтые глаза с узкими зрачками сверкнули ярче обычного:
– А что если нам забить! – радостно выпалил Яшка, встречая нас на пороге.
Ну точно, змей-искуситель!
– Предложение, конечно, заманчивое, – аккуратно ответила я, опустив сумку на ближайшую парту. – Но начинать первое сентября вот так, с прогула…
– Знаешь, а в чём-то Сыр прав, – неожиданно согласилась Лизка. – В прошлом году у нас вообще такого предмета не было. Явно это какая-то лажа, чтобы заполнить норму часов. Да и вводное занятие всегда скучное, ничего интересного не пропустим.
– Лиз, ты что, в третий раз хочешь остаться на первом курсе? – пожурила её я.
– Нет, вы как знаете, – в сердцах воскликнул Яшка, махнув рукой, – а лично я вымотался до смерти! Пойду в общагу отсыпаться!..
Я открыла рот, чтобы напомнить ему, что бессмертный при всём желании не сможет вымотаться «до смерти», но тут из коридора раздалось мрачное:
– На том свете отоспишься.
Вот те раз! Неужели препод никому-не-нужной истории искусств пришёл раньше времени?! Да ещё и застал прогульщиков с поличным! Какое неловкое вышло знакомство…
– В класс, – прохладный, я бы даже сказала безразличный, голос, но властный настолько, что не подчиниться ему невозможно. – Живо.
Все притихли. Пухленькая девочка сзади даже перестала хрустеть чипсами и спрятала подальше шуршащий пакет. Горе-прогульщики кубарем влетели в аудиторию, будто их вдуло шквалистым ветром.
Я узнала его – ещё раньше, чем он вошёл. В просторный зал ворвался запах жухлых листьев, приближающейся грозы и сладковато-кислой, свежей крови. Всё вокруг поплыло жаркими волнами, как вчера ночью, и я опять едва не потеряла сознание.
Больше всего на свете я боялась, что мои кошмары начнут сбываться.
О проекте
О подписке