Глава 10. Перед лицом стихии

Проснулся я от того, что кто-то бесстыдно стягивал с меня штаны. Так и знал, что из ночного рандеву с суккубом ничего хорошего не получится!

– Эй, ты что?! – вскочив на кровати, сонно возмутился я.

– Скорее, – проговорила Кира отсутствующим, трансовым голосом. – Эликсир теряет силу с каждой секундой.

Справившись, наконец, с застёжкой на моих джинсах, она оголила мне колени и тонкой струйкой стала лить на них воду из бутылки. Вода и впрямь сейчас была необычная – она переливалась в лунном свете голубоватыми отблесками, которые, подпрыгивая, постепенно таяли в воздухе как искры бенгальских огней. От соприкосновения с телом жидкость, шипя, испарялась, оставляя на коже ощущения как от ожога. Повсюду плыл белый ароматный дым.

Когда эликсир закончился, Кира открыла глаза и, нахмурившись, внимательно вгляделась в моё лицо:

– Тебе лучше?

– Похоже, что да, – с удивлением подметил я. – Сейчас у меня вообще ничего не болит. Ни чуточки.

– Слава Триединой Богине! – воскликнула она, в почтении склонив голову. А потом вдруг как-то очень резко побледнела, осунулась и упала в обморок прямо рядом с моей постелью.

Включив свет, я кинулся к ней. Не смущаясь, стянул с неё свободно висящую футболку. Надо сказать, что на этот раз ни один мускул у меня не дрогнул, потому что сейчас я действовал скорее как медик, осматривая её тело на предмет повреждений – а не как мужчина.

Увы, всё-таки это был не просто страшный сон. Мне вовсе не показалось, и недвусмысленный запах озона тоже не на пустом месте причудился. Слева в груди Киры, под ключицей – прямо в центре татуировки с трилистником, горело ярко-алое огнестрельное ранение. Кровь, быстро стекая по руке, расходилось пятном на полу.

– Кира, не волнуйся, я отнесу тебя к медикам! Слышишь? Они тебя прооперируют и вытащат пулю!

– Не успеют, – прошептала она одними губами, так и не приходя в сознание до конца.

А ведь и правда. Внутри у меня всё похолодело. Сейчас тёмная ночь. Три с половиной часа. Пока я добужусь до дежурного врача, пока они подготовят операционную – время уже будет упущено. Рана серьёзная, кровопотеря быстрая, пуля из серебра – не факт, что успеют спасти.

– Я могу сама… – чуть слышный хрип.

– Олег! – тут же крикнул я так громко как мог. Когда заспанный секретарь вбежал в мой кабинет, я приподнял Киру с пола и слегка потряс за плечо. – Говори скорее, что принести? Что тебе нужно?

– Мой нож, – слетело с безжизненно-серых губ. – И ещё одну бутылку воды.

– И кровь! – добавил я, резко повернувшись к Олегу. – Много крови, литров двадцать! Быстрее!

К счастью, переспрашивать и задавать лишних вопросов мой помощник не стал. Убежал в хранилище к холодильным камерам и уже через пару минут снова появился на пороге с бутылкой минералки, ритуальным атамом, большой плотной сумкой, заполненной донорскими пакетами… и – о чудо – с капельницей!

Поблагодарив Олега за проницательность, я перенёс Киру на кровать. Вложил ей в правую руку защитный нож, а левую наспех перетянул выше локтя своим кожаным ремнём.

Вставил в вену иглу капельницы и отрегулировал систему. Красная жидкость в пакете забулькала и бодро потекла вниз по трубке.

– Пить ты сейчас не сможешь, – шепнул я, склонившись к её уху. – Но кровь у тебя будет. Столько, сколько понадобится. Не бойся.

Она по-прежнему была без сознания, только её голова едва заметно кивнула и губы чуть разомкнулись.

– Новая бутылка с водой стоит на твоём коврике. Нож у тебя в руке. Если этот смельчак опять заявится, то наваляй ему хорошенько. Я разрешаю.

Пальцы Киры крепче сжали украшенную резьбой и самоцветами рукоятку.

Проведя ладонью по её лицу, я убрал со лба волосы. Измерил на ощупь температуру. Сначала кожа была холодной, как у мертвеца, но после того, как я сменил в капельнице пятый или шестой пакет, викканка постепенно стала теплеть. Вода, стоящая рядом на столе, тоже менялась на глазах. Со дна бутылки, зажигаясь, ползли вверх светящиеся голубые нити. Теперь уже точно было понятно, что это не лунный свет, подсвечивающий пузырьки газа. В комнате явственно запахло мятой, шалфеем и какой-то восточной пряностью. Я снова прибалдел от ароматов, успокоился и даже немного расслабился.

Вдруг раздался прерывистый хрип – это Кира, резко втянув в себя воздух, открыла глаза. Я схватил бутылку с эликсиром, кинулся к кровати и, не задумываясь долго, одним махом вылил шипящую жидкость на окровавленную ключицу.

– Ай, горячо! – её тело изогнулось, она инстинктивно зажала за свою рану – так, что аж ногти наполовину вошли в разорванную плоть. А в следующий момент, когда белый дым рассеялся и викканка убрала руку ниже, чтобы прикрыть обнажённую грудь, в пальцах у неё сверкнула та самая серебряная пуля. Стыдливо опустив голову, она отвела взгляд. Подумать только, оказывается, суккубиха тоже может быть стеснительной – про себя хмыкнул я.

Кровотечение тут же остановилось, и рана заросла без следа – будто бы её и не было. Забрав у Киры пулю, я поспешно откинул её в сторону. Судя по звуку, попал в картину, висящую на стене, но даже не обернулся. Скользя глазами по смущённому лицу, я пытался встретиться с ней взглядом. И вот, наконец, мне это удалось. Она на меня посмотрела, давая себя как следует изучить – и так и застыла в растерянности. Всё ещё немного бледная, что ожидаемо, но щёки алеют прямо как два наливных яблока. Это хорошо. Значит, скоро поправится.

Тем временем секретарь ещё раз оглядел всю развернувшуюся перед ним сцену целиком и озадаченно вздохнул. Его замешательство можно понять. Мы с Кирой сейчас смотрелись практически как инь и ян. Я раздет снизу по пояс – в одних трусах, а она, наоборот, сидит рядом топлесс. Да ещё и оба пялимся друг на друга как зачарованные.

Однако – надо снова отдать ему должное – он и здесь не стал интересоваться, что между нами происходило. Просто проговорил сконфуженно:

– Так, ну раз всё в порядке, то пойду-ка я… эмм… покурю.

– Олег, но вы же не курите, – напомнил ему я.

Парень глуповато улыбнулся, пожал плечами и всё-таки поспешно улизнул из моей спальни.

Хлопок двери заставил нас вздрогнуть и сбросить оцепенение. В растерянности протянув Кире её футболку, я отвернулся для приличия. Хотел сменить пустой пакет в капельнице, но викканка остановила меня, положив свою ладонь на мою руку. Снова заглянула мне в лицо, пытаясь что-то прочитать по мимике.

– Не переживай, – вдруг сказала глухо. – Он приходил за мной. Тебя он не тронет. Отдыхай спокойно, Каспер. Спасибо за кровь. Да пошлёт тебе Селена светлых снов.

Отсоединив от вены иголку, она бросила на пол трубку капельницы, надела футболку и ушла, оставив после себя шлейф аромата диких трав. А я так и остался в растерянности сидеть на кровати, глядя в окно на серебристо-белую молодую луну.

Кстати, да. В реальности там всё точно такое же. Даже ещё лучше.

* * *

– Привет! Я тебя тут раньше не видел. Как зовут?

Интересно, с кем он разговаривает? Я огляделся по сторонам, будто бы ища глазами того, другого. Несколько секунд мне понадобилось, чтобы понять, что тот, другой – это я сам.

Рыжий пухлый мальчишка, чуть ниже меня, с россыпью веснушек на носу и щеках, улыбнулся мне яркой солнечной улыбкой.

Тёплое, почти летнее утро. Похоже, конец мая. Бабушка, к которой меня отвезли на каникулы в деревню «подышать свежим воздухом» что-то делает в огороде, а я сижу на скамейке у дома, раскладывая перед собой в несколько кучек опавшие белые лепестки вишни. Это только на первый взгляд кажется, что все они одинаковые, а если присмотреться, то разница очевидна. Вот эти круглые, эти продолговатые, эти овальные, у этих сверху ложбинка, а эти вроде бы тоже круглые, но на самом деле верхний кончик у них плоский – их в отдельную группу…

– Эй! – рыжий парень сильнее приподнял доску забора, отгораживающего наш участок от его – соседского, и почти целиком пролез к нам. Только большой живот мешал, не пуская дальше пояса. – Тебя гулять по деревне отпускают?

– Стёпа, – сказал я так тихо, что едва сам себя услышал.

Некоторое время мальчишка молча смотрел на странного соседа-тугодума – видимо, ждал ответа на свой второй вопрос. Но тут я не знал, как ему ответить. Гулять я не ходил по собственной воле – даже выйти из дома в сад для меня было испытанием – так какая разница, отпускают меня куда-то дальше или нет?

– А я Гриша, – не дождавшись никакой реакции, представился рыжий парнишка. – Давай играть!

Играть?.. Я склонил голову набок. Хорошо. Это я могу. Подожди, Гриша.

Тщательно классифицированные по группам лепестки разлетелись со скамейки и все перемешались. Поспешно скрывшись в доме, я спустя минуту снова вышел, держа в руках сложенную вдвое маленькую шахматную доску. Гремя фигурами, лежавшими внутри, подошёл к дырке в заборе. Разложил игровое поле прямо на земле и принялся расставлять крохотных воинов. Рыжее чудо, моргая медными ресницами, удивлённо смотрело на меня. Потом рассмеялось:

– Это же скучно. У меня идея получше. Побежали! – собрав мелкие фигуры в две охапки, Гриша вдруг отпрянул назад. Громко хлопнула, вернувшись на место, деревянная, крашенная в зелёный дощечка.

– Эй, отдай! – только и смог крикнуть я. Вскочив, я скакал за ним вдоль забора, пока он не скрылся в глубине своего участка. Лязгнул соседский замок. И вот мальчишка уже у нашей калитки. В одной руке у него плетёная авоська, в которой постукивают мои шахматы, а в другой – ещё что-то белое, шелестящее. Орёт во всё горло:

– Баба Надя, а Стёпе можно пойти погулять?

– Ох, Гришенька, – поднявшись с земли, бабушка махнула рукой, – да его попробуй уговори! Домосед он у нас ещё тот…

Но меня не нужно уговаривать, я уже бегу. Ноги в сандалях стучат по белым камешкам грунтовой дороги.

– Стой! – кричу ему вслед. Пытаюсь догнать, но куда там. Он, несмотря на лишний вес, летит будто комета, а мои тонкие ноги мне почти не подчиняются. Всё говорю им мысленно: «быстрее, быстрее!», а слушается только сердце. Громко, как трещотка, бьётся о рёбра, до жара в груди.

Паренёк сворачивает с дороги на тропинку, ведущую сначала через кусты малины, потом через лес. Запинается о кочку, раскидывает в стороны руки, пытаясь удержать равновесие. Не падает, только теряет одну шахматную фигурку – она проскальзывает сквозь дырочки взметнувшейся вверх плетёной сумки. Обрадованный, что удалось устоять на ногах, подпрыгивает и прибавляет скорости, а пропажу даже не замечает. Останавливаюсь. Поднимаю фигуру с земли – и уже снова бегу. Надо же вызволять из плена остальные!

Чёрный конь, зажатый в кулаке, словно придаёт мне сил. Открывается второе дыхание, даже боль в боку потихоньку отпускает. Несусь через лес к просвету, там, вдалеке. Ещё несколько прыжков – и мы вынырнули. Почти догнал!

Но тут земля уходит у меня из-под ног. Торможу резко, будто вкопанный, и замираю на месте. Перед глазами разливается, искрясь на солнце, водная гладь. Река! Река, чёрт возьми! Почти такая же, как в моих кошмарах наяву. Как в тех картинках, которые я ни днями, ни ночами не могу забыть! Всё внутри холодеет.

Это сейчас я понимаю, что речушка там мелкая, а тогда она казалась мне бездонным, всепожирающим океаном. Чем-то безжалостным и непобедимым. Самой госпожой Смертью, заглядывающей мне в глаза.

Гришка, сев на корточки, уже приступает к осуществлению своего плана. Опускает на поверхность воды два большущих бумажных корабля, а на их палубы осторожно выставляет мои фигуры. Слева белые, а справа – чёрные. Журчащий поток охотно подхватывает флотилию и несёт прочь от берега.

– Как думаешь, какие выиграют? – смотрит, прищурившись. – Какие заплывут дальше?

Я ему ничего не отвечаю – весь парализован от ужаса. Внутри меня поднимается что-то страшное. Шторм, наводнение, цунами… Глаза застилает солёная вода, её так много, что кажется, будто я уже утонул – ещё стоя на берегу.

Лодка с белыми неровно покачивается, дрожит и слегка кренится вбок. Как в замедленной съёмке вижу будущее: вот она зачёрпывает бортом воду. Становится всё тяжелее и тяжелее. Затопленная, переворачивается. Идёт ко дну вместе с моими пешками, офицерами, ферзём… Не спасётся никто – даже король. Все фигуры перед лицом безжалостной стихии вдруг стали равны.

– Нет!!! – воздух разрезает отчаянный вопль, такой громкий, что сам я чуть не оглох от своего голоса. Смахиваю слёзы и срываюсь с места. Плевать, что я не умею плавать! Я не дам им утонуть!

Падаю в страшную пучину, поднимая вокруг себя брызги. Кораблик с белыми, подхваченный волной, переворачивается. Моё лицо касается поверхности воды, я кричу, обезумев от ужаса, а руки сами собой шарят по дну, и кто-то, будто бы чужой, спокойно считает в голове: раз, два, три, пять, девять, шестнадцать. Все здесь.

– Эй, ладно, ладно, хватит, – рыжий, зайдя в реку почти по пояс, подхватывает кораблик с чёрными – тот уплыл гораздо дальше и ещё держится на плаву. Вытягивает меня из воды за воротник рубашки. – Вот твои шахматы. Видишь? Целые и невредимые. Мы всех спасли.

– Не всех, – я трясусь и ещё долго рыдаю на берегу, весь мокрый. С одежды и растрёпанных волос капает вода. Раскачиваюсь вперёд-назад и зову папу как заведённый.

Какое-то время Гришка просто в непонятках слушает. Потом его вдруг осеняет:

– У тебя папа утонул что ли?

Киваю. И опять слёзы, слёзы, слёзы взахлёб. «Я так никогда не высохну», – мелькает холодная, как северное море, мысль.

Странно, ведь до этого дня я вообще не плакал по отцу. Мог орать от страха, от кошмаров, приходящих в голову без предупреждения, но чтобы вот так плакать – ни разу. Будто бы слёз тоже боялся, как и любой воды. И вдруг что-то треснуло. Сломалась, не выдержав напора, какая-то плотина, и слёзы потекли нескончаемой рекой…

Паренёк стянул с себя цветастую футболку, оголив толстый живот. Принялся вытирать меня ей: лицо, шею, плечи, руки, ноги. Промокнул несколько раз висящие слипшимися сосульками волосы.

– Извини. Я же не знал, – сказал, наконец, опустив глаза. – А отчим есть?

– Угу.

– И у меня. Ненавижу его!..

Я шмыгнул носом и вдруг проговорил ему в ответ:

– Чёрные.

– Что?!

– Чёрные выиграли бы. У них лодка легче на одну фигуру.

Моя рука лезет в карман штанов. Ладонь раскрывается, и я показываю коня, «пойманного» в лесу – всего блестящего от капелек воды. Поняв, что я имею в виду, он весело смеётся. Потом отдышавшись, с улыбкой предлагает:

– А давай ещё раз запустим? Только теперь с моими солдатиками.

Гришка, в общем-то, неплохой парень. Честный, открытый, душевный. Добряк не просто с большим животом, а ещё и с большим сердцем. Но кое-что новое я сегодня для себя уяснил.

С некоторыми мальчиками можно играть во всё на свете… кроме шахмат. Во что угодно, только не в шахматы!

Шахматная коробка с фигурами, привезённая к бабушке в деревню, пылилась в серванте всё оставшееся лето…

* * *

Ох уж эта Кира. Посмотрите-ка, какая гордая. Убежала, едва оклемавшись, второпях оставив у меня в кабинете весь свой колдовской инвентарь. И как мне прикажете теперь на этом её алтаре работать? Даже ноутбук нормально не поставишь…

Я сел в кресло и, держа ритуальный коврик за угол, аккуратно переместил его на край письменного стола – вместе с догоревшими свечами и кристаллами, расставленными на нём.

До утра я проспал сном младенца, совершенно забыв про свои колени. Не помню, чтобы я когда-то до этого так глубоко и безмятежно отключался, наплевав на всё вокруг. Но в девять я понял, что нужно взяться за дела со всей ответственностью. Для начала позвонил Марье – главному врачу шестого отдела – и попросил её как следует осмотреть Киру, а при необходимости «госпитализировать» на пару дней, пока та окончательно не поправится. Во-вторых, сходил к химикам и отнёс им на экспертизу вещество из шприца. В-третьих, пересмотрел все видеозаписи, отправленные мне полицейскими из участка и со двора клуба. В-четвёртых, изучил архивные кейсы с участием невидимки, которые выслал мне вчера Аркадий Аркадьевич. И, наконец, порылся в базе данных сверхспособностей вампиров, чьи кристаллы исследовал и описал СКОК.

Увы, почти никаких зацепок. И если про невидимку-тень нам хоть что-то известно, то про вампира-хамелеона, умеющего принимать чужие образы, в базе совсем ничего не нашлось. Даже не понятно, гипнотизёр ли он тоже или его тело на самом деле меняет форму? Сколько времени он может находиться в другом облике? Как часто способен трансформироваться? Умеет ли он подделывать мелкие детали – отпечатки пальцев, радужку глаза, строение ДНК?..

В обед я решил отвлечься и полистать новости. Тоже ничего интересного. Нефть дешевеет, доллар с евро дорожают, ковид крепчает, на следующей неделе ожидается потепление. Стоп, а вот тут уже любопытно…

Очередной идиотский заголовок-замануха неслабо царапнул мне глаз: «Ожившая рука, найденная на ж/д путях в Московской области, никого к себе не подпускает». Кликнув на ссылку, я некоторое время молча читал статью, потом открыл видео – оказывается, тележурналисты уже успели отснять новостной сюжет.

– Сегодня в шесть утра недалеко от Можайска рабочие железнодорожных путей обнаружили на рельсах отрубленную человеческую конечность. По первоначальной версии, она могла принадлежать погибшему мужчине, пострадавшему от столкновения с поездом, но других частей тела в радиусе нескольких километров найдено не было. Для расследования на место происшествия выехала оперативная группа. Однако изучить единственную улику они так и не смогли. По словам стражей правопорядка, рука никого не подпускает к себе и уползает, а при попытке её поймать больно щипается.

В этом месте я поставил ролик на паузу, чтобы просмеяться. Честь и хвала репортёру – на её лице, пока она озвучивала этот текст, ни одна мышца не дрогнула, а вот я не смог сдержаться и загоготал так громко, что ко мне в кабинет даже прибежал из приёмной Олег, чтобы узнать, в чём дело. Будучи не в состоянии говорить, я сначала хрюкал и давился, пытаясь произнести хоть слово, а потом просто нажал на «play».

– В данный момент, – продолжала журналист как ни в чём ни бывало, – рассматривается версия о том, что рука имеет небиологическое происхождение и является или отдельным техническим прибором, или частью робота-андроида. Очевидцы сняли короткий ролик на мобильный телефон.

Видео, конечно, получилось ни о чём. Дрожащая камера, которую то и дело заслоняют пальцем, шум ветра в динамике и матюги, зацензуренные противным писком. Но руку видно, да. Обычная правая рука, внешне вполне себе человеческая. Пальцы с аккуратным маникюром, аристократичная кисть, жилистое предплечье, локоть, часть плечевой кости. А дальше – обрубок с запёкшейся коричневой кровью.

Поначалу конечность не подавала признаков жизни и лежала себе спокойно между двумя рельсами, но когда один из полицейских попытался дотронуться до неё телескопической дубинкой, она вздрогнула и быстро зашевелила пальцами, отползая дальше по железнодорожным путям.

– Ползёт прямо как паук, – прокомментировал секретарь, поправив очки.

– Олег, вы даже не представляете, насколько вы близки к истине.

Тем временем полицейский, снимающий видео, предпринял ещё одну попытку поймать руку. Догнав конечность, он схватил её за запястье и поднёс к объективу камеры, но, судя по крику и матам, тут же об этом пожалел. Видимо, она его куда-то ущипнула. Может быть, за нос?.. Мобильный телефон, на который велась съёмка, упал на землю, кадр теперь показывал преимущественно шпалы крупным планом, но вдали можно было различить, как злосчастная рука, вырвавшись, ловко приземлилась на все пять пальцев, побежала прочь с ещё большей прытью и в конце концов скрылась в лесу.

На этом любительское видео прервалось.

– На текущий момент неизвестно, удалось ли полицейским поймать ожившую руку. Подробности выясняются, – многообещающе подвела итог репортёр, заканчивая сюжет.

Ролик остановился.

– Ладно, посмеялись немного, и хватит, – сказал я уже серьёзно, захлопывая ноутбук. – Олег, сейчас же организуйте мне экстренное совещание с первым отделом.