– Так. – Жуга пожал плечами. – Дверь открыть – половина дела. Чего стоит душа без тела в этом мире? Дым-туман, одно название… Сколько их таких вокруг! Кабы все они силу имели, житья бы от них не было. Дух, он ведь телом силён.

– Но как он тогда всё поджёг?

– Господи! – Жуга остановился и так резко обернулся, что варяг с девчонкой чуть с разбегу на него не налетели. – Да неужели вы ещё не поняли, что сами дали ему силу? Он ведь искал, долго, упорно искал, а попадались крохи. Искорки. Порой и этого хватало, чтобы дело сдвинулось. Цыганчонок подпалил свою кибитку, ясно вам? Цыганчонок. И дом волшебника сожгла ты, Зерги. А ты, Яльмар, спалил свою ладью.

– Что?! – поперхнулся викинг, отшатнувшись. – Да ты в своём уме? Клянусь Одноглазым, не слыхал я большей нелепицы! Чтобы я свой драккар!..

– Ну, не нарочно, конечно.

Травник не договорил. Сквозь шум прибоя донёсся топот, и все трое обернулись. Яльмар было потянул из-за пояса топор, но тут же плюнул и сунул его обратно: из плотной снежной завесы вынырнул запыхавшийся Янек.

– Подождите! Я с вами!

– Тебя мне только не хватало! – Жуга схватился за голову и отвернулся. – Я – это понятно, я обещал, но вы-то куда лезете?! Не надо вам идти, слышите? Не надо!

– Глупо идти в бой одному, – хмуро сказал варяг.

– Мне помогут. Три ветра будут там со мной.

– Три? – спросила Зерги. – Почему только три?

Жуга посмотрел ей в глаза.

– Я – четвёртый ветер, – просто сказал он.

* * *

До маяка добрались быстро – дорога шла под горку, даже ветер не так досаждал. Взошла луна. Тяжёлые волны бились у самого подножия чёрной башни – большой прилив! Огонь пылал высоко вверху, сигналя кораблям, потерянным в ночи, да только не было в море кораблей. Прибой доламывал остов выброшенного на берег когга, другой корабль всё ещё стоял на рейде. На миг Яльмару показалось, что на палубе блеснул огонёк, но только на миг. Сколько он ни таращил глаза, разглядеть больше ничего не удалось.

В башне царила темень. Жуга задержался у входа, осматриваясь, и уверенно двинулся вверх по ступенькам. Никаких ворот внизу не было и в помине, но на первой же площадке путь преградила массивная дверь из сосновых досок, запертая изнутри. Жуга стукнул в неё пару раз кулаком и сразу понял, что вряд ли кто расслышит этот стук за грохотом прибоя.

Широкая ладонь Яльмара легла ему на плечо.

– Дай я.

Тяжёлый обух топора ударил гулко раз, другой, и вскоре с той стороны послышались шаги. Лязгнул засов, и в проёме приоткрывшейся двери возникла тёмная сутулая фигура с фонарём в руке. Неверный жёлтый свет выхватил из тьмы лицо, худое, всё в морщинах, как печёное яблоко, и тёмное от угольной пыли.

– Многие лета тем, кто живёт во тьме, – глухо сказал Жуга. – Впусти нас, старик.

Тот молча посмотрел на него, перевёл взгляд на Яльмара, на Зерги.

– Кто вы такие? Вас здесь не ждут, – хрипло сказал он.

– И всё же впусти нас. Мы проделали долгий путь.

– Я сказал… – начал было старик и осёкся на полуслове. Жуга шагнул вперёд. Ни Зерги, ни Яльмар, ни тем более Янек не видели в тот момент его лица, но всем троим показалось, что и голос и фигура Жуги изменились. Фонарь в руке смотрителя поднялся выше, старик сощурился подслеповато, разглядывая незнакомца, вдруг отшатнулся и, прежде чем кто-то успел сделать шаг, захлопнул дверь и с лязгом задвинул засов.

– Проклятие! – Жуга ударился плечом и сжал кулаки.

Яльмар намётанным глазом окинул дверь и хмыкнул: петли широкие, доски крепкие, в два ряда, вдоль и поперёк. Дело сложное, но если постараться…

– Дай я попробую. – Он снова вынул топор.

– Стой, где стоишь! – коротко бросил Жуга.

Голос его хлестнул бичом, заставив варяга замереть на месте, он даже удивиться не успел. Жуга помедлил краткий миг, негромко что-то произнёс, дважды глубоко вздохнул и… шагнул вперёд.

Брызнули щепки. Зерги ахнула, Янек вскрикнул испуганно, и даже у видавшего виды варяга отвисла челюсть при виде того, как Жуга прошёл сквозь дверь, оставив узкий неровный пролом с лохматыми краями. На краткий миг оставшиеся трое ощутили, как потоки силы сквозняком пронзили их и умчались прочь. Друзья переглянулись и молча полезли следом. Жуга меж тем шагнул к онемевшему смотрителю и протянул руку за фонарём.

– Дай, – требовательно сказал он. Смотритель повиновался. – Почему ты закрыл дверь?

Старик пожевал впалым ртом. Поднял голову, посмотрел на Яльмара, на Жугу и потупил взор.

– Испугался.

– Что ж, ответ правдивый. – Жуга усмехнулся. – А теперь уходи. Я не держу на тебя зла.

Ни слова не говоря, смотритель спешно шагнул за порог и исчез в темноте. Жуга протянул фонарь варягу.

– Возьми. Ступеньки крутые.

– А как же ты?

– Я и так всё вижу.

Они поднимались осторожно, медленно, чувствуя ладонями, как вздрагивает при каждом ударе волн холодный камень старых стен. Перил не было, узкая каменная лестница обрывалась в пустоту: башня оказалась полой. С верхней площадки спускались канаты подъёмника. Мощный поток воздуха шёл снизу вверх, словно в печной трубе. Впрочем, это и была труба – иначе пламя наверху давно б погасло, сбитое дождём и ветром.

Вершина башни объявилась неожиданно – огороженная зубчатой стеной площадка шесть на шесть шагов и обжигающий огонь посередине. В углу, заботливо укрытые промасленным чехлом, стояли припасённые клети с углем.

Жуга словно забыл о спутниках. Он прошёлся туда-сюда, остановился у восточной стены и взялся за лопату. Подбросил угля в огонь, встал к нему спиной и поднял посох. Он стоял неподвижно, глядя в темноту, и Зерги не могла взять в толк, как он выдерживает обжигающий жар с одной стороны и леденящий холод ветра с другой, затем будто кто шепнул на ухо: «Не так! Смотри по-другому!» Вспомнились уроки Веридиса. Короткий наговор – и ей внезапно стало видно, как весь этот жар, сплетясь в тугой, невидимый глазу жгут, уходит в темноту из рук, держащих посох. Жуга молчал, стиснув зубы и закрыв глаза, пот градом катился по его лицу, высыхая на ветру, и Зерги вдруг поняла.

Это был вызов.

На дальних берегах, в пустотах гор, в пучине океана, в чаще леса открывали глаза спящие твари – призраки былого. Поднимались и неслись, расправляя крыла, спешили на бой, чуя издали Древнюю Кровь.

Все континенты могут лежать на дне, но древняя ярость от того не уменьшится. Не враги, так призраки врагов придут на битву. Теперь Зерги понимала, что чувствует Жуга – колдун ведь тоже был один в той битве. Кто знает, кому перешёл дорогу павший чародей, в чьи дела вмешался – людей, богов?.. Да и так ли это важно? Он потерял всё разом – жизнь, жену и нерождённого сына, о каком покое могла после этого идти речь?

И он вернулся.

«Искорки», – припомнилось вдруг ей. Малые крохи. Она посмотрела на Жугу и почувствовала, как по спине забегали мурашки. Если они – варяг, цыган и ученица колдуна – лишь искорки в ночи, то кто этот рыжий странник, вышедший за них на бой?

А в следующий миг пришли они.

* * *

Нападавшие стали видны внезапно, словно подняли заслонку, их скрывавшую. Их было много, бесконечно много самых разных существ. Казалось, сам воздух ощетинился когтями и клыками. Бились крылья, кривились слюнявые пасти. Зерги не знала, куда смотреть, да и не хотелось смотреть – ей было страшно смотреть на этот жуткий нескончаемый поток. Где, когда, зачем и кто их сотворил? Или…

Или они были всегда?

Взор не мог оторваться от этих полчищ – была в их уродстве некая чуждая, дикая и ужасная красота – красота бесконечной ярости и страха, ибо, в конце концов, от чуда до чудовища тоже всего один шаг.

Посох Жуги взметнулся, принимая удар, и первые ряды врагов исчезли, сметённые огненным потоком. «Я – четвёртый ветер!» – вспомнились девушке слова рыжего странника, а в следующий миг костёр начал угасать. «Огня!» – не оборачиваясь, страшным голосом вскричал Жуга. Яльмар огляделся суматошно, метнулся в угол, схватил в охапку корзину с углем и вывалил в костёр почти половину.

Зерги не помнила, сколько времени длился бой, помнила только, как Жуга вдруг пошатнулся, и тварь – маленькая, не больше крысы, но с огромной пастью, – прыгнула ему на спину.

Больше она не думала. Арбалет сам взлетел к плечу, стрела настигла бестию в прыжке и унесла в темноту.

– Не смей! – Жуга обернулся и встал, отбиваясь, огромный, страшный. – Это… моя… битва! Или хочешь… погибнуть тоже?!

Но было поздно – Яльмар одним прыжком достиг южной стены, через которую валили всё новые монстры, руна грома блеснула на лезвии, и в следующий миг викинг с диким криком «Один!!!» врубился в самую гущу врагов, разя направо и налево.

А через миг оглушающе хлопнул бич, сметая тварей с северной стены.

Отступать было поздно: они стали четырьмя.

…Порывы западного ветра, крутящийся огненный посох, бросок и отскок, удар за ударом туда, где никто не ждёт…

…Тяжёлый, страшный удар ледяного топора с бескрайних северных равнин, сполохи на лезвии, вечная стылая вьюга-пурга, костенелые пальцы, мороз до костей, до кончиков…

…Гибкий перехлёст южных ураганов, танец змеи и хлыста, чёрный завиток хвостатой бури, срывающей крыши с домов, секущий глаза песчаной плетью пустыни…

…Восточные грозы, косой завесою летящий ливень белых стрел, и молнии, которые таятся в чёрном колчане…

Ветер! Холодный чистый ветер собирал свою жатву!

Далеко внизу мелькнуло белое пятно поднятого паруса: корабль в гавани снялся с якоря. Ганзейцы уходили в шторм. Жуга усмехнулся. Камень на его браслете пылал. Восьмилучевая звезда – роза ветров. Они сами выбрали свою судьбу, сорвав её с браслета. Этот корабль не утонет, ему суждена другая судьба. Ему долго не увидеть берегов. Очень долго.

Может быть, вечно.

Жуга крепче сжал посох, смерил прищуром глубокие пасти и вновь обернулся к стене.

Они стояли у огня, на вершине башни, плечом к плечу, отбивая атаку за атакой.

Четверо.

Вместе.

И почему-то на сердце у них было очень легко.

* * *

В старом доме на улице жестянщиков, в маленькой комнатке под самой крышей проснулся мальчик. Он долго лежал без сна, с замиранием сердца прислушиваясь к грохоту за окном, затем набрался храбрости и выглянул наружу, в любой момент готовый юркнуть обратно в спасительную темноту старого одеяла.

– Мама? – робко позвал он, щурясь на пламя свечи.

Мать, худая темноволосая женщина с серыми глазами, самый ласковый и добрый человек в мире, отложила вязанье, поправила на плечах тёплую серую шаль и подошла к кровати.

– Что, сынок?

– Мне страшно, мама! – пожаловался он. – Что гремит?

Женщина вздохнула.

– Это гроза.

Глаза мальчишки округлились.

– Разве зимой бывает гроза?

– Бывает. – Она улыбнулась. – Это зимняя гроза.

– А нас не убьёт?

– Не бойся. – Она подоткнула одеяло, наклонилась и поцеловала сына в лоб. – Она нас не достанет. Спи.

Успокоенный, мальчик откинулся на подушки.

– Только ты посиди со мной, – попросил он. – Ты не уходи.

– Я здесь. – Она улыбнулась. – Я рядом.

Он долго лежал без сна, испуганно вздрагивая всякий раз, когда снаружи особенно громко бухало, но вскоре глаза его против воли начали слипаться, он зевнул раз-другой, улыбнулся и вскоре засопел. Мать посидела у кровати, осторожно высвободила руку из цепких детских пальцев и подошла к окну. Сдвинула занавеску и долго смотрела, как бьют раз за разом в вершину старой башни слепящие стрелы молний – прямо в огонь маяка. Вздохнула, перекрестясь, сняла щипцами нагар со свечи и снова взялась за рукоделие, но работа не шла.

Она родилась в этом городе и прожила всю жизнь, но никогда не видела ничего подобного. Ей было по-настоящему страшно.

И сотни мужчин и женщин в Галлене вздыхали, молились, ждали и не могли дождаться, когда же, ну когда настанет утро…

* * *

Был день. Настоящий, солнечный, почти безветренный – из тех ласкающих душу дней, что иногда случаются среди зимы, хотя до весны ещё далеко. Жители Галлена открывали окна и двери, недоверчиво косились на небо, но нет – ни единое облачко не нарушало хрупкую синеву до самого солнца. Море искрилось мелкими блёстками, сменивши гнев на милость. Волны лениво набегали на берег, вороша песок и гальку, и с тихим шорохом откатывались обратно. Ожил и загомонил, сперва робко, затем в полную силу притихший рыбный рынок, на берегу уже расправляли сети рыбаки, и мало кто заметил исчезновение ганзейских кораблей – ушли и ушли, и бог с ними.

Обрывистый каменный нос далеко выдавался в море, скрывая и город, и порт, и даже башню маяка. Голые скалы здесь сменялись травянистыми пустошами, кустарником и чахлым редколесьем. На плоской бесснежной вершине холма сидели двое – рыжий парень в полушубке, с посохом в руках, и девушка, одетая в мужские штаны и зелёную куртку. Слышался негромкий разговор.

– Яльмар корабль покупать надумал. Знаешь?

– Знаю. – Парень кивнул. – Он мне уже похвастался. Сторговал чуть ли не за полцены какой-то кнорр или как там его… С собой звал, да я отказался – не по душе мне море. Мне бы лес да горы, а если уж вода, так мне и озера хватит.

– Бр-р… – Девчонку передёрнуло. – Не люблю лес. Всё время кажется, будто за тобой следят из-за деревьев.

– А я, наоборот, не понимаю, что ты в море находишь.

– Ты здесь летом не бывал. Вот где красота! Море тёплое, ласковое. Выйдешь поутру, посмотришь, и душа не нарадуется, до чего ж хорошо!

– Может, ещё побываю, – вздохнул он и посмотрел на собеседницу. – А ты куда теперь? Или в город вернёшься?

– Вернусь, – кивнула та.

– А жить где? Хотя постой… – Жуга нахмурил лоб. – Та лачуга, где мы ютились… Неужто твой прежний дом? Ну, конечно! – Он хлопнул себя по лбу. – А я-то голову ломал, откуда там дрова, вода, одеяла… Ну останешься, а дальше что?

Девушка пожала плечами.

– Попробую ещё раз.

– Ещё раз что? Уж не Веридиса ли вернуть?

– Да. Не смотри на меня так. Я теперь сильнее и, наверное, умнее, чем была.

– Ты гонишься за мечтой. Может, даже за несбыточной.

– Я знаю, – негромко сказала Зерги и вздохнула. – Но это лучше, чем вообще не знать, о чём мечтаешь. – Она вдруг встрепенулась. – Скажи, Жуга… в тот раз, помнишь, ты говорил, что трижды открывал Дверь… Для кого?

– Всякое бывало, – уклончиво ответил тот. – Не хочется вспоминать.

– Ну всё-таки! Хотя бы в первый раз – для кого?

– Для себя.

Девушка закусила губу и потупила взор.

– Значит, ты тоже побывал там? – Жуга не ответил. – Ну а потом?

– Потом – для друга, но это вообще другая история. А в третий раз… Мне бабка-травница помогла. Мальчонку мы одного вернули, да только сама она заместо него ушла. Вот такое вот… – Он сжал пальцы и умолк. – Не надо тебе с этим делом играться. Раз обожглась, и хватит. Вдругорядь так не повезёт.

– Я буду осторожной. Обещаю.

Некоторое время лишь ветер и шелест прибоя нарушали тишину. Наконец Жуга поднял голову.

– Зерги…

– Что?

– Я хочу быть с тобой, – сказал он. – Ты знаешь, я давно хотел сказать… Не знаю…

– Не надо, Жуга.

– Почему?

– Всё ушло. Это был сон. Забудь, не вспоминай об этом. Так будет легче и тебе и мне.

– Мне будет трудно тебя забыть.

Та пожала плечами.

– Не забывай.

– Мне больно будет вспоминать.

– Не вспоминай.

– Но я так не могу! Тебя послушать, так всё проще некуда, а я всё никак не научусь прощаться с теми, кого любил… Прости.

– Незачем просить прощения – это я, дура, всех запутала, и себя, и тебя тоже. А всё оказалось не так. Я всё ещё люблю его.

– Как мне вернуть тебя?

– Заколдуй меня, – предложила та. Серые глаза смотрели прямо и серьёзно, почти просительно. – Приворожи. Ведь ты можешь.

Тот помотал головой.

– Это будет нечестно.

– Зато просто и легко. Ты же знаешь моё имя. Или нет?

– Знаю. – Жуга кивнул и улыбнулся грустно. – Знаю, Алина. Чтобы вернуть человека, всегда надо знать его истинное имя.

Зерги прищурилась в лукавой усмешке.

– Ты ошибся всего на одну букву.

– Да неужели? – Жуга склонил голову набок и придвинулся поближе. – Сказать, на какую, или не надо?

– Ну и хитрила ты! – Зерги рассмеялась и замахнулась в притворном гневе. Жуга поймал кулак на полпути, и оба, сцепившись, с хохотом и визгом покатились вниз по склону – небо и земля закружили в безумной карусели – и остановились только возле самой воды. Сели, отряхиваясь и отплёвываясь, продирая залепленные снегом глаза.

– Дурило гороховое! – буркнула Зерги, выскребая из-за шиворота мокрый снег. Выскребла, швырнула в травника. Тот увернулся.

– Ну так с кем поведёшься…

– Ну тебя! Смех один с тобой.

– Хорошо хоть не слёзы. – Он вздохнул и улыбнулся. – Грустная у нас с тобой вышла история. С несчастливым концом.

– Это только в сказке всё хорошо кончается. В жизни весёлого мало. Каждый ребёнок едва родился, а уже плачет. Хоть бы один засмеялся. – Зерги придвинулась ближе, протянула руку, взъерошила его рыжие волосы. Холодные пальцы тронули шрам на виске. Жуга молчал, глядя девушке в глаза. – Глупый, глупый маленький лисёнок… – Она улыбнулась. – Что тебя тянет? Куда ты идёшь? Что за мечты тебя влекут?

– Если б я знал это сам… Да и нет у меня никаких мечтов… мечтей… мечт… тьфу ты, чёрт! – Вконец запутавшись, он рассмеялся и взял её руку. Прижался щекой к ладони и умолк.

Зерги задумалась, вспоминая, и вдруг встрепенулась.

– Что?

– Да так… Вспомнилось одно старинное присловье. Подумалось вдруг: а ну как тебе пригодится.

– Какое присловье? – Жуга насторожился.

Зерги улыбнулась и прочла:

Четыре есть зверя и времени года,
У каждого место своё и порода:
Волков встретишь к помощи,
Псину – к беде,
Медведь спросит строго и плату возьмёт,
А лисы помогут, да всё не тебе.

– Как-как? Помогут, да всё не тебе? – Жуга задумчиво потёр подбородок. – Интересно… хоть и не совсем понятно. Там было ещё что-нибудь?

Зерги пожала плечами.

– Может, было, я не помню.

Взгляды их встретились, и оба сразу умолкли.

– Береги себя, – неловко сказала Зерги.

– Мы увидимся снова? – спросил, помолчав, Жуга.

– Кто знает? – ответила она и тихо повторила: – Кто знает…

Жуга ничего не сказал.

Они стояли, мокрые, в снегу, стояли и смотрели друг на друга.

А ветер пел высоко вверху свою вечную песню.

Они стояли и смотрели.

А ветер пел высоко вверху.