Ещё примерно с час он пытался выведать у девушки ещё что-нибудь – что там за дела с колесом и кого порубил ведьмак, но всё было без толку: то ли слов у лесовинки не хватало, то ли травник недопонимал. На том и кончилось. Время было позднее, и обитатели заброшенной хатки расположились ко сну. По молчаливому уговору два друга спали по одну сторону озерка, Ила – по другую.

Прошёл час, но Жуга не мог заснуть. Мысли крутились в голове, беспокойные, тревожные. Он чувствовал, что не хватает некоей малости, чтобы найти ключ к тайне старой мельницы. А в том, что тайна эта существует, Жуга уже не сомневался. Взгляд его упал на девушку. М-да… Ещё одна загадка… И зачем, кстати говоря, пришёл на мельницу ведьмак? Хотя если поразмыслить…

Рана заныла. Жуга заёрзал, перевернулся на другой бок и вдруг замер, ошеломлённый внезапной догадкой. Он сел, отбросил тонкую травяную плетёнку, которой был укрыт, подобрался на четвереньках к выходу, да остановился – холодный воздух снаружи мог разбудить спящих. Жуга придвинулся к озерку, помедлил в нерешительности, оглянулся и бесшумно скользнул в тёмную воду.

* * *

Ночной лес замер, холоден и тих. В этой поздней осенней тишине, в чёрной паутине нагих ветвей, в хрупкой, инеем покрытой траве таилась недвижная, затаённая красота лесного предзимья; она завораживала, щемила душу в непонятной тоске по уходящему летнему теплу, и не было от неё спасения.

Была луна. Жуга шёл быстро и вскоре согрелся, одежда на нём высохла, и лишь повязку пришлось снять – свалялась липким жгутом. Он поднялся вдоль ручья, перебрался через овраг и уже отсюда ясно расслышал мерный рокот мельничного колеса, а вскоре показалась и сама мельница. Он помедлил в отдалении, обошёл её кругом. Ведьмака нигде не было. Жуга задержался на миг у прикрытого крышкой старого погреба, спустился к воде и остановился у плотины, дыша тяжело и прерывисто. Накатила слабость – аукнулась потеря крови. В висках стучало. От долгой ходьбы разболелась нога, да и рана в боку тоже напомнила о себе.

Прямо перед ним было колесо – крутилось, скрипя и постукивая. Брызги воды летели, озарённые серебристым лунным светом, и там, над самой плотиной, ведьминым коромыслом висела не многоцветная, но белёсая как молоко, лунная радуга.

Жуга заколебался: знать бы наверняка, в чём тут дело!

Стук расшатанных ступиц, резкий, назойливый, не давал как следует сосредоточиться, отзывался в голове гулким эхом, задавая странный, отчётливый ритм: «Та-та-та, та-та… та-та-та, та-та…» Жуга неожиданно понял, что повторяет его про себя, и содрогнулся.

Он не знал, что сказать. Любой заранее продуманный наговор мог в одинаковой степени как помочь, так и навредить. Нужны были слова. Много слов.

«Та-та-та, та-та… та-та-та, та-та…»

Ритм повторялся, раскатываясь дробно, гасил мысли. Он был главной частью старого колдовства, он был врагом, и его во что бы то ни стало надо было сломать. Жуга вдруг ощутил странное спокойствие и по наитию понял: решение верное.

«Колесо, колесо… Ко-ле-со, та-та… ко-ле-со, та-та…»

Жуга закрыл глаза, вздохнул и поднял руки.

Первые строчки наговора сложились как бы сами, дальше пришлось соображать прямо на ходу: останавливаться было нельзя.

 
Колесо – вперёд, колесо – назад.
Знает скрип сердец правды стороны
Каменей, плечо, раздавить яйцо,
Дорогим питьём дни столованы.
Не поймать в галоп уздечку,
Не вернуть к истокам речку,
Не связать, не сломать —
Режьте сухожилия.
Стеблем пыхнет свеча,
Зараз степь отвечай:
Как ходил,
Как искал,
Что нашёл…
 

Теперь он открыл глаза, теперь ничего не могло ему помешать. Слова текли легко и свободно, как нижутся бусины на нитку. В них не было особого смысла, хотя каждое – и Жуга это чувствовал – было на своём, истинном месте, менять уже поздно. Размер скользил, скакал неровной лесенкой; меняясь через каждые несколько строф и в конце сходя на нет, куда-то пропадали смысл и рифма, прекращалось движение, и скрипучее мельничное колесо вдруг стало сбиваться, вращаясь неровными рывками; и вот уже не колесо задавало темп человеку, а наоборот: человек – колесу. С последней строчкой многолетний разгон вновь напомнил о себе, и Жуга вернулся к прежнему ритму:

 
Обещай опять перья ощипать,
Только вижу я – мы не встретимся.
Ждут узлы ремней, и укором мне,
Где стучится кровь, сохнет метина.
И торопит буйный разум
Вспомнить сумрачное разом,
Вспомнить запах травы,
Обернуться к ясному
И излому луча
Без затей прокричать,
Как ходил,
Как искал,
Что нашёл!^[7]
 

Жуга опустил руки и смолк.

Призрачная радуга исчезла.

Колесо остановилось.

* * *

Сперва не произошло ничего, лишь капала вода с мокрых плиц. Затем в ночной тиши вдруг послышался долгий, протяжный вздох. Жуга поднял взгляд.

Стоящий перед ним был невысок и коренаст. Он походил на человека – руки, ноги, голова, всё было на месте, и лишь короткая светлая шерсть, что покрывала его с ног до головы, не давала обмануться. Большие жёлтые глаза смотрели прямо, не мигая, и была в них долгая, почти бесконечная усталость.

Послышался шорох. Жуга оглянулся и еле успел увернуться: Ила, босая, в мокрой, облепившей тело рубашке, стремглав пробежала мимо, замерла на мгновение и бросилась мохнатому на шею. Тот улыбнулся тихо, грустно, погладил её по мокрым чёрным волосам и вздохнул. Ладонь у него была широкая, плоская, как лопата.

Наверху показался Олег. Покрутил головой и, завидев Жугу, торопливо стал спускаться. Был он тоже промокший до нитки и всё никак не мог отдышаться – видно, бежал всю дорогу.

– Ты чего ушёл и нам ничего не сказал? – пропыхтел он. – Девка переполошилась вся, меня растолкала, сказать ничего не может, только твердит: «Жуга, Жуга», руками машет, а потом наружу как выскочит – и бежать! Ну я… Ой… – Олег осёкся на полуслове, завидев незнакомца, присмотрелся и ахнул:

– Водяник!

Некоторое время они молчали.

– Так это он был в колесе? – шёпотом спросил Олег. – Кто он ей?

Жуга пожал плечами, покачал головою устало:

– Не знаю.

– Когда-то он заменил ей отца, – громко сказали у них за спиной.

Друзья вздрогнули и обернулись.

Геральт.

Сутулая, затянутая в чёрное фигура возникла на берегу словно ниоткуда. Олегу вспомнилась их первая встреча – точно так же ведун стоял тогда и молчал, разглядывая их обоих, невысокий, сухопарый, седой как лунь; за спиной – всегдашний меч. И лошадь наверняка рядом околачивается.

Совершенно неожиданно для себя Олег разозлился. Сейчас он готов был драться с ним голыми руками, и чихать он хотел на его меч.

– Что ж ты встал? Делай своё дело, проклятый ведьмак!

Тот покачал головой:

– Я не за вами.

– Не за нами? – Олег оглянулся на девушку. – Ах вот оно что… Ила. Нас не дорезал, так на ней отыграться решил? Оставь девку в покое!

– Ила? – Геральт поднял бровь.

Олег набычился.

– Ну да. Так её зовут, понял?

– Её зовут Мария, – вмешался неожиданно Жуга. – И вообще, помолчал бы ты лучше, пока всё не испортил. – Он повернулся к Геральту. – Что скажешь, ведун?

Геральт кивнул:

– Эльза-Мария фон Ротенвальд, старшая дочь и единственная наследница графа Вильгельма фон Ротенвальда. Девять лет назад она пропала в лесу, совсем ещё девчонкой. Все решили, что она умерла, но…

– Тебя нанял её отец?

– Да.

– Понятно. – Жуга потёр подбородок и тоже умолк.

Ила обернулась.

– Спа… спасибо… – проговорила она и улыбнулась. В глазах её были слёзы. – Спасибо…

– Девять лет… – задумчиво проговорил Жуга. – Она, должно быть, совсем отвыкла от людей. Лес – её дом.

– Она – человек, – сказал Геральт, подойдя ближе. – И место ей среди людей. Все эти годы отец верил, что она жива, и искал её.

– А ты кто такой, чтобы решать её судьбу? – возразил Жуга. – Все эти годы водяной растил её, заботился о ней. Спроси у него, надо ли ей уходить.

Заслышав, что разговор зашёл о нём, старик-водяной поднял голову. Густые светлые усы раздвинулись, в бороде проглянула улыбка. Он кивнул и выдохнул тихо:

– Да…

До Олега наконец дошло, что сегодня, видно, убивать не будут, но понять, что происходит, он всё ещё не мог.

– Эльза-Мария… – пробормотал он, растерянно глядя то на водяного, то на Геральта с Жугой. – Ничего не понимаю… Вы что, сговорились, что ли?

Шли минуты, и вдруг ночной лес осветился трепещущим заревом. Олег обернулся и ахнул: мельница горела. В узком оконце жаркими багровыми язычками плясало пламя. Крыша уже занялась: ещё миг – и щепа на ней запылала, шипя и потрескивая.

– Матушки мои! – Олег схватился за голову и суматошно забегал вокруг. – Мельница! Моя мельница горит!

– Это я поджёг, – спокойно произнёс Геральт.

Олег вытаращил глаза:

– Ты?! Зачем?!

Геральт пожал плечами.

– ЗАЧЕМ, я тебя спрашиваю?!

– Так надо.

– Надо?! – взвыл Олег и подпрыгнул в бессилии. – Чтоб ты сдох, проклятый ведьмак! Красного петуха! Мне! У, сволочь! Не зря вас все ненавидят! Да что же это такое делается…

Жуга поднял голову и с минуту глядел на пожар. Повернулся к Олегу.

– Пускай горит, – сказал он. – За эти годы стены так напитались злом, что и огонь всё не вытравит… Пускай горит.

Мельница к тому времени уже пылала целиком, словно большой смолистый факел. Даже не по себе становилось от того, как ярко горели отсыревшие брёвна. Олег глянул на неё и сник. Шмыгнул носом, глянул на Илу, на Геральта и опустился на траву, обхватив голову руками. По его небритым щекам текли слёзы.

– Легко тебе говорить… – сдавленно сказал он. – А я… А мне… Эх! И откуда ты только свалился на мою голову? Откуда вы все свалились на мою голову? Эх вы-и…

* * *

Ломая над лужами тонкий лёд нового дня, по стылой осенней дороге шли трое. Два путника – рыжий и белокурый, шли бок о бок, третий – широкоплечий черноволосый детина – держался позади, ведя в поводу гнедую осёдланную лошадь. В седле под одеялами угадывалась хрупкая девичья фигурка.

Слышался разговор.

– …на развилке надо на север сворачивать, – неспешно пояснял Геральт, указуя рукою, – и добираться лучше окольной дорогой. Я через старый кромлех^[8] ехал, но вам туда лучше не соваться.

– Это где камни кругами стоят? – полюбопытствовал Олег.

– Да, – ответил вместо Геральта Жуга. – Я знаю.

– Слышь, Геральт, – спросил вдруг Олег. – А тот, который приходил тогда… ну, кого ты зарубил… где он?

– Сгорел. Я сжёг тело вместе с мельницей.

– Кто это был? Тролль?

– Тролль? – переспросил Геральт и поднял бровь. – Ты бы ещё сказал – кобольд.

– А что я такого сказал?

– Это был Моргун.

– Мельник?! – Олег остановился и посмотрел недоверчиво на Жугу. Тот кивнул, подтверждая. – Ничего себе… Да видано ли, чтоб человек превратился в такое страшилище? С чего вдруг?

– Колдовство всегда отражается, – пояснил Геральт. – Кому-то заклятия уродуют душу, кому-то – тело. А некоторым – и то и другое… Кстати. – Он полез вдруг в карман и вынул браслет с камнем. Подбросил на ладони, протянул Жуге. – Твоё?

– Моё, – облегчённо вздохнул тот. – Значит, это ты взял. А я уж думал, потерял его.

– Его просто так не потеряешь. На, возьми.

Жуга на ходу сунул браслет в котомку, забросил её за плечи и некоторое время шагал молча, раздумывая. Посмотрел искоса на ведьмака.

– Геральт…

– Что?

– Этот браслет и камень… Что они такое?

– А ты не знаешь?

– Нет.

Ведун усмехнулся, затем его лицо вдруг посерьёзнело.

– Ты плохо различаешь цвета? – спросил он.

– Да… а откуда ты знаешь?

– Ты сам сказал, что видишь в темноте, а это связано. М-да. Значит, этих сполохов на камне ты не видишь.

– Вижу, но… А… Кажется, я понимаю.

– Думаю, со временем ты сам во всём разберёшься.

Некоторое время они шли молча.

– А обо мне ты что-нибудь можешь сказать? – снова спросил Жуга.

Геральт покачал головой:

– Так, сразу – нет.

– Совсем-совсем ничего?

Тот задумался. Жуга терпеливо ждал.

– Не вся кровь в тебе человечья, – наконец сказал ведун. – Это всё, что я знаю про тебя наверняка.

Версты три ведьмак молчал, время от времени хмурясь и качая головой, будто отгонял назойливую мысль.

– Почему ты решился вернуться к мельнице? – спросил вдруг он.

Жуга пожал плечами:

– Толком не знаю. Мне просто пришло вдруг в голову. Ты сказал, что хочешь нас убить…

– И?..

– И – не убил. Хотя мог запросто. Дал нам сбежать заместо этого.

Олег слушал в оба уха, забывая глядеть под ноги.

– Сам ты подойти к девчонке, видно, не сумел, – продолжал между тем Жуга. – Тебе нужен был кто-то… Ну, как бы это сказать… робкого десятка, что ли. Чтоб побежали без оглядки. А колесо – я с самого начала понял: неладное там. Неспроста же мельник без помощников работал. Уж каким макаром он туда смог водяного загнать, ума не приложу… И главное – зачем? Золота, что ли, требовал или на дочь его глаз положил…

– Всё может быть. – Геральт покачал головой. – Да… Про колесо я не подумал. Руки не дошли. Надо было им заняться, да Моргун этот не вовремя подвернулся.

Дорога сделала поворот, и все трое вышли к развилке. Геральт остановился, поправил меч за спиной.

– Мне туда. – Он указал налево.

– Не по пути, – покачал головой Жуга. Олег кивнул, соглашаясь: и Марген, и другие знакомые земли Семигородья лежали по правую руку от них.

Геральт помолчал. Поднял взгляд на Жугу.

– Если хочешь, – сказал он, – идём со мной. Граф обещал награду – две тысячи серебром. Половина по праву твоя.

Жуга не ответил. Повёл плечом – тугая повязка, пропитанная чёрным бальзамом ведуна, неприятно холодила кожу, но боль уже не так досаждала, рана помаленьку затягивалась.

– Хорошее снадобье, – как бы между делом сказал он. – Поделись, подскажи, как такое сделать.

– Права не имею – цеховая тайна. Да и трав тебе таких не отыскать. Так ты идёшь или нет?

Жуга покачал головой:

– Нет. Разные у нас дороги, да и не заслужил я денег этих. К тому же и не дадут их мне, дураку деревенскому. Да и куда мне такую прорву деньжищ – тысячу серебром?

– С ума сошёл! – поперхнулся Олег. – Куда девать? Да ты что! У кого деньги, тот и пан. Соглашайся!

– Не лезь, – хмуро оборвал его Геральт. Подумал, вытащил из-за пазухи кошель и протянул его Жуге. – На, возьми. Бери, бери, это честные деньги. Ну, теперь мы, кажется, в расчёте. – Он посмотрел на девушку. Ила с любопытством выглядывала из вороха одеял. – Может, попрощаться хочешь?

Жуга помедлил, прежде чем дать ответ.

– Нет.

– Как знаешь. Она тебе многим обязана. С колесом у тебя хорошо получилось, но впредь будь осторожен со своими наговорами. Иначе…

– Иначе – что?

Геральт принял у Олега из рук поводья.

– Иначе какой-нибудь другой ведьмак придёт за тобой.

– Злой ты, Геральт, – вставил вдруг Олег. – Пришёл бы по-людски, разъяснил, что к чему, так нет – сразу с мечом. И вообще тебе на людей плевать. Вот за это вас, ведьмаков, и не жалует никто.

Ведьмак пожал плечами.

– Я не умею быть злым, – просто сказал он, – и не хочу быть добрым. А что касается людей… вспомни лучше Моргуна. Прощайте.

И он двинулся в путь. Из одеял показалась рука, помахала на прощание. Жуга улыбнулся, помахал в ответ.

Олег вздохнул и помотал головой.

– Жалко, – сказал он.

– Чего жалко?

– Девку жалко. И мельницу тоже жалко…

– Брось, – отмахнулся Жуга. – Всё одно ничего путного из этого не вышло бы. Радуйся, что цел остался.

– Может, и так. – Олег поскрёб в затылке. – Знаешь что? Не по мне все эти колдовские штучки. Я в жизни ничего не боялся, а когда этот на нас с мечом попёр, прямо душа ушла в пятки… А ловко ты меч его посохом! Он что, у тебя заговорённый, что ли?

– А? – Жуга поднял взгляд и покосился на расщеплённую макушку посоха. – Нет, что ты. Вяз это, обыкновенный вяз. Повезло просто. Да и Геральт убивать нас не хотел, так, баловал.

– Знаешь, – задумчиво сказал Олег, – не хотел бы я стать таким, как этот Геральт.

– Кто знает, может, он тоже по-своему прав. Ты куда сейчас?

– В город подамся. Хватит с меня этих лесов: холода идут. Айда со мной. Работу подыщем, а там видно будет.

Жуга помотал головой.

– Нет. Был я тут недавно в городе одном. Что-то нет больше охоты. – Он подбросил на ладони приятно увесистый кошель, развязал, заглянул внутрь. – Серебро. Давай пополам.

Олег замялся.

– Ну, ты это… зачем…

– Да ладно, чего уж.

Олег подставил ладонь, неловко сунул деньги за пазуху.

– Ну так я пойду?

– Счастливо, – кивнул Жуга.

– Что ж, прощай. Заходи как-нибудь, если что – помогу чем смогу.

– Прощай.

Олег потоптался, пожал протянутую руку и зашагал к Маргену, вскоре скрывшись за поворотом.

Жуга остался один.

Он долго стоял посреди дороги, глядя вдаль перед собой. Из памяти не шёл ранимый, до боли открытый взгляд серых девичьих глаз. Эльза-Мария…

«Ила» звучало лучше.

Жуга невесело усмехнулся своим мыслям и вдруг нахмурился: впервые в жизни он не мог распознать, какое из двух имён настоящее.

Что-то холодное вдруг коснулось лица, кольнуло и слезой сбежало по щеке.

Жуга поднял голову.

Падал снег.