X

В договор Василия записали уже «Удалой». Коломенский протопоп Осий оказался большим докой в летописях и недолго ломал голову над задачей от Софьи. За два с половиной века до того имя князя галицкого Мстислава Удалого на Руси с языков не сходило. А у чернецов монастырских, так у тех – на перья соринкой липло. И было от чего: трон под ним был не в одном княжестве, успешно ратничал он с половцами, мадьярами, поляками, чудью…

Мстислав воеводил и в обросшей легендами битве на реке Калке. Куда в те времена без Удалого? Хотя в тот раз мог и в своих хоромах княжеских в Галиче отсидеться. Только бы на пользу общему делу сталось. Накануне сражения Мстислав умудрился повздорить с русскими и половецкими князьями. Ни свет ни заря кинулся в бой, нарушив планы союзных дружин, чем и обрёк их на гибель. Сам же удало бежал от монгольских туменов. Что с того? Тогда строго не спросили, теперь-то уж чего было рядить.

Софья одобрила предложенный вариант. Так был Залихват да весь вышел, появился – Удалой. Осии же доверили и работу над ошибками в летописях с упоминанием прозвища молодого Верейского. Сам же он, как и родитель, отнеслись к замене безучастно, как к фляге с водой в дождливый день: Удалой так Удалой, главное – «ух!» на месте. Русской душе, то и дело предстающей нараспашку, чаще важнее форма, а не содержание.

Последним отпрыском ветви от Марии Палеолог и Василия Удалого являлся князь Василий Михайлович Верейский. В закрытом штате Министерства военных сухопутных сил Российской империи он числился помощником министра по особым поручениям.

Американец

I

– Вот тебе и потомок Рюриковичей да Палеологов: всей свиты – один Американец, – усмехнулся князь, взглянув на графа Фёдора Толстого.

Карету изрядно тряхнуло. Отчизна и не думала баюкать путешественников, а радушно тормошила своими ухабами. Толстой даже не проснулся, лишь, коротко всхрапнув и хмуря брови, как обиженный ненароком ребёнок, опять устроил затылок в изголовье сиденья.

Верейский в поездки по Европе не брал слуг. При его роде занятий не следовало допускать кого бы то ни было в личное пространство. Лишние глаза и уши волей-неволей несли угрозу секретности миссии. Что до бытовых вопросов, то в их решении с охотой за хорошие чаевые помогали служки гостиниц или меблированных комнат, где он останавливался. А вот без помощников в делах разведки обойтись сложнее. Для этих целей военное министерство и направляло князю своего рода адъютантов.

Командировали, как правило, образованных, уже зарекомендовавших себя в делах офицеров из мелкопоместного дворянства. Их отличали исполнительность и дисциплина. Не обязательно, что все они по натуре своей были таковыми, но каждому хотелось проявить себя. Попасть в донесения самому государю было сродни получения внезапного наследства. Такие расклады открывали виды на успешную карьеру – единственный шанс выбиться из прозябания в нижних строчках табеля о рангах.

Князь и вёл себя с ними соответствующе: привечал, но не сходился близко, как иной шеф департамента с чиновниками канцелярии из родовитых дворян или начинающих литераторов.

В этот раз всё сложилось иначе.

II

Помощник явился к Верейскому семь месяцев назад в Дрездене. Туда князь направился для встречи с русским посланником в Саксонии Василием Васильевичем Ханыковым и специальным агентом майором Виктором Антоновичем Пренделем. Необходимо было скоординировать мероприятия по дезинформации относительно положения в армии фельдмаршала Кутузова на театре военных действий с Османской империей. Василий Михайлович один из немногих знал всех агентов Особенной канцелярии в Европе, в его же полномочия входила оперативная связь с ними в случае необходимости.

По документам новоявленный помощник значился мещанином Алексеем Карповичем Ивановым, художником. Стипендиат Императорской Академии художеств направлялся на стажировку у европейских мастеров живописи. По осанке же и тому, как «художник» вручил бумаги, в нём легко угадывался офицер. Досадуя на штабных, сочиняющих нелегалам легенды, и уже не ожидая ничего хорошего, князь вскрыл пакет. Не читая бумаги, принялся водить ею круговыми движениями над зажжённой свечой.

Меж тёмных строк, выведенных крупным и аккуратным, как жемчужное ожерелье, дамским почерком, явились мелкие торопливые светло-коричневые буквы от невидимых чернил. Адресат без труда узнал почерк директора канцелярии стратегической разведки Особенного отдела полковника Воейкова. Алексей Васильевич уведомлял помощника министра по особым поручениям, что ему, «впредь до особого распоряжения, откомандировывается для содействия в выполнении поставленных задач рядовой Преображенского полка граф Фёдор Иванович Толстой».

III

Верейский мысленно чертыхнулся. О его новом адъютанте легенды кочевали из одной столицы в другую со скоростью почтовых карет. И мало того – обрастали небылицами, как днище шлюпа водорослями и моллюсками. К двадцати восьми годам Толстого уже дважды лишали эполет. Поводов же для этого на самом деле он давал куда больше, но иные оказии удавалось замять влиятельной родне.

А всё прескверный, по общему мнению, характер знатного дворянина. Банальную размолвку он мог обернуть сатисфакцией. Хорошо развитый физически, уверенно владевший пистолетом и шпагой, граф каждую дуэль оборачивал в свою пользу. Говорят, за ним уже числилось с полдюжины мертвецов. Но у тех побед была и обратная сторона.

За год до этого Верейский наведывался в Россию. Тогда на целый день он застрял на почтовой станции у Чудова из-за метели. Главным образом коротали время около самовара и с бутылкой рома, так что, хочешь или нет, пришлось слушать анекдоты товарищей по ненастью. Один из них, чиновник Министерства народного просвещения, оказался вроде как хроникёром жизни Американца. Так что о его похождениях князь был весьма осведомлён.

По окончании морского кадетского корпуса Толстой был зачислен в Преображенский полк. Впрочем, в рядах элитного подразделения он служил недолго. Как-то подпоручик опоздал на строевой смотр. Причина – летал на воздушном шаре. Кузины ликовали, полковник Дризен оказался менее впечатлительным и строго отчитал Толстого. Тот же счёл выговор за оскорбление и плюнул командиру в лицо. В итоге – дуэль и тяжёлое ранение полковника.

IV

Неизвестно, каким мог оказаться приговор трибунала, но в дело снова вмешалась родня графа. Его зачислили матросом в команду шлюпа «Надежда», отчалившего в августе 1803 года из Кронштадта в первую русскую кругосветную экспедицию. Русский язык, упорядочив все аспекты бытия, как скаред – кухонную утварь, определял такой исход дела как «от греха подальше». Но универсальные житейские формулы в отношении некоторых людей дают сбой, при этом без каких-либо трагических последствий для них. Толстой и был такой самой ходячей аномалией.

Неуёмная энергия матроса и его скверный характер вскоре обернулись проблемой для всего экипажа. Ссоры, злые шутки не давали покоя никому на шлюпе. Досталось и корабельному священнику, и Адаму Иоганну фон Крузенштерну, на русский манер – Ивану Фёдоровичу. Корабельный поп по вине графа лишился предмета своей особой гордости – окладистой бороды. Толстой напоил его так, что тот не добрался до своей каюты и заснул у грот-мачты. Очнувшись же, не сумел поднять головы: борода оказалась припечатана к палубе сургучом. Батюшка не решился сломать казённую печать и отослал юнгу за ножницами.

Капитан же комическим образом лишился важных бумаг. Однажды в отсутствие Крузенштерна, Толстой с любимцем экипажа орангутангом проник в капитанскую каюту, окропил из чернильницы лист бумаги и вышел. Обезьяна хорошо выучила урок и залила весь капитанский стол чернилами, испортив документы и карты.

V

Заходы в порты тоже не обходились без приключений. Миссия кругосветки могла оказаться под угрозой, и Крузенштерн принял решение избавиться от главного бузотёра «Надежды». Списали Толстого на берег на одном из островов в Русской Америке. Но прежде чем добраться до Камчатки и далее на большую землю, Фёдор ещё два месяца жил на Алеутских островах – вот откуда и прозвище. Рассказывали, что аборигены умоляли его стать их вождём, но граф соскучился по Петербургу.

На попутном корабле бывший матрос доплыл до Петропавловска. Оттуда, где пешим, где на лошадях, где по рекам – в общем, как мог, добирался до Петербурга. Так что, если Крузенштерн вошёл в историю как первый русский, совершивший кругосветное плавание, то Американец мог бы тоже рассчитывать на лавры, ведь половину той кругосветки одолел пешком. Но графа ждали отнюдь не почести.

До столицы он добрался к осени 1805 года, но прогуляться по Невскому разжалованному офицеру не довелось. Сразу же с городской заставы рядового направили в корпус его однофамильца генерала от инфантерии Петра Александровича Толстого. Русские войска по морю отправились в Шведскую Померанию. Шла русско-австро-французская война, больше известная как Война третьей коалиции. Сорвиголове такой поворот дела оказался к лучшему. Толстой отличился в стычке с французами под Ганновером, получил лёгкое ранение, и по завершении кампании ему возвратили гвардейские эполеты.

Через пять лет за участие в групповой дуэли военный суд вновь разжаловал поручика Толстого в рядовые.

V

I

Князя впечатлить анекдотом – всё равно что бабку-повитуху тронуть до слёз девичьим секретом, но эта история тогда почему-то запала в память. Вот как будто к знатью, что их судьбы с Американцем пересекутся. Не иначе, Толстые вновь подсуетились и добились назначения опального родственника за границу. По букве-то служба является таковой, хоть в казармах, хоть на заграничных харчах.

Верейскому стало досадно за шахер-махер в сфере разведки, словно это какой-нибудь департамент Министерства просвещения. Воейков, понимая всё это, приписал в конце: «Василий Михайлович, увы, ничего не мог поделать. Чернышёв отзывается о графе как человеке большой отваги, был с ним в деле под Фридландом. Используйте это».

В том сражении, названном Фридландским побоищем, Наполеон разбил русско-прусские войска и вынудил заключить Тильзитский мир. В битве недалеко от Кёнигсберга русская армия в очередной раз явила пример стойкости и отваги. Так, британский посланник доносил в Лондон, что русские войска «победили бы, если бы только одно мужество могло доставить победу».

Почти треть русской гвардии полегла в Восточной Пруссии. Потери могли оказаться ещё больше, если бы адъютант генерала Уварова штабс-ротмистр, а ныне подполковник, спецагент в Испании Александр Чернышёв не нашёл брод через реку Алле. Так что его характеристика новому помощнику Верейского дорогого стоила.

V

II

Верейский незаметно поднял взгляд от бумаги. Иванов-Толстой с безучастным видом ждал, когда его шеф ознакомится с посланием. Лицо с крупным носом, большими чувственными губами и широко посаженными глазами вытянулось от расслабления мышц. Хотя обманываться на этот счёт не стоило: флегматичность в любой момент могла вывернуться наизнанку, как шкура ежа.