– Хабар не нужен, – качнул головой неудавшийся мститель. – А вот от помощи не откажусь. Я пока за ними гонялся, заплутал маленько и карту с компасом потерял. Как ты уже, наверно, понял, я в Зоне недавно, и больше мне здесь делать нечего. Так что буду признателен, если доведешь меня до кордона кратчайшей дорогой.

Ну точно, зелень зеленая. Не ошибся я. Карту и компас он потерял, лечь не встать. Хотя… о чем это я? Зона – девушка веселая, и с картой так закружить может, что век не выберешься. Но, как бы то ни было, попутчики мне нафиг не упали. О чем я блондину и сказал.

Тот кивнул, понял, мол. После чего сунул руку в карман и, достав оттуда пачку баксов, выдал:

– Тут десять тысяч долларов. Доведешь до кордона, получишь еще столько же.

Я призадумался. Деньги мне были нужны, так как я уже понял, что оживление моих друзей даже в случае очень большой удачи обойдется недешево. Не сказать, что я не верил Захарову, но в то же время было ясно, что для осуществления задуманного могут понадобиться наличные – хотя бы для закупки дополнительного снаряжения или для подкупа той же охраны Кречетова, если он её успел за это время завести и если не получится справиться с ней бесплатно.

Да и, по большому счету, цели наши совпадали. Мне тоже надо было в Призонье, где, собственно, и находился филиал Института аномальных зон. А значит, к кордону. Так почему не взять попутчика, который предлагает за это хорошие деньги? Правда, вечерело уже, а это значило, что немедленно двинуться в путь ну никак не получится.

– Ладно, договорились, – сказал я, забирая деньги. – Только недалеко мы уйдем, коли на ночь глядя по Зоне потащимся. Заночевать надо где-то, а с утра двинем.

– Я тут неподалеку чью-то старую стоянку видел, – сказал блондин. – Вроде ничего так оборудована, с умом.

– Пойдем, покажешь, – сказал я.

***

Стоянка и правда была оборудована грамотно. Большая поляна посреди рощи, в центре которой кто-то навалил узловатых, кривых деревьев, огородив ими небольшую площадку. Получился эдакий деревянный бруствер, сквозь щели которого можно было обозревать местность на триста шестьдесят градусов. Правда, ночью особо ничего не разглядишь, но всё равно хоть какая-то защита. Причем неведомые строители с внутренней стороны бруствера торчащие ветки тщательно срезали, а с внешней – заточили, превратив их в острые колья. Плюс еще и укрепили оборонительное сооружение наскоро оструганными бревнами, перпендикулярно вбитыми в землю. Так что с наскока даже ктулху такое препятствие не преодолеет. Всё это я рассмотрел внимательно, когда мы с моим новым знакомым перелезли через заграждение в единственном месте, где это можно было сделать, не рискуя напороться промежностью на заточенный сук.

– Грамотная засека, – оценил я. – Самое то для ночевки.

В самом центре стоянки на земле чернело большое пятно. Понятно, костры тут жгли все, кто зависал в этом месте. И пламя со стороны не видать, что большой плюс ночью – никакой незваный гость не припрется на огонек…

Однако приперся.

Не успели мы как следует осмотреться, как через колючий бруствер длинным прыжком перемахнуло мускулистое, гибкое тело. Я было рефлекторно вскинул «Вал», чтоб соответствующе встретить нежданную опасность, но в следующую секунду, крутанувшись, сам ударил прикладом по стволу «калаша» блондина, который отреагировал на мутанта точно так же, как и я.

– Ты чего? – выдохнул тот. – Это ж мут!

– Мут, – сказал я, хватая в охапку бросившегося обниматься Лютого. – Мой мутантище. Можно сказать, домашний зверь.

– Ничего себе питомец! – удивленно произнес блондин, закидывая свой «калаш» за спину. – И как познакомились?

– Котёнком подобрал на перроне, когда возвращался из армии домой, в Москву.

Да уж, много лет прошло с тех пор, и много чего произошло с нами… Я стал тем, кем стал, – Меченосцем с предназначением убивать всё, что шевелится не так, как угодно мирозданию. А Лютый превратился в мутанта. Мускулистого, когтистого, клыкастого, умеющего обмениваться со мной мыслеобразами. Своеобразными картинками, возникающими в мозгу. Не полноценное общение, конечно, но всё лучше, чем «мур-мяу» от обычного кота, которые любой хозяин расшифровывает так, как ему нравится думать.

– Надеюсь, он не скушает нас ночью вместо ужина? – поинтересовался блондин.

– Он скорее сожрет любого, кто захочет нами поужинать, – сказал я. – Или, во всяком случае, попытается. Так ведь, Лютый?

В ответ в моей голове возникла неаппетитная картинка: кровь, кишки, трепыхающееся, только что вырванное сердце. И над всем этим мясным кошмаром – грозная фигура моего каракала, крупнее, чем в жизни, раза в три, положившая окровавленную лапу на чью-то оторванную голову.

– Ох, ё! – выпучил глаза блондин, видать, тоже поймавший мощный мыслеобраз, которые порой могут принимать и обычные люди. – Он еще и разговаривает, что ли?

– Он еще и крестиком вышивать может, и на машинке штаны подрубить – запросто, – сказал я, хлопая каракала по спине – хорош, мол, обниматься. Мог бы и раньше от кормушки Жмотпетровича оторваться и хозяина найти. – Хватит уже на кошака моего любоваться, давай-ка лучше костром займемся.

Дров внутри периметра было заготовлено примерно на неделю отсидки за деревянной загородкой.

– Не иначе маркитанты тут зависают по пути от одной торговой точки до другой, – заметил я, чиркая зажигалкой с претенциозной гравировкой: «Если пойду я долиною смертной тени, то не убоюсь я зла. Потому что я и есть самое страшное зло в этой долине». – Уж больно хорошо тут всё продумано.

– Кто? – переспросил блондин.

– Эээ… торговцы, – поправился я.

Иногда я уже сам забываю, где нахожусь – то ли во вселенной Кремля, то ли в чернобыльской Зоне. Оба мира для меня как один стали. Да с тем порталом загадочным, который так и не закрылся по непонятным для меня причинам, получается, так и есть. Две вселенные стали как колбы огромных песочных часов с отверстием-порталом между ними, через который просачиваются туда-сюда мутанты… И люди. Которые порой хуже любых самых страшных мутантов.

Вещмешок блондина оказался тощим, всего-то четверть булки черствого хлеба нашлось в нем да кусок зеленоватой колбасы. Скудный ужин для одного, вряд ли полезный для желудка.

– Оставь себе это для худших времен, – посоветовал я, доставая из своего рюкзака армейские сухпаи, которые я набрал на продскладе Захарова, – и весят относительно немного, и с калориями полный порядок. – Или выкини нафиг, а то еще отравишься. Зря ты, конечно, сидоры тех бандюков не обшарил, глядишь бы в них что-то более питательное нашлось.

– Зачем? – пожал он плечами. – Я за ними шел налегке, точно рассчитав продовольствие. Если б они меня грохнули, еда бы мне точно не понадобилась. А если б я их, то провианта мне бы хватило точно на обратный путь. Вот только карта с компасом подвели, потерялись…

– Ладно, тут на всех хватит, – сказал я, протягивая попутчику коробку с сухпайком. – Приятного аппетита.

…Саморазогревающаяся упаковка – великая вещь. Через несколько минут мы сидели у костра, уплетая за обе щеки горячий гороховый суп с мясом на первое и рисовую кашу с тушенкой на второе. Лютый всё то же самое употребил холодным. Удобный зверь, без заморочек. Жрет всё подряд. Заточив в несколько кусов сухпай, он подошел к выброшенному блондином хлебу с колбасой, понюхал и их сожрал тоже.

– Проглот, – хмыкнул я, на что Лютый лишь довольно облизнулся и, сыто жмурясь, улегся возле костра.

– Звать-то тебя как? – поинтересовался блондин.

– В Зоне Снаром кличут, – зевнул я – вкусная и сытная еда способствует сонливости. – Что-то типа позывного.

Первому встречному совершенно необязательно рассказывать о том, кто ты есть на самом деле. Особенно когда тебя вся Зона мечтает отловить ради нереальных бабок, которые готовы заплатить за твою голову все группировки зараженных земель, дабы перепродать «мусорщикам» за еще большие деньги.

– А меня Талом, – сказал блондин.

– Странное погоняло, – отметил я.

– Это от слова «Итальянец», сокращение, – пояснил Тал. – А то пока в бою окликнешь, или тебя грохнут, или перестрелка закончится.

– А почему «Итальянец»? – вяло поинтересовался я, борясь с желанием рухнуть на утоптанную землю и отрубиться.

– Работал я в Италии долго, – отозвался блондин.

– Понятно, наслышан, – кивнул я. – Родина Микеланджело, лазаньи и знаменитых неаполитанских воров.

– Ну, великих людей кроме Микеланджело в Италии родилось довольно много, – слегка оскорбленным тоном заметил Тал. – Воров же гораздо больше в Риме, чем в Неаполе. А настоящую лазанью теперь в Италии не встретить. Осталось лишь одно место, где её готовят так, как надо, – во Флоренции, в ресторане «Финистерра», который находится в двадцати шагах от памятника великому Данте, что на площади Синьории…

– Ты, по ходу, там и работал, – кивнул я. – Поваром или официантом?

Тал нахмурился. Похоже, обиделся.

– Да ладно, это я так, к слову, – сказал я. – Как ночью дежурить будем?

– Спи, – коротко бросил блондин. – Ты, по ходу, еще немного, и головой в землю воткнешься. Через четыре часа разбужу.

– Годится, – кивнул я.

Не сказать, что я с ходу прям доверился человеку, которого первый раз вижу. Но рядом жмурился на костер Лютый, которому я подкинул мысль последить полночи за новым знакомым. На что мой кошак послал мне картинку бодрого монструозного каракала, замершего над спящим мной. При этом я был какой-то мелкий и скукоженный в отличие от бугрящегося мышцами гигантского мутанта. То ли Лютый хотел себя таким видеть, то ли реально где-то подхватил вирус мании величия. Впрочем, мне-то какая разница, как он себя видит? Главное, чтоб за блондином последил.

Я даже под голову ничего себе подложить не успел, так меня снесло. Прям на землю голову положил и вырубился. Бывает такое, когда ничего больше не надо, только закрыть глаза – и гори оно все синим пламенем. По ходу, устал я от всей этой беготни по Зонам. Смертельно устал…

Мне показалось, что я только закрыл глаза, как получил довольно чувствительный толчок в плечо. Я даже проснуться толком не успел, а уже обнаружил себя с ножом в руке и стоящим на полусогнутых. Вот что значит рефлексы психа ненормального, которых в Зоне называют сталкерами, а по ту сторону кордона считают за мутантов.

– Псих ненормальный, – так и сказал Тал, отпрыгивая в сторону. – Так же зарежешь человека, даже глаза не продрав.

– Что случилось? Уже моя смена? – не став вдаваться в дискуссию, я по привычке сразу перешел к сути вопроса. Тоже, кстати, отработанный рефлекс.

– Да нет, час еще тебе спать по идее, – пожал плечами блондин. – Просто что-то кошак твой волнуется. А я, в отличие от тебя, с ним разговаривать не умею.

И правда, Лютый стоял на задних лапах и напряженно смотрел в ночь через щель между бревнами. Может, крысу заприметил? Как я понимаю, он до них большой любитель.

«Что там? – послал я мысль каракалу. – Крыса?»

«Человек», – последовал ответ в виде темной фигуры, прячущейся в ночи. И тут же следом картинка, где этих фигур несколько, что можно было понять как: «Много людей».

– Этого нам еще не хватало, – сказал я, вкладывая «Бритву» в ножны и берясь за «Вал».

– Что такое? – поинтересовался Тал.

– По ходу, поспать тебе сегодня не судьба, – сказал я. – Окружают нас. И их много.

– Кто?

– А я почем знаю кто? – пожал плечами я. – Те, кому мы зачем-то понадобились.

И заорал во всю мочь своих легких и луженой глотки.

– Эй, бродяги! Чего надо?

В ночи повисла тишина. Я даже услышал звон комара у себя над головой, потому что других звуков не было. А потом по ту сторону бруствера, метрах в ста раздался хриплый, очень неприятный голос. Словно и не человек проорал, а животное какое-то, чьи голосовые связки не предназначены для внятной речи, но оно всё равно напряглось и выдало:

– Вас надо. Выходите без оружия, тогда умрете быстро. И не больно.

А вот это я люблю. Когда противник четко обозначает, чего хочет. Не как давешние бандиты, трали-вали за любовь к ближнему перед тем как замочить, а просто и ясно. Мы пришли вас убивать. По крайней мере честно. Уважаю таких врагов. Их и убивать не противно, как некоторых: выстрелил – и словно клопа раздавил, руки помыть охота.

Вместо ответа я поднял «Вал», просунул ствол меж узловатых бревен и выстрелил на голос.

И понял, что не попал. Интуитивно. Это я всегда знаю. Чувствую. И не мистика это ни разу, а просто опыт того, кто много стрелял в живых существ. И много попадал, при этом редко промахиваясь. Я и сейчас должен был попасть…

Я ждал, что сейчас на наше укрытие обрушится шквал огня, но не тут-то было.

– Зря ты так, – хрипло крякнула ночная темнота. И следом за моей спиной что-то упало.

Я успел лишь обернуться, понять, что это, и удивиться. Даже очень сильный человек не способен бросить гранату на сто метров, да еще и так, чтобы она перелетела через довольно высокий деревянный бруствер. И та же интуиция подсказала: бросал тот, кто хрипло орал в темноте. Оттуда, откуда стоял. А еще я знал, что выстрелил точно. И не попал потому, что в последний момент хрипатый сместился в сторону, будто знал заранее траекторию полета пули.

У меня было от силы две секунды. И я сделал то, что был должен. Послал мыслеобраз Лютому: «Беги. Я тебя найду!» И увидел, как тот бросил на меня вполне осмысленный взгляд и, сильно оттолкнувшись мощными лапами, грациозно перемахнул через бруствер.

«Если выживу…» – добавил я мысленно.

А потом граната рванула. Как и положено было гранате такого типа. Травматической. Американской. Так называемой «Sting-ball 9590». Штуке крайне редкой, предназначенной для разгона уличных беспорядков и подавления тюремных бунтов, начиненной в качестве поражающих элементов резиновой картечью.

– Глаза прикрой! – заорал я Талу и при этом сам успел заслонить лицо рукой за мгновение до того, как по нам хлестанул рой мелких шариков, разогнанных до скорости травматической пули.

В меня недавно стреляли из «Осы». Ощущение, мягко говоря, болезненное, руку тогда сразу отсушило. А тут по мне словно из десятка травматов пальнули.

Причем попало конкретно. По ногам и под дых.

Я рухнул на колени, пытаясь вдохнуть. Не получилось. Только хрип и бульканье в горле. Твою ж мать, как неудачно-то, прям под грудную бронепластину! Чуток бы выше… Блин… Неужто разрыв диафрагмы? И что это за вонь? Твою ж мать, по ходу граната комбинированного действия, газово-травматического…

Я почувствовал зверское жжение в глазах и в носу и понял, что это не самая страшная моя беда, потому что вот прям сейчас я и сдохну тут. Ну не может человек жить не дыша, а вдохнуть я не мог – слишком уж силен был удар резинового шарика…

И тут внезапно меня разогнуло. Кто-то или что-то мощно хрястнуло меня по спине, да так, что воздух сам хлынул в мои легкие, отчего в глазах у меня потемнело не ко времени. Мог бы я видеть, глядишь, как-нибудь ушел бы от второго удара по затылку… Но не судьба. Взрыв боли в черепе… Звезды, появившиеся во тьме перед глазами… Всё…

***

Это всегда очень больно, тошно и мерзко – приходить в себя после того, как тебя вырубили. Причем в двух смыслах. Башка раскалывается, желудок крутит, во рту будто кошка нагадила. Но не это самое паскудное. Хуже нет осознавать, что тебя сделали, словно пацана. Заманили в периметр, из которого по-быстрому свалить никак не получится, словно зайца в ловушку с морковкой. А потом огрели меж ушей дубинкой, связали – и вот она, легкая добыча. Валяется на чем-то твердом и холодном, руки – в положении за спиной, запястья болят.

Понятно. Значит, валяюсь я тут недолго, иначе б руки не ныли от слишком тугой вязки, а уже онемели. Осталось выяснить, куда меня на этот раз притащили.

Я разлепил глаза – и меня тут же вырвало. Знатно так, с надрывом. Удивительно, что желудок следом за вкусным сухпайком не вывалился. Значит, сотряс мозга. Не сильный, но имеет место быть. Впрочем, ему не привыкать. По ходу, он у меня уже набитый, словно кулак каратиста, в мозолях от частых ударов по голове…

Темнота прямо передо мной взорвалась матом, после чего я ощутил чувствительный пинок в плечо.

– Слышь, ты, мля, блюй аккуратнее! Весь сапог мне залепил.

– Слышь, ты, повежливее, – рыкнула справа от меня темнота голосом Тала. – Не видишь, человеку хреново, в череп получил.

– А мне-то что?

– А то. Если пинаться не перестанешь, то от меня в тыкву схватишь с ноги. Вопросы?

– Да пошел ты, – уже менее уверенно отозвался, как я понимаю, обблеванный мною матерщинник.

Я сплюнул кисятину во рту, зажмурился, чувствительно куснул себя за губу и вновь открыл глаза.

Ну ясно. Там, куда я угодил, было не так уж темно, просто я это не сразу осознал – нормальное явление после вырубки и сотряса башки. Тусклый свет пробивался сквозь дощатые стены и через дырявую крышу. То есть я валялся связанный в каком-то сарае. Рядом ожидаемо сидел Тал, прислонившись спиной к стене. Руки, как и у меня, за спиной. А чуть поодаль расположились еще два персонажа. Судя по виду, то ли местные бандиты, то ли не особо удачливые сталкеры. Дешевые грязные шмотки, потертые и местами рваные кожаные куртки с вшитыми бронепластинами, рожи небритые и в ссадинах. Впрочем, я, небось, сейчас немногим лучше выгляжу.

Помимо моей свежей блевотины тут воняло дерьмом, мочой и по́том. Изрядно. Концентрированно, можно сказать, что называется, не продыхнуть. По ходу, множество пленников побывало тут, так прогадить атмосферу те двое никак бы не смогли, даже если б тут неделю кантовались.

– Давно вы тут? – уточнил я, отплевавшись.

– Два дня, – брезгливо отряхивая сапог, сказал сталкер.

– И чего тут происходит интересного? – поинтересовался Тал.

– Да ни фига, – отозвался второй сталкер. – Один раз троих привели, потом по одному повыдергали. Молодые «отмычки». Какого хрена такие сопливые студенты в Зону лезут – не пойму.

– Кишки лишние в брюхе имеются, – хмыкнул обблеванный. – Мечтают их по кустам да веткам развесить заместо гирлянд, Зону украсить…

За дощатой дверью послышались шаги.

– О, жратву принесли, – обрадовался обблеванный. – Хреновая она тут, конечно, но сытная. Суп жирный, на костях, требухе и мясных обрезках, хлеба много дают.

– Заметно, что сытная, – скривившись, повел носом Тал.

Дверь заскрипела, и на пороге нарисовалось странное существо. Плечи широченные, а головы нет. Вместо нее бугор какой-то…

Впрочем, через мгновение я понял, что голова всё-таки имеется. Просто не сразу заметно ее на фоне огромного горба. Одет урод был в перехваченную поясом на талии свободную черную рубаху до колен с широкими и короткими рукавами. Плюс штаны того же цвета, плюс сапоги.