В определенной степени Высоцкий являлся свидетелем описываемых ситуаций, общался с представителями этой приблатненной среды. Но тут важно отметить, что в данную социальную среду он не окунался сам, являясь именно бесстрастным летописцем, а не непосредственным участником.

Олег Черемных: Высоцкого нередко отождествляют с блатным миром, что не имеет под собой оснований. Среди многочисленных приятелей, а уж тем паче близких друзей Высоцкого не было блатных – в привычном понимании. В этой связи можно было бы упомянуть лишь одного Вадима Туманова. Но он в свое время сидел по 58-й статье, по политической, – а это уже совсем другая история! И тут важно, что обращение к блатной романтике было возможно и в советской официальной культуре. Вспомним хотя бы Кольку Свиста из фильма «Путевка в жизнь» или героя Марка Бернеса из фильма «Два бойца».

При этом многие отмечают, что Высоцкому для отображения неподцензурных тем – столь непростых во времена СССР! – не нужно было влезать в чужую шкуру, заниматься допущениями и фантазиями. И что существовал некий круг людей, кто мог ему поведать о лагерных и криминальных буднях: непосредственно из первых уст.

Алексей Певчев: Мне кажется, что блатная тема в творчестве Высоцкого очень органична. В своих стилизациях под блатную романтику Высоцкий вычленял некие жесткие ситуации, в которых проявлялся сильный мужской характер. С подобными ситуациями он был знаком не только по своему детству московской шпаны, не раз сталкиваясь с ними позже. Например, после знакомства с золотоискателем Тумановым, бравшим к себе в бригаду, на прииски, тех, кто имел за плечами лагерный опыт. На приисках работали лютые мужики, многие из них как раз жили «по понятиям». Но и здесь в почете были мужество, честь, хладнокровие, сила воли и умение выстоять в самых суровых ситуациях. Сюжеты для своих песен Высоцкий мог почерпнуть из рассказов этих людей, когда ездил к Туманову, пел для них.

Высоцкий по своей натуре был, конечно, лихим мужиком: веселым, бесшабашным, рисковым. Поэтому и любил таких же лихих людей: думаю, они привлекали его своей внутренней раскованностью, залихватским отношением к жизни. При этом важно, что Высоцкий своим лирическим героям, даже связанным с криминальными историями, не дает оценочных суждений и не делит их на отрицательных и положительных. Это просто мощное беспристрастное бытописание, а делать выводы Высоцкий предоставлял непосредственно своему слушателю.

Современные литературные критики, увы, не пришли к консенсусу: как воспринимать блатные песни Высоцкого в контексте его творческого наследия. С одной стороны, подобное вполне ложится в общую канву традиций русской литературы…

Сергей Казначеев: Очевидно, что на стилистику и содержание блатных сочинений Высоцкого отчасти повлияли озорные стихи Пушкина, сатира А. К. Толстого, Козьма Прутков и кабацкая цыганщина. Те же Есенин, Блок, а также Маяковский и обэриуты. Но еще в большей степени, думаю, Высоцкий шел именно от фольклорных корней: от былинного эпоса, раешного стиха и лубка – до залихватских хулиганистых частушек «с перцем». Так что Владимир Высоцкий был, конечно, составной частью русской поэтической традиции.

…С другой стороны, порой литературные критики отказывают ранним песням Высоцкого, из лихого цикла, в особой художественной ценности. Дескать, создавались подобные вещи исключительно как некое баловство (вспомним те же юнкерские вирши М. Ю. Лермонтова). И потому-де предназначались лишь для узкой категории слушателей.

Станислав Куняев: Российские интеллигенты, а особенно – столичные, нередко выдавали себя за выходцев из народа. Любили баловаться блатной феней, играть роли блатных персонажей: «За восемь бед один ответ // В тюрьме есть тоже лазарет», «Я был душой дурного общества», «Рыжая шалава, что ж ты натворила» и так далее. Все это привлекало подростков 60-х годов. Но вечно быть подростком – смешно и глупо.

Тут можно возразить: вечно муссировать подобную тематику Высоцкий и не собирался. Чуть позже он уже стал находить сильные характеры и пиковые психологические ситуации для своих героев – в той же военной песне. И тут важно отметить, что этот блатной цикл писался как бы по некоему алгоритму житейского благородства, по которому затем создавались и песни военного цикла.

Николай Бурляев: У Володи Высоцкого нигде нет пошлости: везде – даже в озорных его текстах, исполненных особого юмора! – идет чистая нота его души. Он просто не мог писать похабщину! И даже когда он писал приблатненные песни, подстраиваясь под дух уходящего времени, то все равно каждый его текст исполнен очень высоких категорий: преданности к Отечеству, самопожертвования, дружбы, любви!

Интересно, а почему Высоцкий именно подобный, приблатненный репертуар выбрал для своего дебюта в качестве автора-исполнителя? Да, тяжелое дворовое детство. Но ведь Высоцкий не в детстве же взял в руки гитару! В послевоенной Москве, еще будучи пацаном, он овладел явно не теми музыкальными инструментами, что ассоциировались со шпаной. Скорее классическими – аккордеон, пианино… Гитара появилась много позже, уже во времена его студенчества.

Сергей Жильцов: Высоцкий стал играть на гитаре довольно поздно – когда учился в Школе-студии МХАТ. А большим ценителем и собирателем блатных песен являлся Андрей Донатович Синявский – его педагог по литературе. И его многочисленные ученики волокли ему весь фольклор, который узнавали. И что-то даже Синявский записал на пленку. Слава богу, это сохранилось! Сам Высоцкий про свои самые первые песни, так называемые блатные, дворовые, всегда говорил, что это именно стилизация. На концертах объявлял: «Песня-пародия на блатные песни». А знал он их великое множество.

Возникает вопрос: откуда знал? Да еще и так много? Вот тут-то и вспомним ту самую городскую шпану и романтизацию в ее среде блатного житья-бытья. Но кроме подросткового периода, с его увлечением уличной романтикой, и гораздо позже Высоцкому попадали в руки образцы той самой лагерной лирики. В том числе и при довольно мистических, если так можно выразиться, обстоятельствах.

Сергей Жильцов: Откуда брались все эти блатные песни? Кто-то передавал, самодеятельные песенники какие-то по рукам ходили. Владимир Акимов, одноклассник Высоцкого, мне рассказывал: мы, говорит, с Володей поехали как-то в Химки купаться. Это же тогда был совсем глухой район! И нашли прямо на берегу, под бревном, от руки написанную тетрадку: песенник, составленный целиком из блатных песен. Это было еще в середине пятидесятых. И там были какие-то тексты: «там сидит вор, бандит, весь наколкой покрыт, спать ложится на голые нары» и все такое. И нам многое было непонятно, но при этом – в высшей степени удивительно…

Обращение к блатной теме в силу ее запретности в те годы являлось определенной смелостью, этаким культурным лихачеством. Многие представители интеллигенции позволяли себе заигрывать с данной полузапретной субкультурой. Соответственно, Высоцкий сталкивался с интересом к блатному репертуару не только в компании бывших дворовых друзей, но и в домах известных деятелей культуры.

Сергей Жильцов: Откуда еще блатной репертуар прибавлялся? Сохранились записи Кочаряна, сделанные на Большом Каретном – там не только Высоцкий поет, но и Стриженов, и Мордюкова, и Гладков тот же. И все показывают какие-то новые песни – те, что им попались где-то. Например, звучит песня «Здравствуйте! Мое почтение». И мы видим, что Высоцкий буквально снял с кальку с исполнения Юрия Гладкова. Олег Стриженов спел «Шнырит урка в ширме у майданщика», а Высоцкий потом всю жизнь – но тоже лишь в узких домашних компаниях – пел эту песню, с теми же точно интонациями, которые услышал когда-то в компании Льва Кочаряна.

Думаю, Высоцкий не мог не замечать, что создаваемые им вольные песни находят широкий отклик. А та тема, что он использует – добавляет ореола запретности. Его популярность становится неформальной, причем – с определенным эпатажем. Что сразу же выделяет его из среды условных молодых романтиков, пытавшихся сочинять некие самодеятельные романсы про рассветы-закаты и встречи-расставания.

Дмитрий Дарин: Блатная лирика Высоцкого – особая тема. Именно потому, что, как известно, запретный плод всегда привлекает! Может даже, в этом плане и был особый расчет. Да и потом – в СССР тогда сидели или уже отсидели многие миллионы. Это была своя, отдельная жизнь!

Анатолий Сивушов: После появления первых песен Высоцкого его имя было покрыто массой слухов: мол, он – матерый уголовник, свои песни пишет в тюрьме… Честно говоря, я до сих пор думаю – с позиции испорченного шоу-бизнесом человека сегодняшнего дня, – не был ли это продуманный пиар-ход с его стороны: специально запустить вот такой слух… Хотя, возвращаясь в то время, я сомневаюсь в этом, так как тогда не было еще такого понятия, как пиар. Просто первые его песни были блатные, а голос – таким необычным, хриплым. И все это сильно подкрепляло интерес к его персоне!

Даже не важно, был расчет осознанным или все вышло само собой. Интересно то, что Высоцкому поверили. И действительно стали считать чуть ли воспевателем криминала. Те же самые представители данной субкультуры…

Геннадий Норд: Широко известна история, которая произошла с Высоцким в Сочи. Он там выступал на гастролях, а его номер обокрали. Забрали джинсы, куртку, магнитофон, гитару. Все унесли! Высоцкий пошел писать заявление в милицию. Его там продержали часа три, пока он писал объяснительную, пока подробно описывал похищенные вещи. А как вернулся в номер – на кровати лежало все украденное. И рядом записка: «Владимир Семенович, извините, мы не знали, у кого мы воруем. К сожалению, джинсы уже успели продать, остальное – все возвращаем». Представляешь, какая популярность, что даже воры вернули ему все!

В этом эпизоде интересна такая деталь: Высоцкий пошел писать заявление в милицию. А ведь по понятиям – этого как раз делать было категорически нельзя. Приведенный пример очень наглядно показывает, что для Высоцкого криминальная романтика, ее жесткие законы, понятия и прочие условности воспринимались исключительно с позиций автора художественного произведения. Он не описывал блатной мир изнутри, из себя – исключительно извне, со стороны.

Максим Замшев: Часто говорят, что Высоцкий, романтизировал уголовные реалии – но он вообще к блатным никакого отношения не имел! Да, было в его песнях ощущение дворового детства – он вырос в этом: улица, шпана… Но это не блатной фольклор. Конечно, изучая жизнь, литератор хочет узнать все социальные группы, в том числе так называемых сидельцев. Но здесь совсем другая, совершенно книжная история!

Впрочем, сами криминальные элементы, видимо, не особо обращали внимания, что Высоцкий ведет себя не по понятиям, например пришел «писать заяву в ментовку». В его песнях была такая доля проникновенности, такой артистизм – помноженные на действительно удивительный талант, – что авторы дворовых и лагерных песен упорно принимали за своего!

Владимир Крупин: Мне рассказывал офицер МВД, который в 1980 году охранял тюрьмы, что в день похорон Высоцкого в тюрьмах и лагерях происходило ритуальное сожжение гитар: так зэки отдавали дань памяти народному барду. В его песнях порой были и блатные мотивы, вот они его и считали за своего: вроде, он их парень, дерзкий. Вспомним его строки: «Это был воскресный день, но мусора не отдыхают!..» А у него же много подобного было!

И даже не столь важно, относится данное свидетельство к области мифа или так и было на самом деле. Главное, что подобные истории широко ходили в тогдашнем СССР. И никто не заявлял: «Нет, такого категорически не могло быть!» Скорее наоборот, очень популярно было мнение: «зэки Высоцкого очень уважают!»

…Но если рассматривать сейчас данный период творчества Владимира Семеновича исключительно с художественных позиций, то нельзя не отметить, что этап блатняка был очень важен для автора. И не случайно он от него никогда не открещивался, как часто бывает с разного рода юношескими, незрелыми работами.

Денис Гринцевич: В начале творческого пути у Высоцкого был цикл дворовых, блатных песен. Перейдя на темы более серьезные, достигнув уже пика в своем творчестве, он все равно от этого блатного периода не открещивался. А наоборот, всегда говорил, что написанием этих песен он хотел не только усовершенствоваться как поэт, но и стремился, чтобы эти песни как можно глубже запали в души слушателей. Сочиняя песни в этом жанре и хорошо зная эту тему от своих знакомых, он, тем не менее, строго соблюдал грань, позволявшую ему не опуститься ниже должного уровня.

И тут важно уточнить, что не стоит как принижать значение данного тематического цикла, так и придавать ему излишнюю значимость. Все-таки, если рассмотреть продолжительность увлечения этой тематикой, то она не так уж и велика. Первую блатную песню – «Татуировки» – Высоцкий написал в середине 1961 года. А уже осенью 1964-го как бы подытожил данный хулиганский цикл, записав на магнитофонную пленку все, что сочинил к тому моменту. Последние произведения на данную тему исследователи относят к 1965 году. После этого новых песен в данном ключе Высоцкий уже не писал. Хотя и исполнял порой отдельные вещи этого ряда на своих выступлениях. Особенно в узком кругу.

Вот все, что касается временного интервала увлечения дворовыми песнями. Относительно их количества – тут тоже видим, что произведений с подобной направленностью у Высоцкого сравнительно немного. Из порядка пятисот авторских песен – блатных насчитывается лишь около пятидесяти, то есть не более десяти процентов. Думаю, это тоже показательно.

А главное – Владимир Семенович искал «сильные мужские характеры» в полукриминальных кругах лишь до того момента, как не нашел другие их источники. Вспомним: последнюю «блатную» песню Высоцкий создал в 1965 году. А уже в 1966-м, начав сниматься в фильме «Вертикаль», он примерял на себя уже совсем других лирических героев – бесстрашных альпинистов. С иными, если можно так выразиться, идеалами и жизненными понятиями.

И именно с песен «горного цикла» началась поистине всенародная известность Владимира Высоцкого – как минимум в масштабе бывшего Советского Союза. Впрочем, об этом – в следующей главе…