Сейчас 6 часов вечера, пятница, 20 августа. Мы занимались работой с метеоритом пять суток, трудясь целый день и большую часть ночи, и в течение всего этого времени начиная с момента, как «Хоуп» подошла к метеориту во время ослепляющего шторма, туман и метель непрерывно чередовались. Это не только серьезно замедлило работу, но и угнетающе действовало на людей, особенно на суеверных матросов; некоторые были со мной в прошлом году и назвали это нормальной метеоритной погодой. Они утверждали, что бурый монстр приносит несчастья, что я никогда не смогу доставить его на борт, а если и сумею, то никогда не довезу до дома, так как он определенно потянет корабль на дно. Эти же люди имели привычку ежедневно смотреть через леера на лабиринт из айсбергов вокруг нас и на постоянно образующийся молодой лед и предсказывали, что если даже метеорит не раздавит корабль при подъеме на борт, то мы определенно вмерзнем в лед и останемся здесь зимовать.

Без сомнения, в этих условиях я мог почти простить им ассоциации сверхъестественных явлений с метеоритом, ведь странный, но действительный и непреувеличенный факт состоял в том, что пока огромная масса медленно ползла по мосту и через корабельные леера, лоскуты голубого неба появились у нас над головой, а когда наконец метеорит был надежно закреплен над главным люком и когда последняя связь с берегом была разорвана, горизонтальные лучи низкого полуночного солнца вырвались из-за утесов… упали на метеорит, изменив его цвет на расплавленную бронзу, осветили бесчисленные айсберги к востоку от нас и залили зазубренные черные пики и плавные ледниковые купола… неописуемыми розовыми и желтыми красками.

Автору хорошо знакомы такие чувства. Человек, сделав что-то, по его мнению, важное, правильное, достойное, богоугодное, ищет подтверждения своим ощущениям и прежде всего находит их в окружающем мире: шел дождь – он прекратился, ревела буря – стихия утихла. В этом нескончаемом ряду противопоставлений проблески синего неба и появление солнца на хмуром небе – самые верные товарищи твоей правоты.

Лет 20 назад на севере Якутии, в устье реки Оленёк, автор руководил полярной археологической экспедицией. Целью исследований была могила-легенда лейтенанта Василия Прончищева, командира Ленско-Енисейского отряда Второй Камчатской экспедиции Витуса Беринга, и жены Василия – Татьяны Прончищевой, первой русской арктической путешественницы. Могилу вскрыли, останки первопроходцев исследовали. Ученые определили причину смерти лейтенанта Прончищева, с черепов были сняты слепки, чтобы восстановить портреты этих русских героев первой половины XVIII века. Епископ Ленский и Якутский Герман прочел молитву, и первые горстки земли были брошены на плащаницу, покрывавшую останки Василия и Татьяны. И тут небо, все время темное и пасмурное, просветлело на западе, возникли синие полосы, прогалины, и в одной из них блеснуло солнце, которое казалось небольшим, но было ярким и лучистым. Все обратили на это внимание.

«Хоуп», словно ледокол, пробивала барьер из айсбергов. Все тревожились, не сместится ли «Анигито» в результате сокрушительных лобовых ударов корабля, ломающего лед, но все обошлось. Пири пишет:

Мои эскимосские чернорабочие. Подпись из книги Р. Пири

…на мысе Йорк… я отправил своих верных эскимосов на берег в сопровождении нескольких бочонков с галетами и груза из ружей, ножей, патронов и других многочисленных предметов, которые я привез, чтобы вознаградить их за преданную службу.

Слова «несколько бочонков с галетами» мгновенно вызывают у автора больную ассоциацию. Вот живописная картина не расставания Пири с его «верными эскимосами», а, наоборот, встречи с ними, описанная в книге всемирно известного французского этнолога и писателя Жана Малори «Последние короли Туле»^[61]: «Даже несмотря на то, что Пири был уже мертв, он внушал эскимосам почти такой же страх, как в былые времена. Однажды вечером, в августе 1967 года, в Сиорапалуке старый эскимос пришел поговорить со мной о Пири. Он до сих пор настолько боялся этого американца – эскимос обычно называл его “великим мучителем”, – что перед тем, как приступить к своим воспоминаниям, он вышел из хижины, чтобы убедиться, что никого нет вокруг. Кто знает? Может быть, дух Пири бродит где-то рядом. Я никогда не видел, чтобы этот человек был настолько взволнован. “Пиулиссуак^[62]?.. Люди боялись его… действительно боялись… как я сегодня вечером… Его большой корабль… – он произвел большое впечатление на нас. Он был настоящим командиром. Ты всегда чувствовал, что, если ты не сделаешь того, что он хочет, он осудит тебя на смерть. …Я был очень молод, но никогда не забуду, как он обращался с инуитами. Это было в Уманаке [Туле] в июле 1908 года… Его большой корабль вошел в залив. Пири был едва заметен с берега, но он кричал: ‘Кисса Тикери-Унга!’^[63] – ‘Я добьюсь своего непременно!’ – Инуиты поднялись на борт. У Пири был бочонок с галетами, который принесли на палубу. Два или три охотника, которые подошли к кораблю на каяках, склонились над бочонком и стали есть двумя руками. Позднее бочонок снесли на сушу, и содержимое было высыпано на берег. Мужчины, женщины, дети набросились на галеты, как собаки, что очень позабавило Пири. Мое сердце до сих пор холодеет, когда я вспоминаю об этом. Этот эпизод очень хорошо говорит о том, как он относился к этому народу – моему народу, – который, несмотря на все это, был предан ему”. Пири считал инуитов “первобытными”».

Лейтенант посетил историческое место – мыс Сабин, где, как он рассказывает:

Стал первым, кто вошел в дом Грили после спасения в 1883 году оставшихся в живых членов этой злополучной экспедиции… (выделено мной. – Д. Ш.).

(Имя генерала Адольфа Грили, выдающегося американца и великого героя всемирной арктической летописи, как мы увидим, было постоянным и чрезвычайным раздражителем для Роберта Пири. О Грили поговорим позже.)

Пири пишет:

В субботу, 2 октября 1897 года, 100-тонный плавучий кран верфи Нью-Йорка… поднял гиганта с «Хоуп» и поместил его на причальную стенку^[64]…

Три года упорных усилий победили. Великий Звездный Камень Севера… был благополучно вывезен сквозь лед, штормы и мглу арктических морей.

Пири благодарит капитана Джона Бартлетта, Эмиля Дибича, коллег, команду, местных друзей:

Которые, вручную управляясь с тяжелыми рельсами и бревнами, работая киркой, лопатой и ломом и качая домкраты, сделали все возможное, чтобы передать мне во владение «Железную гору» своих предков.

Перемещение метеорита на причальную стенку верфи Нью-Йорка

Автору книги эта метеоритная история, имеющая, конечно, планетарное значение, кажется очень интересной. И вот еще несколько, так сказать, научных подробностей и любопытных размышлений лейтенанта.

Книга Пири:

Поверхность всех метеоритов темно-коричневая, с зеленоватыми вкраплениями, и напоминает бронзу. На первый взгляд металл кажется одинаковым – плотным, прочным, волокнистым мягким железом… с серебристым блеском и звучным, как колокол. Однородность металла поразительна. Вероятно, во всей массе каждого метеорита едва ли найдется хотя бы одна посторонняя частица. Металл можно разрезать ножом, и если его поскоблить напильником, виден яркий серебристый блеск… Анализ показывает типичный метеоритный никелево-стальной сплав, приблизительный состав которого 92 % железа и 8 % никеля. Несмотря на то что три метеорита внешне похожи, я убежден, что есть ярко выраженное различие: «женщина» имеет самый мягкий металл. Мнение туземцев на этот счет неизменно, и их слова подкрепляются огромным количеством сломанных базальтовых камней, окружающих «женщину», в то время как около «собаки» разбросано не более двух десятков таких обломков, и их совсем не обнаружено возле «Анигито»…

…анализы установили то, в чем я лично был убежден с самого начала, – что эти три глыбы были фрагментами одного первичного образования. Различие в прочности, на котором настаивают эскимосы, – это, вероятно, результат… вызванный различием показателей массы и, как следствие, разницей температур, когда в конце падения метеориты погрузились в снег и лед…

Тот факт, что «женщина» и «собака» не были погружены в землю и что не было следов разбитых скальных пород под ними и абразии или вдавления нижней поверхности самих метеоритов, что должно было бы сопровождать их падение непосредственно на землю, дает основание предположить, что поначалу они обрушились на поверхность огромного ледяного щита и, по мере его отступания, постепенно оказались в том положении, в котором были найдены.

С другой стороны, один из мощных снежных наносов, которые образуются на этом побережье даже в самые обычные зимы, мог принять метеориты и смягчить силу удара при их падении, а высокая температура масс вызвала их постепенное опускание и окончательное расположение на подстилающей скальной породе.

Само существование у эскимосов легенды относительно этих метеоритов заставляет верить, что их пришествие произошло уже после того, как здесь поселились люди, иначе как бы у этих невежественных дикарей могла возникнуть мысль о небесном происхождении метеоритов? Почему эти бурые глыбы не были для них просто виаксу^[65] (скалами)?..

И потом, то, что мне кажется самым удивительным, – как могли эти убогие аборигены открыть свойства материала, составляющего эти глыбы, и то, как можно его использовать?..

…Я склоняюсь к мысли, что эти маленькие темные кудесники севера некогда в течение прошлых столетий изучили в лаборатории здравого смысла и практического опыта каждый камень… и придумали, как эти свойства можно использовать в повседневной жизни.

Вся эта сцена с маленькими детьми ледяных полей, одетыми в меха и использующими в течение столетий сплав, изобретенный на небесах (никелевая сталь), который имеет практически такой же состав, как и броневые листы из никелевой стали, защищающие сегодня наши линкоры, является для меня одной из самых поразительных в анналах арктических исследований.

Метеориты как свою собственность Пири подарил жене, и она уже демонстрировала их в музее Джесупа. «Женщину» и «Анигито» разместить в выставочном зале было непросто – пришлось изготовить специальные опоры, проходящие через пол и вбитые в скальную породу под зданием.

Переговоры о покупке «небесных камней» шли с 1897 года, но в январе 1908 года Джесуп умер. Британский путешественник Уолли Херберт в книге «Петля из лавра. Роберт Пири и гонка к Северному полюсу» приводит письмо Джозефины Пири новому президенту музея Генри Осборну: «Я думаю, справедливости ради следует констатировать, что метеориты – моя собственность, и деньги, полученные за них, не будут израсходованы на исследования в Арктике. Это все, чем я располагаю, чтобы дать образование моим детям, если что-нибудь случится с моим мужем. Мистер Джесуп знал об этом, и он полностью одобрял мой план хранить вырученную сумму как средства, отложенные на черный день».

Рисунок, показывающий размеры «Савиксу» в сравнении с мужчиной ростом 6 футов. Подпись из книги Р. Пири

Наконец выплата состоялась. Газета New York Times 4 февраля 1910 года сообщила, что вдова Морриса Джесупа купила у миссис Пири метеориты и пожертвовала их музею.

Интересно проследить более чем вековую историю «небесных камней» уже в стенах Американского музея естественной истории. Подобная хроника дана в статье Патриции Хантингтон «Роберт Пири и метеориты мыса Йорк», напечатанной в 2002 году в журнале Polar Geography. В заключительных абзацах автор подытоживает: «Кажется, что теперь, когда стали расти сомнения относительно заявления Пири о достижении Северного полюса, Американский музей естественной истории стремится дистанцироваться от Пири… При посещении… музея в наши дни можно заглянуть на выставку Линкольна Элсуорта^[66] и увидеть чашку с “Фрама” Нансена, фотографию Амундсена и сани Элсуорта. Но единственное упоминание о Пири в этом музее в наши дни можно найти на подписях под метеоритами – говорится о его выдающейся инженерной изобретательности при их перевозке из Северной Гренландии. Указана также сумма, выплаченная за них, – 40 000 долларов^[67]. “Палатка” остается самым большим метеоритом, который “находится в неволе”^[68]…

Возможно, что, исключив… тему связи Пири с эскимосами, Американский музей естественной истории и общественность смогут посмотреть на инуитов в новом свете – не как на детей или дикарей, а как на людей, которые выживали в очень суровых условиях и делились своими знаниями с теми исследователями, которые были готовы уважать их мудрость».