4

Марина загадочно улыбнулась, даже не отдавая себе отчета в том, что снова копирует отца. Отец всегда начинал свои лекции именно так. Прозвенел звонок, студенты собрались в лекционном зале; шуршание ног, шорох раскрываемых тетрадей; посторонние звуки постепенно сходят на нет, а отец – стоит с откровенно скучающим видом и смотрит в одну точку. Но вот – наступает полная тишина. Абсолютная. И тогда – отец улыбается. И подмигивает. «Знаете, что я вам сегодня расскажу?».

Студенты никогда не знали. Но отец всегда превосходил их самые смелые ожидания. Его лекции зачастую шли вовсе без перерывов. У него был настоящий дар рассказчика.

– О последнем дне жизни императора написано очень много, – начала Марина издалека.

Митя перебил.

– Я еще не прошел апгрейд. У меня пока небольшой объем оперативной памяти.

– Что? – не поняла Марина.

– Рассказывай самую суть.

– Нет, ты не понял. В этом и заключается суть. Источников – много, но они порой противоречат друг другу.

– И зачем мне вникать в чужие противоречия?

Марина задумалась. Митя был прав. Историк по натуре – дирижер. Историк из тысячи субъективных мнений составляет одну объективную реальность; так же, как дирижер из отдельных голосов музыкальных инструментов строит мощный звуковой фронт; настолько понятный и искренний, что у слушателя не возникает никаких вопросов. Но то – музыка. Она воздействует на сердце. История – взывает к разуму. И в большинстве случаев – тщетно.

Не потому ли люди не извлекают из истории никаких уроков, что не доверяют этому «хору»? Нужен один, зато надежный, рассказчик, – задумалась Марина. – Этакий усредненный Нестор-летописец, пользующийся безграничным авторитетом.

Голос Мити вернул ее к действительности.

– Очень интересно. Не волнуйся, я еще не уснул.

Это был сарказм. С чего же начать? Марина оглянулась на здание музея… Решение пришло неожиданно.

– Суворов! – сказала Марина.

– Опять Суворов?

– Он для тебя – надежный источник?

– Безусловно. Но, как мы уже выяснили, Суворов, по вполне уважительным причинам, не мог видеть, что делал Павел Первый в последний день своей жизни. Потому, что сам уже умер.

– «Безусловно»? Ты сказал – «безусловно». Суворову ты веришь. Но почему?

– Какой ему смысл врать? И вообще, он человек военный.

Марина мысленно усмехнулась. Эх, рассказать бы ему про великого полководца. То, что не проходят в школе. Но это – совсем другая тема.

– А Кутузов? – спросила Марина. – Ему веришь?

Пояснений не требовалось. В Российской истории было много Кутузовых, но все почему-то помнят только повязку на глазу.

– Тот самый Кутузов? – уточнил Митя. – Битва при Бородино?

– Тот самый.

– Ему верю. Он разбил Наполеона.

И снова – неточность.

Стоп! – одернула себя Марина. – Так мы никогда не дойдем до главного.

И начала.

– Одиннадцатого марта одна тысяча восемьсот первого года в столовой Михайловского замка давали ужин на девятнадцать кувертов.

– Кувертов? – переспросил Митя.

– Персон, – упростила Марина. – Во главе стола сидел государь. По левую руку от него сидела императрица, по правую – великий князь Александр. Затем – его супруга, великая княгиня Елизавета…

– Если это важно, давай, я буду записывать, все равно не запомню, – перебил Митя.

– Среди присутствующих был генерал от инфантерии… «Инфантерия» – это пехота, – предвосхитила возможный вопрос Марина. – Михаил Илларионович Кутузов. Он вспоминал, что император был мрачен. Ужин продолжался два часа и закончился в десять вечера.

– Люди не торопились. И объедались после шести.

– Не объедались. Столовая Михайловского замка – это не «МакДональдс». И да, они никуда не торопились. Вели светские беседы. Но Павел – молчал. После ужина все, как обычно, вышли в смежное помещение, чтобы пожелать императору доброй ночи. Однако в тот вечер он, вместо ответного приветствия, ограничился словами. «Чему быть, того не миновать».

– Загадочно!

– Первый звонок. Потом он уединился с Кутузовым, и они беседовали еще час.

– О чем?

– О чем беседуют с генералом? О боеготовности армии. Но в ходе беседы Павел, не переставая слушать Кутузова, посмотрелся в зеркало. Оно было с изъяном. Император сказал: «Посмотрите, какое смешное зеркало! Я вижу себя в нем с шеей на сторону».

– И что?

– Его задушили, – глухо сказала Марина. – Шарфом. Свернули голову.

– Однако!

– Это – второй звонок.

– Неужели был и третий?

– Да. Прощаясь с Кутузовым, Павел Первый усмехнулся и сказал. «На тот свет итить – не котомки шить». А через полтора часа его убили заговорщики. В собственной спальне.

– Как в театре. Три звонка, и – занавес!

– Ты был в театре? – удивилась Марина.

– В театре кукол. Мама водила меня в детстве. Постой! Но, получается, Павел предчувствовал свою смерть?

Марина кивнула.

– Да. И у меня в кармане – доказательство. Страница из его дневника. Запись – от двенадцатого марта одна тысяча восемьсот первого года. Новый день наступает ровно в полночь. После полуночи Павел Первый прожил всего полчаса.

– Но успел сделать запись? От двенадцатого марта?

– Успел. Подвел итог.

– И что же там написано?

Марина задумалась. Эти слова нельзя было сказать просто так. Мимоходом. Надо было произнести их со значением. Марина собиралась ответить, но…

Зазвонил мобильный.

Марина взяла трубку и услышала голос Виктора.

– Марина! Постарайтесь не менять выражение лица. За вами следят. Вам надо немедленно уходить.

Хотела бы я увидеть человека, у которого не изменится выражение лица от таких новостей, – подумала Марина.

Виктор продолжал.

– Возвращайтесь в музей. У черного хода вас будет ждать машина. Садитесь и уезжайте!

Отбой. Пояснений не было.

– Так что написал император? – наседал Митя.

Но Марине было не до того.

5

– Они уходят, – доложил Ковалев.

Впрочем, пояснений и не требовалось. Скворцов и Виноградов видели все на большом экране.

Марина обняла брата за шею и, улыбаясь, что-то сказала на ухо. Что-то сказала. Но вряд ли – что-то смешное. Митя – не улыбался.

Потом – оба повернулись лицом к музею; Марина сделала какой-то неубедительный жест, а через секунду – оба пошли к зданию, ускоряя шаг.

– Наверное, они… – начал Скворцов.

– Почувствовали слежку! – прохрипел Виноградов. – Берите их! Немедленно!

Скворцов отдал распоряжение.

Из серебристого «Мерседеса» вышли трое мужчин в костюмах; все, кроме водителя. Мужчины, оглядываясь, поспешили к музею.

6

Сильвер сидел в ресторане. Перед ним, на столике, громоздились две стопки учебников. Сильвер прекрасно понимал, что прочитать их не удастся до самой смерти. По счастью, к учебникам прилагалась парочка умных ребят с высшим образованием; у Сильвера они занимались финансами и очень чутко реагировали на все, что с финансами было связано.

– Короче! – сказал Сильвер, и этого было достаточно.

Первый из «умных» отодвинул учебники на край стола.

– А можно – вообще убрать? – спросил второй «умный». – Мы, конечно, привезли их. Из уважения к вам. Но всю актуальную информацию получили из интернета.

Сильвер махнул рукой. Подбежавший официант без слов понял, что от него требуется; взял стопки книг и молча удалился.

– Короче! – повторил Сильвер.

– Если у рыцарей Мальтийского ордена было сокровище, – начал первый, – то оно – самое большое в мире.

Сильвер без труда усвоил информацию. «Сокровище»-«самое»-«большое».

– К тому же, – продолжил второй. – Оно было утрачено двести лет назад. Это хорошо.

– Почему? – спросил Сильвер.

– Драгоценности не включены ни в один из ныне существующих каталогов, – объяснил первый. – Их невозможно отследить. Никаких юридических нюансов не возникнет.

Сильвер зафиксировал: на золото никто не будет претендовать. Ситуация ему нравилась. Оставалось только найти сокровища. И тогда…

– Но есть проблема, – разрушил розовые мечты второй.

А вот это Сильверу не понравилось.

– Какая? – спросил он.

– Всего одна, – снова вступил первый. – Но очень серьезная.

– Видите ли, – незримую эстафету перехватил второй, – Мальтийский орден существует почти тысячу лет. И существует до сих пор.

– Ну так и что? – не понял Сильвер.

– В его рядах, – вмешался первый, – очень могущественные люди.

– Какие, например? – спросил Сильвер.

– Очень могущественные, – сказал второй. – Например, Альберт Гор…

– Не знаю такого.

– Михаил Горбачев, – снова второй.

– Да ну?

– В свое время – был Борис Ельцин. А также – многие современные политики. По всему миру, – теперь уже первый. – Мне продолжать?

– Я понял, – отрезал Сильвер.

– Мальтийский орден – это клуб «сильных мира сего», – второй многозначительно поднял бровь.

– Давайте я скажу то же самое, но простыми словами, – Сильвер положил руки на край стола. – Мальтийский орден – крутая банда.

Оба «умных» кивнули.

– А сокровища – жирный «общак».

«Умные» снова кивнули.

– Но они его потеряли! Так?

– Потеряли, – согласился первый.

– Но, наверняка, хотят найти, – встрял второй. – И вряд ли стоит с ними связываться…

– Это буду решать я! – руки Сильвера сжались в кулаки. – Пока свободны!

«Умные» удалились в дальний угол зала.

Сильвер поднял палец. Подбежал официант, согнулся в поклоне.

– Рульку! И пива! – огласил Сильвер.

Официант убежал.

«Рулька и пиво» означали, по меньшей мере, два часа напряженного раздумья.

7

Анна уверенно вела машину. При этом – почти не смотрела вперед; в основном – в зеркала, словно опасалась погони.

Поначалу Марина беспокоилась; она несколько раз пыталась заговорить с этой странной, седой и коротко стриженой женщиной, которую видела совсем недавно, на пустыре у побережья Финского залива. Анна отвечала односложно; «да» или «нет».

С тех пор, как Марина с Митей выбежали из музея Суворова через черный ход и сели в машину, Марина пыталась прислушаться к своим ощущениям.

Надо ли было верить Виктору? Грозит ли нам опасность?

Поразмыслив, Марина на оба вопроса ответила утвердительно. Но сейчас – настало время для главного вопроса.

– Куда вы нас везете?

– В безопасное место, – ответила Анна.

– Насколько безопасное?

– Зависит от вас.

– То есть?

– На заднем сиденье лежат повязки.

Марина огляделась. Так и есть. Два черных шелковых шарфа.

– Завяжите глаза, – сказала Анна.

– Это обязательно?

– Дополнительная гарантия безопасности, – был ответ.

Марина переглянулась с Митей. Митя пожал плечами и протянул руку. Марина взяла повязки. Одну – отдала Мите, второй – закрыла глаза. И – сделала узел. На затылке.

8

– Они ушли! – сообщил Ковалев.

Скворцов убрал мобильный.

– Они…

– Я и так вижу! – хрипло отозвался Виноградов.

Виноградов следил за происходящим на экране; он даже подался вперед, но теперь – без сил упал на подушки.

Касание материей воспаленной кожи вызвало взрыв боли; на глазах Виноградова выступили слезы.

– Боже! За что ты меня так наказываешь? – прошептал он.

Виноградов лежал, боясь пошевелиться; любое движение немедленно отозвалось бы новым взрывом.

Прошли долгие пять секунд. Не пять легкомысленных «тик-так»; пять тяжелых ударов; в дверь, которая вот-вот распахнется, а за ней – пустота. И пустота – поглотит его. Навсегда.

Виноградов собрал силы.

– Найти. Найти! Найти!!