Читать книгу «Библиотека» онлайн полностью📖 — Дмитрия Сафонова — MyBook.
image
cover

– Ну что ты хочешь – она же из Медыни, – давясь от смеха табачным дымом, отвечала вторая – изогнутая на манер вопросительного знака и с коротким ежиком на голове.

– А говорила, что никого здесь не знает! – восклицала первая. "Тетя-лошадь", – так ее окрестила про себя Юля.

– Ну, теперь-то уж знает! И, наверное, неплохо знает, – со значением роняла вторая.

– И кто на нее позарился? – негодовала "тетя-лошадь". – Маленькая, страшненькая, с этим дурацким "карэ"…

– Извращенцев полно! – успокаивала ее сутулая. Там, где у Юли футболка натягивалась, у нее висела, как белье на веревке.

"Наверное, она считает извращенцами всех, кому нравится красивая грудь, – ехидно подумала Юля. – Тогда ты близка к истине, подруга: таких действительно полно. Пруд пруди. Выйди я сейчас на улицу – и все бы оборачивались. А от тебя – отворачиваются".

– И имя-то дурацкое – Эльвира! – ставила точку "тетя-лошадь": по ее мнению, у девушки с таким именем не было никаких шансов.

"Интересно, а как тебя зовут? Фру-фру? Или Зорька?".

– Да, – сутулая согласно кивала; добавить ей было нечего. – Сдала два экзамена и загуляла. Это если сейчас она не приходит ночевать, что же будет дальше?

Юля прислушалась. Руки ее дрогнули, и белая полоска зубной пасты упала на кафельный пол.

"Кажется, она сказала, что девушка по имени Эльвира не пришла ночевать?".

– А что дальше? Карусель! Эльвира-карусель! Любит пройтись за ночь по всем кроватям, – "тетя-лошадь" запрокинула голову и громко захохотала, дергаясь большим бесформенным телом.

Юля отложила щетку на край раковины и направилась к ним.

"Тетя-лошадь" смотрела на нее свысока, а сутулая щурилась, как старуха Шапокляк из мультфильма.

– Девочки! – Юля вдруг смутилась: такое обращение показалось ей несколько неуместным. – Вы сказали, кто-то не вернулся ночевать? Да?

Сутулая выпустила дым в потолок.

– Ну, и дальше что?

– Нет, ничего, – Юлин голос стал немного заискивающим; ей надо было преодолеть эту неприязнь; иначе она не узнает, что случилось. Она, даже не задумываясь, играла роль: всегда играла какую-то роль, причем именно ту, которую отводили ей окружающие. Наверное, поэтому она легко находила со всеми общий язык. Сейчас она была робкой сплетницей; вроде и хочется узнать какую-то сальную штуку, и, вместе с тем, ей немного не по себе. – Просто… Как это так – не придти ночевать? А где же она была?

– А кто ее знает? – процедила сутулая. Первое впечатление оказалось обманчивым: в этой паре не "тетя-лошадь", но именно сутулая была прима-балериной.

Юля решила перейти в наступление на этом участке фронта. Она дала волю ковельским ужимкам и словечкам.

– Да-а-а… Небось, вырвалась из дома и решила тряхнуть бородой, – Юля подмигнула сутулой; та ощерила в ответной улыбке желтые зубы. – У вас есть сигаретка? Оставила пачку в комнате, – она похлопала по карманам.

Сутулая достала пачку дешевеньких "Святой Георгий" (зато – "лайтс", как и положено курить девушкам, заботящимся о своем здоровье) и протянула Юле.

Юля поблагодарила, нагнулась над огоньком зажигалки, сверкнувшим в руках у "тети-лошади", затянулась, борясь с отвращением: она ненавидела курить натощак, но сейчас это было необходимо. Сутулая охотнее будет говорить с человеком, которого она облагодетельствовала.

– О-о! – Юля одобрительно поджала губы и покачала головой. Мол, хорошие сигареты, спасибо еще раз! Тысячу раз спасибо!

Сутулая усмехнулась: надменно и свысока – наверное, это должно было означать "дерьма не держим". Или что-нибудь в таком духе.

– Так, говорите, ночевать не пришла? Ишь ты…

– Ага! – подхватила "тетя-лошадь". – И кто бы мог подумать? С виду – такая тихоня… – видимо, ей не давал покоя тот факт, что не пришла ночевать девушка, от которой этого меньше всего ожидали. "Почему не я?" – так и мелькало в ее глазах.

– В тихом омуте черти водятся, – многозначительно сказала Юля, и сутулая веско припечатала:

– Это уж точно.

– Постойте, кажется, я знаю, о ком вы говорите. По-моему, мы с ней вместе подавали документы. Она такая… – Юля пощелкала пальцами, словно пыталась вспомнить.

– Да маленькая такая, худенькая. Черненькая с голубыми невинными глазками. Карэ почти до плеч. Ничего особенного, – теперь сутулая говорила с куда большей охотой.

– Да-да-да, – подхватила Юля. – А из какой она комнаты?

– Из нашей – триста четвертой, – ответила сутулая.

– Точно. Так и есть. Я сразу поняла, что она не такая уж невинная, как кажется на первый взгляд, – откровенная ложь; Юля ни разу не видела пропавшей девушки, но ведь ее соседки ожидали именно этих слов.

Сутулая закатила глаза, а "тетя-лошадь" снова задрожала от смеха, словно он тяжелым угловатым камнем бился где-то внутри нее и никак не мог найти лазейку, чтобы выскочить.

– Как вы говорите, ее зовут?

– Эльвира Латыпова, – сутулая сплюнула в ближнюю раковину. – Татарка какая-то. Из Медыни, одним словом.

Юля сокрушенно кивнула, будто тот факт, что неизвестная ей Эльвира была татаркой из Медыни, как нельзя лучше объяснял случившееся. Она поспешно выбросила недокуренную сигарету.

– Ой, ну ладно. Побегу. У меня завтра биология.

– Везет, – мрачно сказала сутулая. Юля не поняла, в чем именно заключалось ее везение: в том, что биология, или в том, что завтра. Как бы то ни было, выяснять не хотелось. Она схватила пасту и щетку, помахала рукой курящей парочке и побежала по коридору.

Это не было простым совпадением. За один вечер исчезли две девушки. Не пришли в общежитие ночевать. И хотя она не знала Эльвиру Латыпову, но в исчезновении Алены виновато было отнюдь не амурное приключение. Это уж точно! Скорее всего, и Эльвира была такой же тихоней и скромницей, а вовсе не разбитной девицей, пустившейся во все тяжкие вдали от родительского дома. Юля была уверена в этом почти на сто процентов. Ну, на девяносто девять.

Сейчас она накинет куртку и пойдет к комендантше: надо принимать какие-то меры. И чем быстрее, тем лучше.

* * *

Комендантша, сухая строгая женщина с пучком оранжевых от некачественной краски волос, поджала тонкие сиреневые губы.

– А почем я знаю, куда они делись? Может, гуляют где-то?

– Нет. Они не могут гулять. Это хорошие, скромные девушки, – убеждала ее Юля.

– Ну да. С виду-то вы все – хорошие и скромные, – комендантша неприязненно посмотрела на Юлю.

– Нет, правда, они хорошие, – "не такие, как я", хотела добавить Юля, если бы это что-нибудь изменило. Но по глазам комендантши поняла, что это ничего не изменит.

– Может, у родственников остались? – не сдавалась комендантша.

– У них нет родственников в Александрийске, иначе они бы не жили в общежитии, – "в общежитии" прозвучало как "в этой вонючей дыре", и комендантша, похоже, догадалась. В глазах ее мелькнула россыпь злобных искр. – Алена просто пошла за хлебом и не вернулась. Все ее вещи, документы и деньги остались в комнате.

– Не надо лазить по чужим вещам, – глаза у комендантши сузились, а рот стал размером с булавочную головку. – Если что-нибудь пропадет, потом все претензии будут ко мне.

– Но… – Юля пожала плечами; она не ожидала этого удара. – Я ничего не брала. Я просто посмотрела.

– Хорошо, – мегера наконец смилостивилась над ней. – Возьми паспорт и пошли в милицию. Напишешь заявление.

– Заявление?

– Конечно. Ты же хочешь, чтобы их искали? А без заявления никто искать не будет.

– Ладно. Я сейчас.

Юля побежала в комнату за паспортом, но, пока она бегала, комендантша занялась подсчетом постельного белья, и визит в милицию пришлось отложить еще на два часа.

Юля терпеливо ходила за ней по пятам, чем вызывала у комендантши с трудом скрываемую злость. Когда розовые пятна у нее на скулах стали свекольного цвета, комендантша сняла черный рабочий халат и бросила:

– Ну! Давай быстрее! У меня полно дел помимо пропавших невест…

Юля не стала ничего говорить, опасаясь, что любое ее замечание может вызвать у комендантши новый взрыв возмущения. Она заискивающе улыбнулась: "Хорошо, хоть согласилась. Наверняка в милиции ее знают. Это добавит веса моим словам".

* * *

Против ожидания, в милиции ее словам значения не придали. И даже присутствие комендантши не сыграло никакой роли.

– Трое суток прошло? – спросил скучающий дежурный.

– Трое суток? Зачем? – удивилась Юля.

– С момента исчезновения должно пройти трое суток. Тогда человек будет считаться пропавшим.

В его словах крылся какой-то логический изъян. Ведь Алена и эта, вторая девочка, были пропавшими уже вчера вечером. Разве обязательно нужно ждать еще трое суток? Бред!

– Послушайте, – сказала она дежурному: полноватому мужчине в новом кителе с капитанскими погонами на плечах. – Эти девушки – отличницы. Они приехали поступать в университет. У Алены послезавтра экзамен по истории; она не могла никуда сбежать или скрыться.

– Все может быть, – философски ответил капитан.

– Да, но… Ее документы и вещи на месте. Они никуда не делись.

– Вот видите, – сказал капитан назидательным тоном. – Значит, вернется. Если все на месте – обязательно вернется.

В конце концов Юле наскучили эти препирательства: они с дежурным словно перебрасывались мячиком; но не успевала Юля сделать бросок, как мячик тут же возвращался к ней. С приветом от родной милиции.

– Скажите, могу я видеть начальника? – с вызовом спросила она. У комендантши лицо поползло куда-то вверх.

– По какому вопросу? – насторожился капитан.

– По тому же самому. Ну, может, еще по вопросу о бюрократических проволочках, о нежелании принять заявление от населения и так далее.

Дежурный поднял брови; он молчал несколько секунд, затем достал лист бумаги, ручку и протянул девушке.

– Пишите.

Юля отошла к обшарпанному столу, стоявшему у окна. Писать на твердой поверхности было непросто; в двух местах ручка порвала лист насквозь. Через десять минут она вернула его дежурному.

– Вот, пожалуйста.

– Хорошо. Можете идти.

Но Юля не тронулась с места.

– Разве вы не хотите зарегистрировать заявление?

Капитан налился пунцовой краской. Он с тоскливой злобой взглянул на комендантшу, но та лишь пожала плечами в ответ: мол, а что вы от меня хотите? Я-то здесь причем?

Дежурный открыл толстый журнал, написал в нем несколько строк, проставил время, затем расписался на заявлении.

– Все?

– Спасибо. Я зайду завтра, если вы не возражаете.

Это уже не имело значения: даже если бы капитан вздумал возражать, она бы все равно зашла. Это было ясно всем троим участникам пантомимы.

Дежурный склонил голову: "Буду рад придушить тебя собственными руками". Комендантша ощерилась: "Я же говорила, с этой девочкой надо держать ухо востро". Юля мило улыбнулась: "Пошевеливайся, дядя! Потряси немного жирами. Я ведь точно зайду, ты это знаешь".

Они поняли друг друга. На том и расстались.

Комендантша сказала Юле, едва они вышли из отделения милиции:

– А ты та еще штучка. Молодец, умеешь добиваться своего. Откуда ты знаешь, что заявление надо регистрировать?

– Где-то слышала, – уклончиво ответила Юля. В самом деле, не рассказывать же ей, что в родном Ковеле не раз приходилось заниматься подобными вещами.

– Хорошо. Если твои беглянки вдруг объявятся, не забудь, поставь меня в известность.

– Конечно, – "но они не объявятся", – это Юля знала почти наверняка.

Внезапно завтрашний экзамен по биологии отодвинулся куда-то на второй план; судьба Алены волновала ее куда больше. Она поняла, что не сможет долго усидеть на месте; ей надо было немедленно бежать, что-то делать, но не сидеть, сложа руки.

Юлю останавливало одно: куда бежать? Она не знала Александрийска и даже не могла представить, с чего начать поиски.

Юля в задумчивости замедлила шаг. Комендантша посмотрела на нее, но ничего не сказала; Юля увидела, как ее прямая, словно доска, спина поплыла обратно к общежитию. Наверное, пересчитывать белье.

И вдруг ее осенило. "Паша! Ну конечно, Паша Синицын!". Жизнерадостный болтун с конским хвостом, странствующий рыцарь и подпольный алкогольный магнат, – вот кто поможет ей. Его даже просить не придется: он сам загорится этой идеей. И не будет упрекать ее в излишнем паникерстве, если вдруг случится чудо, и Алена вернется.

"Паша!" – Юля свернула на соседнюю улицу и решительно зашагала к ларьку.

* * *

Евгений Стратонов сидел в своей каморке, больше напоминавшей одиночную камеру, чем кабинет, и откровенно скучал.

"Июль… Жара… Хорошо бы к морю. Плацкартный вагон, перестук колес, хлопающая дверь в конце коридора, запах туалета, усиливающийся после каждого хлопка, жареная курица с выдранными ногами, коричневая тушка завернута в мятую фольгу… Здравствуй, Крым! Прозрачная соленая вода, каменистое дно, медленно качающиеся в ленивом прибое водоросли… Кислое сухое вино, выбеленные домишки, скалы, склонившиеся над морем… Красота!".

Его ждали несколько мелких дел: обыкновенная текучка. У кого-то вскрыли машину и украли колонки. Ах ты, Господи! Колонки у них украли, скажите на милость. Ну и что? Где я вам найду эти несчастные колонки? Так нет же – кража. Извольте раскрывать.

Ну, еще нанесение тяжких телесных повреждений. Бывший зэк, весь синий от наколок, отмотавший по лагерям восемнадцать лет, требовал от отца своей сожительницы немного денег на опохмелку.

А тот не дал – самому не хватало. Пожадничал. Ну, вот и результат. Зэк настучал потенциальному тестю по репе, а потом еще и проломил череп… Э-э-э… Чем это он проломил ему череп?

Стратонов потянулся к картонной папке. "Гирей от часов с кукушкой…". Господи! И эти люди, вешающие на стену часы с кукушкой, не дают ему поехать в Крым!

А когда еще ехать, если не сейчас? В декабре? В декабре лучше в тайгу, к медведям. А в Крым надо ехать летом, это и дураку понятно.

Но начальник никак не подписывает заявление об отпуске, ссылаясь на служебную необходимость. Необходимость – это значит, кто-то должен заниматься скучной изматывающей текучкой.

Ну, а кому еще ею заниматься, кроме как молодому оперу двадцати шести лет, у которого, по образному выражению начальника, "еще задница от студенческой скамьи плоская"? Вот станет мозолистая и круглая, тогда – извольте в Крым.

Селектор на столе замигал желтым огоньком. Стратонов нажал кнопку, и сквозь треск статических помех, аки Глас Господен в ореоле синих молний, возник голос начальника:

– Стратонов! Зайди ко мне!

Не отпуская кнопку, он нагнулся к селектору и, дурачась, левой рукой отдал честь:

– Слушаюсь!

Он убрал дела в сейф, запер дверь на ключ и по скрипучему полу, покрытому почерневшим ободранным линолеумом, поспешил на второй этаж.

"Никак подписал! Неужели я поеду в Крым?".

Он бегом преодолел два лестничных марша, лелея в душе смутную надежду на неожиданную милость судьбы: начальник наконец открутил колпачок своей знаменитой ручки с золотым пером и размашисто начеркал на его заявлении: "В приказ".

Стратонов робко постучал в дверь и, не дожидаясь ответа, просунул голову:

– Разрешите, Валерий Иванович?

– Проходи.

В руке начальник держал какой-то листок, но это было не заявление об отпуске. Отнюдь. Огонек надежды, трепетавший в его душе, зачах и погас. Финита! Новое заявление от трудящихся. На, Женя, дерзай!

Валерий Иванович Блинников, начальник отделения милиции № 5 города Александрийска, в чьем ведении находилась также и территория университетского кампуса, положил лист на стол, прижал его тяжелыми красными руками, похожими на куски недоваренного мяса, и сцепил пальцы.

– Ну что, Евгений Александрович. Как работается?

Стратонов скорчил кислую мину, которая должна была означать "да так себе", и сказал преувеличенно бодро:

– Хорошо, Валерий Иванович! Четыре дела в производстве, по трем уже есть результаты. Сейчас заканчиваю четвертое, – "и в Крым!", – чуть было не вырвалось у него.

– Значит, справляешься, – мудрым начальственным голосом произнес Блинников. Стратонов полагал, что всех людей, пересаживающихся в кресла начальников, специально обучают этому мудрому спокойному голосу. "Всего десять занятий – и ваши подчиненные будут думать, что вам известно ЧТО-ТО, недоступное простым смертным". – Молодец! Тогда вот тебе еще работка! Лучше тебя ее никто не сделает. Загадочные исчезновения в стенах твоей, так сказать, альмы-матери, – и опять этот мудрый начальственный тон не дал Стратонову понять, шутит Блинников или же действительно не знает, как правильно будет по латыни "мать-кормилица". – Вот, ознакомься. Поступило сегодня утром. Пропали две девушки-абитуриентки, – Валерий Иванович подвинул листок: на двадцать сантиметров, не более. Стратонов подошел к столу и взял листок.

– Займись этим, – продолжал Блинников. – И лучше прямо сегодня. Что-то у меня дурное предчувствие.

Начальник отделения запустил указательный палец за воротник синей форменной рубашки, схваченный галстуком на резинке, и описал рукой длинную дугу. Стратонов заметил влажные круги под мышками Блинникова. Видимо, начальников не учат переносить жару. В этом они такие же люди, как и все остальные.

– Может, конечно, девчонки сами найдутся, – начальник вытащил из кармана большой клетчатый платок и протер им широкий багровый затылок. – Но, ты ведь знаешь, нам главное – вовремя прокукарекать, а там – хоть не рассветай. Понимаешь меня?

– Да.

– Не "да", а "так точно", – беззлобно поправил начальник.

– Так точно.

– Ну, вот и хорошо. Можешь идти. Будут результаты – доложишь.

– Есть! – ответил Стратонов. Начальник сидел, подставив лицо струе воздуха, разгоняемого вентилятором, и блаженно жмурился, как кот при виде сметаны. – Разрешите идти, Валерий Иванович?

– Иди, – выдохнул Блинников и с отвращением посмотрел на пачку сигарет, лежавшую перед ним. Видимо, в такую жару даже курить не хотелось.

Стратонов вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь. Вопрос об отпуске так и остался нерешенным. И когда он решится – одному Богу известно. А, скорее всего, даже Он не знает: поди разбери, что творится в голове у Блинникова.

Евгений, держа заявление двумя пальцами, поплелся обратно в свою каморку.

Он сел, достал из сейфа графин с водой – в темноте она долго оставалась прохладной – напился пахнущей хлоркой воды и положил лист с заявлением перед собой.

"Так… Пропали… Из общежития № 4… Ага, ага… Девушки. Да-а-а… Ну и морока. Куда же они пропали?".

Стратонов машинально перевернул лист, словно ожидал, что на обратной стороне будет написан ответ. Но там было пусто. Только выдавленная шариковой ручкой бумага и в двух местах – сквозные дырки. Вряд ли это можно было назвать исчерпывающей информацией.

Стратонов наполнил стакан до половины, поставил локти на стол и принялся обмахиваться заявлением: вентилятора у него не было.

Ну что? С чего начать? Прежде всего – завести новую папку. Это раз. Второе. Что он успеет сделать сегодня? Он взглянул на часы: была половина третьего. Так. Он сходит в "четверку", поговорит с заявительницей, соберет максимум сведений о пропавших девушках, узнает, на какие факультеты они собирались поступать, и, наверное, успеет наведаться в деканат. Там он попросит адреса и фотографии пропавших, посмотрит их оценки, ну и все такое прочее – по ходу дела будет видно. Ну, и все, наверное. На сегодня-то. Вполне достаточно. А там, глядишь, они сами объявятся.

Стратонов переписал в блокнот данные заявительницы. "Рубцова Юлия Валентиновна. Комната № 315". Вот отсюда он и начнет.

Стратонов встал, взял легкую рубашку (хорошо, что он не начальник и не дежурный – не обязательно ходить на службу в форме) за пуговицу на животе и потряс, пытаясь охладить разгоряченное тело. Ему стало немного прохладнее.

Он положил заявление в сейф, придавил графином и закрыл тяжелую дверцу. Сунул ключи от сейфа в верхний ящик стола и вышел из каморки, радуясь возможности поработать "в поле", потому что сидеть в кабинете становилось невыносимо.

* * *

Юля зашла в знакомый ларек и обнаружила, что за прилавком стоит совсем другой, незнакомый ей, молодой человек. Он чем-то неуловимо напоминал Пашу – та же юношеская худоба, тот же озорной блеск в глазах, тот же оценивающий взгляд, – но все-таки это был не он.

– Здравствуйте, – сказала Юля.

1
...