Вольные Охотники появились в Обители давно-еще при деде нынешнего регента. Это было время расцвета государства: Властитель подавил восстание племенного союза тайрон, длившееся ни один год и, тем самым, объединил южные области с землями Севера. Слава шла впереди его армий – многие племена и Роды сами вставали под правящую длань. На новых землях властитель делал упор на местную знать, чем вызвал тихое недовольство Верхних, рассчитывающих урвать кусок от прибыльных южных угодий. Советники постоянно клянчили для откупа, хоть какой – нибудь городишко, не говоря уж о громадах вроде Абелина и, в конце концов, Властителю это надоело. Многие Верхние расстались тогда – кто со своим положением, а кто и со свободой, остальные притихли, но ненадолго. В недрах столицы стал тлеть заговор, к недовольным советникам примкнули и некоторые воеводы, тоже считавшие себя обделёнными государем. В Новые земли осторожно направляли злыдней, в чьи задачи входило сеять страх и недовольство среди простого люда и пытаться переманить на сторону заговорщиков местных вильетов и их Верхних. Но не все засланные просто распускали слухи и звенели монетами возле колеблющихся. Были среди них и те, кто просто отправлялся туда резать, жечь и грабить, что тоже было на руку заговорщикам. В скором времени путешествие по дорогам, что соединяли север с югом, вновь превратилось в рискованное предприятие. Стала угасать торговля, доходы казны заметно упали и, в этот решающий момент, заговор лопнул как мыльный пузырь – предатели решили вовлечь на свои планы посланника Призрачного архипелага при дворе Властителя. Призрачник внимательно выслушал их, со многим согласился и даже пообещал помощь, после чего тайно направил к владыке своего слугу с полной выкладкой целей изменников и именами тех из них, о ком он успел узнать.

Несколько седмиц в столице калёным железом выжигали даже малейшие признаки крамолы, причём выжигали в буквальном смысле. Заговорщикам накладывали на лоб клеймо раскалённым железом, урезали языки и за бесценок продавали в неволю тем же самым призрачникам. Постепенно порядок был наведён, но оставались злыдни, окопавшиеся в Новых землях. Кто-то из них вёл жизнь обыкновенных разбойников, а кто-то успел пробраться в близкое окружение Верхних, а то и самих вильетов некоторых городов. И вот тут-то рубить с плеча Властитель не мог: не так давно назначенные местные градовладельцы не поняли бы свалившихся на них репрессий. Необходимо было действовать тонко, но при этом и решительно. На охрану дорог были отправлены регулярные войска, разогнавшие крупные шайки грабителей. Движение по Большаку и прилегающим путям и тропам было налажено на какое-то время, одновременно с этим и была создана тайная гильдия Вольных Охотников. Отбор туда вёлся жесточайший, но желающих вступить в неё было много. Неплохое жалование из личной казны Властителя и огромная власть, дающаяся её ратникам, привлекали в гильдию люд из разных народов и сословий. Однако после всех пройденных испытаний гильдией было отобрано лишь несколько десятков рекрутов. Ведь помимо неплохого владения различным оружием, призванные должны были уметь выследить злыдня, какое бы положение он не занимал в обществе. А для этого, порой, сила и ловкость были абсолютно не нужны – требовались ум и знания.

Поэтому записные силачи и лихие, но туповатые рубаки отметались в первую очередь. Многие, особенно имевшие семьи, уходили сами, узнав, что за каждое своё неверное решение член гильдии нёс ответственность не только своей жизнью, но и жизнью своих близких. Других пугала необходимость подолгу отлучаться из родных мест, третьи просто отсеивались, осознав всю тяжесть возложенных на них задач. Оставшиеся и были брошены по следам злыдней.

Обычно вильеты городов или старшие в деревнях сами просили гильдию прислать ратника, указывая на кого пало их подозрение. В зависимости от этого Охотник мог или бродить месяцами по окрестностям, разыскивая хитрого бандита и убийцу, или исполнять роль незаметного слуги в знатном доме. Бывало и так, что член гильдии по приказу свыше, селился в какой– либо местности – не вызывающей доверия у Властителя – и скрупулёзно выискивал мельчайшие признаки присутствия там изменников. Когда же злыдень попадал в расставленные сети, и вина его была доказана, Охотник был вправе выбирать – предать его в руки законников или самому учинить расправу.

Уже через пару лет после неудавшегося заговора с его последствиями было покончено. По повелению Властителя была создана заговорённая Берегиня-нагрудная регалия правящего дома, символ власти над тремя частями Обители. Цепь олицетворяла собой Южные провинции, с протекающей по ним Вечной Белью, изящная подвеска и вязь на ней – области Севера с их заснеженными равнинами и дремучими лесами, а сверкающий в подвеске небесник, очень редкий драгоценный камень, – Новые земли, в горных отрогах которых его и добыли. Носящему Берегиню давали обет верности все без исключения, начиная от ближайших советников и заканчивая жителями самых отдалённых пограничных поселений. Теперь любой заговор считался не простой изменой Властителю, а преступлением против всей Обители, и по задумке должен был вызывать в её жителях ненависть к предателям.

После всех этих событий надобность в Вольных Охотниках отпала, но разгонять гильдию не спешили, ограничив до минимума права её членов. Они стали просто разыскивать воров да убийц и сдавать их местным властям. Оплата их нелёгкого, а порой и опасного труда тоже изменилась. Если раньше Охотник получал жалование прямиком из столицы, то теперь всё зависело от тех же местных властей. Доходило до того, что ратников нанимали для охраны невольников и сопровождения караванов по торговым путям. Ореол значимости и некой таинственности спал, Охотники превратились в обыкновенных наёмников, что строго настрого запрещалось их уставом.

После внезапной кончины Властителя, его наследник усмотрел угрозу в самом существовании гильдии. Действительно, Охотники, оказавшись не у дел, могли сами затеять какую-нибудь возню возле трона, а учитывая их боевую выучку и умение работать головой, были в состоянии совершить дворцовый переворот в мгновение ока – никто бы не успел и опомниться. А на восстание народов Обители против новоявленных заговорщиков, при таком развитии событий, рассчитывать было несерьёзно. В подобном случае проявился бы самый большой недостаток Берегини – надевший её становился единоличным Властителем. Была, правда, надежда на заговорённость святыни, но кто знает, чему обучали этих Охотников в своё время, и кто на самом деле скрывался под их личинами. Поэтому кроме гильдии пострадали и местные маги с колдунами. Нет, никто на них не охотился, их не принуждали забросить своё ремесло, просто каждого, даже самого завалященького колдунишку из забытой всеми Богами деревни, стали принимать на личную государеву службу, с выплатой жалования и ещё кое-какими благами, при этом ограничив их в свободе применения своих сил. Теперь, одновременно с получением денег, каждый из них обязан был подавать посланцам властителя список тех магических деяний, которые они собирался совершить в ближайшем месяце, а также второй-с тем, что было ими сотворено в месяце прошлом. Короче, даже элементарный вызов дождя или удаление никчёмной бородавки обязательно должны были заноситься в реестр. Для надзора за всем этим была создана Магова община, ставившая на учёт каждого чародея, сверявшая списки и выявлявшая бесконтрольных любителей поколдовать. От всех этих новшеств казна, конечно, просела на какое-то время, но выдержала и, в результате Властитель добился своего – маги даже и пальцем не пошевелили бы приди к ним кто-нибудь с предложением свергнуть государя. Гильдию же решено было упразднить, а немногим оставшимся ратникам выделить по участку земли, желательно подальше от столицы, что и было сделано. Бывшие Охотники изничтожили свои опознавательные жетоны и разбрелись кто – куда, прервав всяческие связи с местом своей бывшей службы.

Гильдию возродила прокатившаяся по северу Обители Погибель. Первый год войны носил локальный характер, гиблые просто совершали набеги на поселения мирных селян, уничтожая их или уводя в плен. Брошенные вдогонку гарнизоны, доходили до холодного моря, где следы гиблых терялись в Стылых Туманах, постоянно стоящих на побережье…. А затем гиблые объединились. Во главе их встал Хэн-потомок казнённого когда-то злыдня. Два года армии Лимея, молодого Властителя Обители, сдерживали его натиск, два года Сход Верхних искал союзников в борьбе со страшным и непонятным врагом. Но всё было тщетно – соседи отделывались лишь пустыми обещаниями. На третий год войны, когда гиблые подошли к Эслату, граду-столице Обители – Лимей решился на отчаянный шаг. Он собрал невольников, дал им оружие и бросил в бой, пообещав свободу. Рабы, среди которых было немало бывших воинов, воевавших в разное время и в разных странах, сотворили чудо. Среди них нашлись меткие лучники, умелые пращники и могучие бойцы, но что самое главное – непревзойдённые стратеги. Назвав себя Падшими воинами, объединив свои умения и различные тактики боя, они создали войско, противопоставить которому Хэн ничего не сумел. Тем не менее, он отчаянно сражался, видимо ожидая поддержки, но его планам не суждено было сбыться. Несмотря на сопротивление, Падшие продолжали наносить войскам гиблых удар за ударом, а когда к армии невольников подошли наёмники Южных земель, гиблые дрогнули и начали откатываться назад к студеным волнам Холодной Пучины. Вскоре их армия окончательно развалилась на отдельные отряды, которые хаотично бежали, спасая свои шкуры. Войско Властителя гнало их до самых Стылых Туманов, которые опять помогли гиблым, укрыв недобитых врагов в своих белёсых клубах. За одним из таких отрядов, в котором, по некоторым сведениям, находился сам Хэн, сгоряча и погнался Лимей. Со своими телохранителями-арлаями, элитой Падших, по еле различимой тропе, он безрассудно кинулся в холодную муть, в неизвестность… Больше его никто не видел. Лишь через два дня к основным силам выползли четверо из умчавшихся с Властителем. Они еле передвигались, с трудом поддерживая друг друга. У них не было сил, но никто не дал арлаям возможности прийти в себя. Войсковые знахари наскоро залатали их, и они предстали перед остальными. Тяжело опираясь на оставленное им оружие, четверо выживших стояли на продуваемом холодными ветрами холме… и молчали. Что они могли сказать тем, чьи надежды на обещанную свободу исчезли вместе с Лимеем? Единственное, чего добился от них Сход командиров – это то, что государя никто из четвёрки не видел мёртвым: он просто пропал. Им не поверили, вернее не захотели поверить. Всем казалось ясным, что они лгут, и правителя нет в живых, а его исчезновение – лишь выдумка, которая оставляла хоть какой-то шанс для Падших в их стремлении обрести волю. Но если выжившие уверены в обратном, что же – пусть отправляются на поиски: так постановил Сход. Сразу приговорить уцелевших к смерти командиры не смогли, это были их боевые товарищи, с которыми приходилось сражаться бок о бок, а кое-кто из Схода был обязан им жизнью. Направленными в спину пиками, их, еле плетущихся, загнали назад в Туманы, лишь ненадолго отсрочив неминуемый конец. Арлаев даже не стали ждать. Большая часть войска почти тут же повернула назад к столице, надеясь, что Совет Верхних сдержат обещание, данное пропавшим государем. С ними ушли и наёмники, которых в Эслате ждало вознаграждение, а остальные, ни на что уже не рассчитывая, разделились на небольшие группы и решили самостоятельно пробираться в родные места.

Однако, за то время, пока бывшее войско государя пылило по дорогам Обители назад к стенам столицы, многое изменилось. Весть о том, что Падшие возвращаются одни, без Властителя достигла Эслата гораздо быстрее них. По пути, в небольшом придорожном селении Дворки, остатки армии встретили посланцы Совета. Собрав командиров прибывших и заверив в том, что Верхние с нетерпением ждут прославленных воинов для решения их щекотливой проблемы, они посоветовали им как можно скорее добираться до столицы. Но отягощённое обозом и раненными войско, не могло идти быстрым маршем. Оттого-то и было принято судьбоносное для Падших решение. Оставив в Дворках свою армию, командиры невольников помчались на встречу с Советом. Для остальных посланцы закатили небывалый пир. Во время этих гуляний произошло то, что в народе прозвали Резнёй рабов. Потерявших бдительность воинов поили отравленным вином и подавали отравленную же снедь. Тех, кого не отправлял на небеса яд добивали наёмники, которым посланцы посулили щедрую награду. Лишь несколько десятков Падших сумели спастись. Об уехавших же в столицу командирах с тех пор никто не слышал. Ещё через две седмицы, дядя Лимея Фадин, объявил себя регентом. Первым же указом Фадин обвинил Падших в измене. Они становились вне закона, а залитые кровью и покинутые жителями Дворки, люд стал объезжать дальней стороной.

Вот тогда– то и вспомнили о Вольных Охотниках. Гильдию набрали заново, вернули часть привилегий и отправили новых ратников на поиски уцелевших рабов. В обязанности Охотникам также вменили поимку гиблых, ещё укрывающихся в лесах и оврагах Обители, да и ловлей обыкновенных преступников члены гильдии не пренебрегали-за это тоже неплохо платили.

И теперь одна из ратников сидела напротив Лохмотя, изучавшего гильдийский свиток с подтверждением полномочий Охотника. Руки его слегка подрагивали, ведь подняв взгляд на эльму, он в буквальном смысле мог посмотреть в лицо своей смерти. Но гостья не предпринимала никаких действий, направленных против посланцев Рыжеблуда, находившихся в пределах её досягаемости. Она не звала грайса, не бряцала оружием и даже, на худой конец, не посылала никого за стражами. Она просто сидела, подперев рукой голову, и по её усталому лицу невозможно было понять, о чём она думает.

–Парни, ложная тревога,– довольный Лохмоть закончил читать и протянул свиток через стол его владелице,– у неё нет дозволения нашего вильета на Охоту в здешних местах…

–Мне что теперь, за ним в столицу шлёпать? – огрызнулась эльма, не меняя позы. – Ваш вильет должен был оставить его для меня, но видимо так торопился облобызать морщинистую руку регента, что забыл всё на свете.… Но ты, Лохмоть, не торопись радоваться, – она резко наклонилась к доверенному: – Насколько я знаю, большой власти вильет в Заводи не имеет, так что есть ли его дозволение, нет ли…

– Не пугай, Охотник, – Лохмоть даже щелкнул пальцами от избытка чувств, – ты же не знаешь, с чем вильет вернётся от регента,…а если он откажется от твоих услуг? За своё самовольство не один посланник гильдии головой ответил, я не прав?

Эльма в раздумье покачалась на табурете:

– Ну, хорошо, будем дожидаться вестей из столицы. А пока, я думаю, нам пора расстаться…хотя бы на время. Да, и учти Лохмоть, если в твоей голове созреет некий план пристукнуть меня где-нибудь в тёмном уголке, не забудь две вещи: во– первых вильет может знать, что Охотник-эльма, и подсунуть ему кого-то вместо меня вряд ли выйдет, во-вторых владелец пристани находится в Абелине, и он может пожелать разобраться в том, что сейчас здесь творится. Для этого и его дозволения хватит, не находишь?

Лохмоть изобразил на лице абсолютное недоумение и даже покрутил пальцем у виска, показывая, как он обижен таким недоверием со стороны гостьи, а вот Детинушка огорчённо вздохнул, его «блестящая» со всех сторон задумка была раскрыта в самом зародыше.

– Ладно, пойдём, – забрав своих подельников, Лохмоть направился было к выходу, но внезапно остановился, переглянулся с сотоварищами и все трое уставились на эльму.

–Ну что ещё? – гостья явно хотела отдохнуть и топтавшиеся у двери троица начала её раздражать.

–Кошак, – брякнул Детинушка и почесал зад. – Не выпустит, – добавил он, немного подумав.

–Да чтоб вам… – эльма встала из-за стола. – Все за мной, – и она уверенно направилась к выходу. За её спиной образовалась небольшая давка. Лохмоть, Детинушка и Крючок проявляли чудеса вежливости, пропуская друг друга вперёд: желания встречаться с грайсом даже в присутствии его хозяйки ни у кого не возникало. В конце концов, доверенный просто надавал пинков многострадальному Детинушке и вытолкал его на крыльцо, где уже стояла эльма, терпеливо дожидаясь остальных. Касам с Грошиком тоже вышли посмотреть поближе на страхолюдинку, с которой им, похоже, предстояло делить кров и пищу.

– Гарлин,– гостья поманила грайса к крыльцу, не обращая внимания на энергичные жесты Лохмотя, намекавшего на то, что кота надо опять запихать в повозку и дать им спокойно покинуть двор Касамовой кашеварни. Грайс потянулся, грациозно выгнув спину, и направился к ней. Подойдя он остановился, глядя на оробевшее сборище, после чего перевёл взгляд холодных зелёных глаз на хозяйку.

–Не трогать! – эльма указала на стоящих за спиной. – Вот и всё,– она повернулась к нечаянным зрителям. – Он и так бы вас не съел, – устало усмехнулась она, – а уж теперь.… Вот ты,– она указала на Детинушку,– хочешь помириться с ним?

Детинушка отчаянно замотал косматой башкой, но Лохмоть уже подталкивал его навстречу спокойно стоящему грайсу. Вытянув вперёд дрожащую руку, Детинушка потихоньку стал спускаться с крыльца, как ему казалось прямо в лапы когтистой смерти. Всё было спокойно, но тут одновременно произошли три вещи. Видимо долгое сидение в повозке без общения подвигло кота на желание поиграть. Он уселся на мохнатые задние лапы, а передними потешно замахал в воздухе перед лицом опешившего громилы. Детинушка отпрянул назад, попав ножищей в лохань с помоями, стоящую у крыльца. Поскользнувшись, он полетел на землю, по пути задев головой, тревожно звякнувший колоколец. Грайсу так понравилось всё происходящее, что он, выгнув спину, как заведенный запрыгал по двору, приглашая Детинушку погоняться за ним, но у того было совершенно противоположное желание. Громко охнув, подручный Лохмотя встал на четвереньки и буквально проломился через бранник, окружавший двор «Сивоусого Сома». Вылетев на широкую, но заросшую тропинку, он упал в траву и, посчитав, что его не видно, быстро пополз за ближайший угол. Со стороны казалось, что небольшой холмик на дороге вдруг решил поменять своё местоположение. Картину дополняли ленточки на штанах Детинушки, напоминавшие колышущуюся ветром траву. Грайс погнался было за ним, но добежав до прорехи в изгороди, остановился и вопросительно посмотрел на хозяйку. Эльма отрицательно качнула головой и взглянула на Лохмотя.

Тот только досадливо махнул рукой и решительно спустился с крыльца. Он спокойно пересёк двор, сопровождаемый шипением грайса, и, задержавшись у воротинки, вделанной в заросли бранника, поманил пальцем Крючка. Немного помявшись его второй подручный мелкими шажками, направился к нему, демонстрируя несвойственную выправку – будто кол проглотил. Расслабился он, только оказавшись за спиной Лохмотя. Доверенный ткнул его в бок, и они направились вслед за уползшим с виду Детинушкой и укатившей ещё при первом появлении Гарлина телегой.

–Да, Лохмоть, – крикнула эльма вслед, – грайсы звери ночные, так что добро пожаловать, если что!

Доверенный сделал вид, что не расслышал, и они с Крючком, ни разу не обернувшись, исчезли на спуске к реке, откуда на Заводь уже надвигалась тяжелая туча, поднимая пыльные вихри и скрывая весёлый блеск речных струй.

***

В едовой было тихо, только дождь монотонно стучал по крыше. Основная гроза уже отбушевала над кашеварней и унеслась в сторону Абелина. Грайс неожиданно для всех сразу проникся симпатией к Фильту, позволил тому проводить себя в хлев, где прекрасно устроился рядом с мулом, обгрызая огромный рыбий хребет, который откуда-то приволок немой. Там больше никого не было, свою единственную анопу, тягловое животное, размером побольше мула, Касам перевёл в сарай с инвентарём, благо места в нём хватало.

Грошик давно уже помог эльме перетащить вещи из повозки в отведённую ей комнату, где она смогла переодеться и привести себя в порядок, а Одноухий всё также молча сидел в едовой. Лишь при появлении эльмы он засопел, и уткнулся в кружку, стараясь, лишний раз не сталкиваться с постоялицей взглядом. Он уже сказал ей слова заповеди и теперь, прихлёбывая вино, терзался сомнениями. Да, присутствие в кашеварне Вольного Охотника, несомненно, придавало вес заведению и сулило определённую выгоду в будущем. Посмотреть на живого Охотника и его ручную зверюгу наверняка нашлось бы много желающих. Не стоило сбрасывать со счетов и тот факт, что ни один из заезжих или местных лиходеев теперь даже близко не подойдёт к кашеварне, не то, что надумает покопаться потихоньку в хозяйских сундуках. Но с другой стороны кто согласиться жить под одной крышей с эльмой? Последний постоялец сбежит, лишь только узнает о столь неприятном соседстве. Нет, не зря варщик сегодня ещё с утра попросил лекаря не спускаться в едовую, объяснив эту просьбу нежеланием присутствия постояльца при своём унизительном торге с людьми Рыжеблуда. Выйти на улицу знахарь прекрасно мог через скотник, а еду кухарка относила ему в комнату.