– Может, мы не видим этот знак? Мы знаем так мало о нашем мире, что это и не удивительно. Вспомни легенды. В каждой из них говорится, что убежище Древних далеко на юге, в бескрайних степях. Заметь, об этом говорится в легендах всех народов. Почему? Или у нас одни легенды на весь Обитаемый Мир? Я думаю, что отряд воинов всё же найдёт что-нибудь. Если не самих Богов, то хотя бы их следы.

– Учитель, я должен быть в этом отряде!

Хранитель немного помолчал. Он с досадой подумал, что зря рассказал о будущем походе на юг. Лурфар – единственный, к кому он испытывает безумное чувство отцовской любви, и уж если не ему, то кому знать его упрямство в достижении любой поставленной цели? Но поиски будут смертельно опасными. Обратно отряд может и не вернуться. Что с ними будет? Что их там может убить? Невидимая Смерть? Стрела или меч дикаря? Или как гласят легенды, хищники, изменённые самой природой? Драконы? Какие опасности могут их поджидать в неизведанных землях?

– Лурфар, я хочу, чтобы ты хорошо подумал, прежде чем принимать такое решение. Где ты будешь нужнее? Здесь, или там, в степях, где бродит Невидимая Смерть. Отряд может и не вернуться в страну Лазоревых Гор. Это очень опасно.

– В нашем мире много опасностей, и если их остерегаться, то лучше вообще не надо было рождаться.

Хранитель улыбнулся. Хорошо сказал, ничего не скажешь. Он корил себя за то, что не сдержался. Теперь эту идею не вытравить из головы Лурфара. Он жаждет принести пользу своей стране, так, где же ему быть, как не в отряде?

– Мы ещё вернёмся к этому разговору. Сначала надо победить в войне. – Чтобы как-то отвлечь ученика от этого, Хранитель Очага поднялся, взял один из небольших кусочков железа цилиндрической формы, повертел в руках, стараясь рассмотреть его лучше. – Что это может быть? – Ему показалось, что он рассмотрел какие-то руны на торце предмета, и он подошёл к светильнику. Артефакт Древних выскользнул из руки, и упал в горящее масло. Жрец потянулся за ним, но обжёгшись, отступил на шаг назад. – Я уже слишком стар для всего этого.

Он опустился в своё кресло, ещё раз внимательно посмотрел на Лурфара, смиренно стоящего возле стола. Приёмный сын уже совладал с собой, и на его лице можно было прочесть, какие думы его одолевают. О чём он мог думать? Конечно о походе в степь. Если сейчас Хранителю сбросить хотя бы лет десять, то он, не раздумывая, оседлал коня, повесил меч за спину, и, принеся в жертву Бессмертному Тэнгри белого петуха, отправился в путь. Но тогда он бы рисковал только собственной жизнью. Мысль, что человек, какого любишь, и не помышляешь дальнейшую жизнь без него, находится в опасности, и ему ничем невозможно помочь, была просто невыносима. Как люди всё-таки уязвимы!

Внезапно в светильнике что-то ярко, мгновенно вспыхнуло, хранилище заполнилось оглушительным громом, и жрец, отшатнувшись, почувствовал, как что-то сильное и чрезвычайно мощное расщепило спинку кресла. Какое-то время он молчал, пытаясь прийти в себя и сообразить, что это было. Он открывал рот, что-то говорил, но сквозь звон в ушах не слышал самого себя. Вот тогда пришёл страх. Что произошло? Почему он ничего не слышит? Они разбудили какого-то злого духа Древних Богов?

– Учитель! – Лурфар потряс Хранителя за плечо, заглянул в глаза. – С тобой всё в порядке?

Жрец облегчённо вздохнул. Он слышит! Слава Бессмертному Тэнгри! Он посмотрел на своего сына, на испуганные лица других монахов, столпившихся в открытых дверях, и, улыбнувшись, встал.

– Всё в порядке. Ничего страшного не случилось. Только не понятно, что такое произошло…

Он оглянулся, посмотрел на кресло, и почувствовал, как смертельно побледнел. Спинка кресла была расщеплена какой-то неизвестной, не человеческой силой, и Хранитель понял, что только что находился на волосок от смерти. Чуть дрожащими руками он взял со стола один из нескольких тёмно-зелёных небольших цилиндров, кое-где тронутых ржавчиной, внимательно осмотрел его, и только после этого неуверенно произнёс:

– Кажется, мы нашли то, чем стреляли Древние Боги.

* * *

Глава 6.

Рутгеру нравилось просыпаться на рассвете. Он любил смотреть как красный, ещё кажущийся холодным диск солнца медленно всплывает над дальними горными вершинами, и постепенно наливается силой, чтобы осветить своими живительными лучами когда-то истерзанную Апокалипсисом землю. Ему нравилось слушать щебетание и разноголосый хор едва очнувшихся от ночной дрёмы птиц, и в тысячный, в миллионный раз понимать, как прекрасна жизнь. Не смотря на все опасности этого мира, жизнь, это всё же самое ценное, что есть у человека. Так было и так будет. Всегда. Из века в век, пока существует Обитаемый Мир.

Пленного гаара привели в палатку Рутгера ещё до того, как воины клана начали разжигать костры для приготовления пищи. Это он переполошил ночью весь лагерь. Молодому воеводе рассказали, что ловили его недолго, да он и не особо старался прятаться. Зачем он пришёл один? Как просочился через посты заулов, непревзойдённых охотников и стрелков из лука? Как ему это удалось?

Гаар был без кольчуги, в одном рваном тегиляе какого-то неопределённого цвета. Длинные каштановые волосы не заплетены в косы и не собраны в пучок, как это обычно делают виги. Он не прятал блестящих карих глаз, а гордо подняв голову, надменно смотрел по сторонам. На вид ему было лет тридцать, и Рутгер подумал, что должно быть, он опытный воин.

– Что привело тебя к нам? Что ты хочешь сообщить?

– Я буду говорить только с воеводой, а не со щенком, вчера посвящённого в воины.

Не говоря ни слова, Герфур ударом копья заставил пленного опуститься на колени, и прошипел:

– Закрой свой рот, если не хочешь лишиться языка, и отвечай на вопросы.

Удар был силён, но на лице гаара не дрогнул ни один мускул. Он только усмехнулся, и в его глазах промелькнула растерянность. Похоже, он не мог поверить, что перед ним воевода вигов. Как отрок мог стать воеводой? У него за плечами нет ни одной битвы! Что он может знать о войне?

– Итак, что тебя привело к нам? – Рутгер внимательно посмотрел в глаза гаара, но увидел в них только удивление.

– Неужели виги выбрали воеводой отрока, чей меч ещё никогда не пил кровь врагов? Где настоящий воевода?

– Я – настоящий воевода. – Рутгер, теряя терпение, поднялся со стула. – Что тебя смущает? Или говори сам, или приготовься встретить мучительную смерть.

– Преодолевшему Чёрный Лес уже не страшны никакие муки. – Гаар справился со своим удивлением, и поднялся с колен. – Наш правитель послал сотню воинов на вылазку, чтобы узнать дорогу. В Чёрном Лесу мы попали в засаду. Столько «тёмных» я ещё никогда не видел… Это была не битва, а просто резня. Мы ничего не смогли сделать. Они появлялись из темноты сотнями, погибали под нашими мечами, но им на смену приходили ещё и ещё. Свирепые и ужасные. Из Чёрного Леса смогли выйти только несколько человек, и они тут же попали под стрелы заулов. Стрелы прилетали издалека, и наши щиты не могли выдержать их удары. Спасся я один. Идти обратно через Чёрный Лес равносильно самоубийству, и я пошёл в сторону Волчьих Ворот.

– Почему ты не умер вместе со своими товарищами? Боги встретили бы тебя с почётом! – Рутгер сразу почувствовал, что пленный лжёт. Он не верил, что сотня гаар, пусть даже и самых отважных, могла пройти через обиталище «тёмных». Твари известны своей кровожадностью, и упорством. Они бы не упустили ни одного из племени людей.

– С почётом? – Гаар горько усмехнулся. – Зачем умирать за тех, кто уничтожает мой народ?

– Что ты хочешь этим сказать? Челманы пришли, чтобы поработить вас?

– Ты молод, но умён. Именно так. Наш правитель Ивтур призвал их вождя, чтобы он помог в нашей вечной войне с вами, но вождь челманов повёл себя совсем не так, как хотелось нам. Чувствуя за собой великую силу, он не собирается уходить с наших земель. Я понял это сразу. Гаары будут истреблены. Это дело времени… На троне пока сидит Ивтур, но что будет, если челманы разобьют вигов?

– Можешь быть спокоен. – Рутгер улыбнулся, и уверенно произнёс: – Челманы не разобьют вигов, даже если их будет сотни тысяч. Наши горы никогда не покорятся врагу. Зачем же ты пришёл к нам? Ты мог отсидеться где-то в стороне, и присоединиться к своим соотечественникам, когда бы они перешли лес вместе с челманами.

– Нет, воевода. Я подумал, что смогу что-то изменить, если приду к вигам, и буду просить их об одной милости. Я всего лишь прошу, чтобы ты дал время, а я попытаюсь увести тех, кто не хочет войны, в сторону Балты. Пойдут не все, многие жаждут победы над вами, но ими движет только месть, а не здравый рассудок. Твои воины сопроводят меня через Чёрный Лес, а я поговорю со своими соплеменниками. Признаюсь честно, что я не знаю, что из этого получится, и всё же… Разве человек не верит в лучшее, и не цепляется за каждый мизерный шанс?

– Мне надо подумать. – Задумчиво произнёс сын Ульриха. Что-то ему казалось странным в словах гаара. Нет, конечно, он и не собирался верить словам человека, коего не знал, и никогда не видел, но он и понимал, что не все гаары готовы идти войной на своего ближайшего, пусть и воинственного соседа. Соблазн, как-то ослабить войско врага был силён, и он, решив проверить пленного, спросил: – Когда собираются напасть челманы?

– Это мне неизвестно. – Ответил тот без всякой заминки, видимо уже заранее готовый к этому вопросу, и, зная, что сказать.

– Что ты можешь о них рассказать, что может помочь нам в битве? Рассказывай всё, что вспомнишь.

– Что можно рассказать о народе, какого никогда не видел? – Гаар немного подумал, и заговорил: – Они пришли из степей, и половина их войска – конница. Они хорошо стреляют из лука, и их стрелы летят на расстояние двухсот шагов. Даже наши лучники могут послать стрелу дальше. Как я понял, это простые кочевники, что разводят скот. Настоящих воинов среди них немного, всего несколько сотен. У них нет никакой брони, а мечи короткие, и не выдерживают хорошего удара.

Рутгер хорошо помнил о том, что говорил ему Вальхар, и, услышав явную ложь от гаара, не подал вида, что не верит ему. Он посмотрел на ухмыляющегося Сардейла, Герфура, и понял, что и те не верят ничему здесь услышанному.

– Мы знаем о нашем враге совсем другое. – Воевода взвешивал каждое слово, прежде чем произнести его. Слишком многое не сходилось. Теперь он не мог понять, зачем пришёл этот гаар? Его послали, чтобы он убедил вигов, что враг не так силён, как им кажется? Чтобы он смог увидеть всё собственными глазами и рассказал, что творится у Волчьих Ворот? И для этого гаары пожертвовали сотней бойцов? Как бы там ни было, Рутгер принял решение: – Я не верю ни одному твоему слову. Монахи Хранителя Очага Бессмертного Тэнгри говорят совсем не то. Челманы не так слабы, как ты пытаешься нам представить. Зачем же ты пришёл на самом деле? Ты хотел выведать, что здесь творится, и приготовились ли мы к нападению? Или твоим приказом было убить вождя клана обороняющего Волчьи Ворота?

Он видел все приготовления вигов, и он теперь знает, что ждёт врагов, когда они пересекут Чёрный Лес. Челманы будут готовы к любой ловушке, попытаются избежать её, или отправятся на Вольфбур другой дорогой. Этого нельзя допустить. На той дороге им могут встретиться войска кланов, пока ещё разрозненные, не объединённые под знаменем военного вождя Балвера, и они, несомненно, их разобьют.

Ещё не было ни одной сечи, а в лагере вигов уже появился первый пленный! Как он поведёт себя, когда начнётся бой? Он производит впечатление опытного воина, и наверняка найдёт способ, чтобы как-то навредить. Может быть, убьёт стражей, и в разгар битвы вонзит кому-то в спину меч. Конечно, он тут же погибнет при этом, но разве от этого уже будет кому-то легче. Нет, нужно это предотвратить. К тому же Закон Предков говорит, что пленный, не давших ценных сведений, не заслуживает жизни.

Решение появилось сразу, и сын Ульриха раздражённо взмахнул рукой:

– Ты видел достаточно, чтобы умереть, к тому же не сказал ничего, чего бы мы не знали. Напротив, ты постарался нас обмануть. Казнить!

С самого детства в Храме Бессмертного Тэнгри отроков учили, что жизнь врага ничего не стоит, и убить его, священная обязанность каждого воина. И, кажется, юноши были готовы ко всему этому. Что же будет на самом деле с ними, когда они встанут перед выбором отнять, или оставить жизнь противнику? Сын Ульриха не боялся вида крови, просто, сама мысль, что по его приказу убьют человека, показалась ему невыносимой. Он сам испугался этого, и всё же, разве он мог поступить как-то по-другому?

Лазутчик попытался броситься на воеводу, но Сардейл сбил его с ног, и с каким-то звериным рыком, придавил коленом к земле. Улыбаясь, он весело посмотрел на Рутгера, подмигнул, и без видимых усилий удерживая извивающееся тело, проговорил:

– Давно бы так. Для меня гаары хороши только в виде трупов. Никчёмные людишки. Нет среди них настоящих героев, и ни один из них не заслуживает жизни.

Герфур сноровисто связал пленному руки за спиной, и вместе с ветераном вытащил из палатки. Было слышно, как тот пытается что-то закричать, и раз за разом Сардейл затыкал ему рот. Ещё один приглушённый крик превратился в булькающий хрип, и воевода понял, что ему только что перерезали горло. Повинуясь какому-то странному позыву, думая, что он обязательно должен это увидеть, он поднялся на негнущиеся ноги, сделал несколько шагов к выходу из палатки, и остановился, смотря, как выгибается в агонии тело, и толчками бьёт багряная кровь из ужасной раны. Так много крови он ещё никогда не видел, и это поразило его больше всего.

Ветеран сорвал пучок травы, старательно вытер лезвие ножа, и убрал его обратно в сапог. Он снова улыбнулся, и на этот раз его улыбка выглядела какой-то особо зловещей и кровожадной. Вытирая руки, стряхивая с бороды капли крови, он внимательно посмотрел на Рутгера, и сказал:

– Не думай ни о чём. Ты поступил правильно. Так бы сделал и твой отец. Крепись, и думай только о завтрашней битве. Завтра будет много крови, и ты опьянеешь от её запаха и вкуса. Получающий власть многого лишается. Теперь в тебе не должно быть места жалости. Это был враг, хитрый, расчётливый, и ты моими руками перерезал ему горло. Так и должно быть. Это война.

– Он был без оружия.

– Так что с того? – Поморщился Сардейл. – Если бы ты оказался у него в руках, он убил тебя, не раздумывая, и не заморачивался на то, есть у тебя в руках меч, или нет. Сейчас ты воевода, и нужно быть жёстким, чтобы, когда придёт время, принять из рук Вальхара перстень вождя.

– Я не хочу, чтобы это произошло. – Искренне, всё ещё глядя на слабо шевелящееся тело, произнёс воевода.

– Конечно. Никто этого не хочет. Но Вальхар будет с нами, в первых рядах, а смерть всегда забирает лучших из нас. – Сардейл снова весело улыбнулся, и положил руку на плечо Рутгеру. – Не принимай всё это так близко к сердцу! Бессмертный Тэнгри ждёт нас, и никто не знает, когда оборвётся цепь жизни!

Сын Ульриха поднял голову, и вдруг увидел Герфура. Тот не выглядел каким-то испуганным, или потерянным. Наоборот, казалось, что он был готов к этому, и в его глазах светился неподдельный интерес. Странно, во время учёбы в Храме Бессмертного Тэнгри он не был таким, и, вроде, избегал вида крови.

Ветеран принюхался, и, поджав губы, что-то невнятно промычав, добавил:

– Я чую, воины приготовили знатный кулеш!

Мысль о еде вызвала приступ тошноты, и, думая о том, что вид убитого по его приказу гаара будет всегда стоять перед глазами, Рутгер неуверенно кивнул. Он пытался взять себя в руки, не думать об этом, и ничего не мог с собой поделать. Нет, зря он принял из рук вождя клана серебряный жезл воеводы. Он не достоин такого доверия.

* * *

К вечеру все приготовления у Волчьих Ворот были закончены. Ров по всей протяжённости был прикрыт ветками, кусками дёрна, привезёнными совсем из другого места, и издалека ловушку было невозможно увидеть. Управляющий лорда Кирфера, помня обещание воеводы, и нисколько не сомневаясь в его угрозе, прислал сто больших бочек земляного масла, и оно было разлито между рвом и стеной, что выстроили воины в самом узком месте Волчьих Ворот. На постройку стены ушли все камни, из коих были сложены хижины близлежащих деревень. Мирные заулы, не служившие в вижском войске, а жили в предгорьях, помогали, и скоро стена выросла высотой в двадцать локтей. На неё же ушла и вся глина изо рва. У катапульт была навалена огромная куча камней среднего размера, не подошедших на постройку стены, и такие же камни были подняты на скалы, возвышающиеся над будущим полем боя. К вечеру было невозможно найти в округе камня размером с кулак взрослого мужчины.

Рутгер поднялся на стену к воинам, несущим дозор между недавно выложенными мерлонами, посмотрел в поле, и улыбнулся. Если бы он не знал, что на расстоянии двухсот шагов от укрепления находится ров, он бы его так и не заметил. В густой траве, ждущее своего мига, поблёскивало антрацитом земляное масло. Всё было готово. Теперь оставалось только одно – ждать.

Солнце, будто предчувствуя завтрашнюю жестокую битву, окрасило редкие облака в кроваво-красные цвета. Молодому воеводе это показалось как предзнаменование, как знак Бессмертного Тэнгри, что завтра всё решится. Он подумал, что, наверное, уже вряд ли когда-нибудь выпадут такие вот тихие, томные вечера, и с завтрашнего дня он навсегда лишится покоя. Выстоят ли виги? Выживет ли он сам? Уверенность в победе – это ещё не всё. Военное счастье переменчиво, и многое зависит от личного мужества каждого бойца, его умения, и чувства, что рядом стоит такой же несгибаемый, готовый умереть ради клана, воин.

Рутгер заметил далеко в степи несколько быстро приближающихся чёрных точек, слегка напрягся, и тут же понял, что это возвращаются дозорные заулы от Чёрного Леса. Какие новости они несут? Что там видно и слышно?

– Завтра будет славный день. – Пробормотал стоящий рядом седой ветеран, опирающийся на рукоять секиры. – Никогда не думал, что отправлюсь к Очагу Тэнгри под воеводством сына Ульриха.

Рутгер посмотрел на него, и с трудом вспомнил имя. Он мало кого знал из ветеранов. Они не занимались обучением отроков, и пути их никогда не пересекались. Сейчас их связывало вместе предчувствие битвы, и то, что завтра они могут вместе встретить смерть.

– Лигхар, от тебя ли я слышу такие речи? Мы победим, и ещё не раз будем сидеть за одним столом, вспоминая героев завтрашнего дня.

– Нет, Рутгер. Я уже слишком стар, и чувствую, что моё время пришло. Завтра, цепь моей жизни, выкованная Бессмертным Тэнгри, оборвётся. Пару, тройку челманов я заберу с собой, и это будет достойная свита для такого старика, как я. – Седой ветеран помолчал, оглаживая бороду, заплетённую в несколько косиц, и глядя в степь, туда, откуда должны были появиться враги, продолжил: – Мы никогда не ладили с твоим отцом. Помню, даже как-то был спор о каком-то пустяке на мечах, на перекрёстке четырёх дорог. Тогда Вальхар смог нас разнять. Потом, через месяц, в битве при Балте Ульрих спас мне жизнь.

– О чём же вы спорили? – Тихо спросил воевода. Сейчас это ему почему-то показалось важным. Он почти не помнил своего отца, и как ни старался, напрягая свою память, видел только бороду, тронутую сединой, со множеством косиц, громкий, хриплый голос, а вместо лица размытое, светлое пятно.