Глава 2. Потрясение

– Милорд, спасибо, что приехали. – Староста деревни кланялся, словно китайский болванчик, так он был рад прибытию паладинов.

– Где она? – не глядя на мужика, одетого в просторное и грубо сшитое холщовое платье, поинтересовался граф.

– У себя, милорд, крайний дом, рядом с лесом. – Староста тут же побежал вперёд, показывая дорогу.

Я поехал вслед отряду, рассматривая деревню. Не больше двадцати домов, из каждого двора на меня пялилось с десяток глаз, в которых было всё: настороженность, любопытство, надежда и страх. Собаки в деревне имелись, парочка даже пыталась гавкнуть на чужаков, вот только сразу же полученные от хозяев тумаки заставили их, визгнув, спрятаться подальше от людей.

Все дома были словно выполнены под копирку: низкие, с покатыми крышами, застеленными хворостом и соломой, с маленькими окнами, закрытыми плёнкой из бычьего пузыря – я видел такие раньше.

«И где сейчас мой дворец, – тяжело вздыхал я, осматривая царившую вокруг нищету и антисанитарию, – где мои душ и клозет с удобствами?»

Вопросы были чисто риторическими, поскольку мне ещё долгое время придётся обходиться без всего этого. Маги получат от меня сполна, в том числе и за то, что оторвали меня от привычной жизни. Я не собирался прощать их даже в том случае, если они просто отдадут мне обратно Никки. Посягательство на мою семью и уклад, к которому я привык, дорого им аукнется – это я решил для себя твёрдо.

Из домов вскоре появились мужики, вооружённые вилами, и последовали за отрядом, словно могли сделать больше, чем пять тяжеловооружённых воинов. Паладины не гнали их, так что мне пришлось чуть пришпорить лошадь, чтобы не оказаться окружённым селянами.

– Выходи, ведьма! – закричал староста, когда мы подъехали к нужному дому, действительно стоявшему обособленно от остальной деревни. – Наконец‑то наши молитвы были услышаны и тебе отольются наши слёзы!

Паладины спешились и, окружая дом, заняли позиции. Входная дверь скрипнула, и на пороге появилась милая девушка лет шестнадцати, в простом, до пят платье, с длинной косой, которую она сейчас испуганно теребила в руках.

– Вот она! Хватайте её! – заверещал староста, на что никто из паладинов не обратил ничуточки внимания, а лично я замер, увидев два бездонных колодца зелени, девушка умоляюще на меня посмотрела, словно прося защиты.

– Нам нужен дом с погребом, – спокойно произнёс граф, обращаясь к старосте, когда остальные паладины подошли и связали руки девушке за спиной. Она чуть застонала, когда крепкие узлы врезались в кожу.

И снова умоляюще посмотрела на меня, а я сделал шаг по направлению к ним.

– Остановись! – впервые за дни странствия ко мне обратился один из паладинов, одетый в красивый доспех с серебряной насечкой.

– Но… – Мне не дали продолжить, поскольку все взялись за рукояти мечей.

Я прикинул их количество, перехватил копьё поудобнее, но, вспомнив, зачем я здесь, отъехал от отряда. Даже если они её утопят, моё дело было важнее жизни этой несчастной. За свой поступок я тут же был награждён презрительным взглядом девушки, бросившей лишь одно слово, зацепившее меня, как я ни старался отрицать это в глубине души!

– Слабак.

За это она поплатилась ударом в спину от одного из конвоиров, он ткнул её кулаком и приказал идти молча. Староста выделил свой дом под наше жильё и допросную, а сам переселился со всей семьёй к соседям, оставив нас одних. Паладины спустили девушку в подпол и, забрав оттуда часть продуктов, уселись ужинать. Меня, конечно же, не позвали, так что пришлось выйти из дома и обратиться к селянам. Увидев деньги, меня тут же снабдили пусть и простой, но обильной пищей, за которую в столице я заплатил бы в десять раз меньше. Вернувшись в дом, я устроился за столом, демонстративно разложив купленные продукты. К ним никто не притронулся. К таким странностям я привык, так что спокойно поел, не обращая внимания на сидевших рядом.

– Максимильян, – обратился ко мне глава паладинов, – к тебе просьба, держи себя в руках до самого конца расследования, иначе наш договор будет аннулирован. Ведьма она или нет, мы установим сами, твоё дело лишь наблюдать – ясно?

– Да, – ответил я, понимая, что вскоре стану свидетелем весьма неприятного зрелища.

– Хорошо, что ты это понимаешь. Освободив девушку, ты подставишь всех нас, люди ждут справедливости, так что будь добр, не мешай нам, – не отставал он от меня.

– Я понял с первого раза, граф, – стиснув зубы, ответил я, – не нужно повторяться.

Он тяжело взглянул на меня и обратился не только ко мне, но и к остальным паладинам:

– На сегодня всё, всем отдыхать, завтра будет нелёгкий день.

…Проснулся я от шума и звяканья железа, пришлось открыть глаза и посмотреть, что происходит – паладины после утренней молитвы одевались в доспехи. Зачем и почему они это делали, ведь мы находились в обычной деревне, мне было непонятно, но я решил не выпендриваться, а встать, умыться во дворе у колодца и, позавтракав в одиночестве, также облачиться в доспехи.

Когда я вышел во двор, граф стал опрашивать свидетелей «бесчинств ведьмы», начав со старосты. Тот рассказал, что Велеса (так звали девушку) пошла не в мать, поскольку та была знахаркой, и весьма сильной, но никогда не причиняла людям вреда. Деревня при ней даже стала местом паломничества соседей, поскольку мать Велесы помогала всем всего лишь за еду. К концу жизни она старалась передать дочери своё умение, а когда умерла, деревня осталась без единственного лекаря. Велеса отказалась лечить всех подряд бесплатно и теперь изредка принимает страждущих, но за очень большие деньги.

«Конечно, народ лишился халявы, – хмыкнул я, выслушав речь старосты, – мамуля задарма старалась для людей, так была хорошая, и паладинов никто не стремился вызывать, а как их стали лечить за деньги, так тут же все кричат – ведьма! Сволочи неблагодарные».

Один из паладинов всё старательно записывал, граф лишь задавал вопросы и вызывал нового человека.

– Может, её покормить? – когда они сделали перерыв, спросил я у старшего паладина. – Девушка в холодном подполе без еды сидит.

Он удивлённо пожал плечами и нехотя приказал одному из своих товарищей:

– Дрейк, посторожи, чтобы ведьма не сбежала, пока виконт будет её кормить.

Тот кивнул и присоединился ко мне. Видимо, в их планы не входила кормёжка пленницы, так что мне пришлось доставать свои запасы и, открыв подпол, спускаться вниз.

Там было темно, пришлось попросить спустить мне лампадку и поставить её на полке, рядом с лежавшей на тряпье девушкой.

– Милорд, развяжите меня, прошу вас, – слабо произнесла она, когда я опустился рядом. – Я вижу, вы не такой жестокий, как прочие, пожалуйста, у меня затекли руки и ноги.

«Не очень хорошая идея, – подумал я. – Граф, если разозлится на моё самоуправство, так вообще не даст разрешения навещать бедняжку».

– Пожалуй, покормлю тебя сам, – принял я решение и, усадив девушку, стал разламывать хлеб, чистить яйца и кормить её.

Вскоре оказалось, что это не лучший выход: когда она прикасалась своими пухлыми и чуть влажными губами к моим пальцам, у меня мурашки начинали бродить по телу строевым шагом, к горлу подкатывала истома, и трудно было сосредоточиться на процессе кормления. Если бы я не был женат, то не устоял бы перед её заигрыванием, а сейчас я лишь собрал в кулак силу воли и скормил всё, что у меня было с собой. Девушка была заметно разочарована отсутствием моей реакции, стала пытаться меня разговорить, узнать, откуда, кто я, чем занимаюсь, при этом всё время смотрела прямо на меня, и я просто тонул в её взгляде, таких зелёных и проникновенных глаз, я ещё никогда не встречал.

– Мне пора. – Я закончил с едой и поднялся на ноги, чтобы забрать лампадку.

– Милорд, оставьте хотя бы свет, – она умоляюще взглянула на меня, – такая малость для вас, а я так сильно боюсь темноты.

Против такого я не смог устоять и, кивнув, стал подниматься, запирая за собой люк подпола. Выйдя на улицу, я подметил, как много людей уже успели опросить, – стопка бумаги всё пухла и пухла на столе у графа. Поскольку мне никто ничего не запрещал, я подошёл поближе и полюбопытствовал, что там написано. Некая Гули из семьи Нар обвиняла Велесу, что колдовством и приворотом увела у неё парня, с которым порочно сожительствовала, а потом бросила его, тот, не выдержав расставания, пошёл и утопился.

«Бабы! – Я пожал плечами, вспомнив с содроганием, как меня касались губы девушки. – Да тут любой за ней пойдёт, только она рукой поманит. Пожалуй, только паладины смогут устоять против такой красоты».

…Весь день я маялся от безделья, пока паладины были заняты, поэтому пару раз навещал пленную, кормил её, разговаривал, и с каждым разом в сердце разгоралась злость на то, что на неё наговаривает вся деревня только из‑за того, что она родилась красивой, да к тому же отказывалась лечить бесплатно. Не спорю, прикосновения Велесы хоть и были мимолётны, но такие, что я вздрагивал и отодвигался, вызывая её недоумение. Вечером, когда я принёс ужин, она даже попыталась поцеловать меня, я увернулся, так что девушка упала мне на грудь, и я ощутил, что в меня упёрлись два упругих холмика с острыми сосками. Я сразу пожалел, что снял броню, прежде чем спуститься к ней, и постарался быстро усадить её обратно, отодвинув от себя. Девушка излучала похоть и соблазн, даже просто находиться с нею рядом мне становилось тяжело.

– Странно, что она тебя ещё не соблазнила, – ухмыльнулся граф, когда я поднялся и сел на свой топчан, тяжело дыша, – мы тут поспорили, что ты и дня не продержишься. Я дал тебе целых два!

– Я женат, – буркнул я и, стараясь не смотреть на их ухмылки, поплёлся к колодцу, чтобы холодной водой успокоить себя. После посещений Велесы было тяжело, сердце бухало в груди, едва не выпрыгивая оттуда, взгляд был затуманен, а запах трав и каких‑то притираний, который исходил от неё, не выветривался из моей одежды, даже когда я полностью ополоснулся холодной водой. Казалось, что она всё время находится рядом со мной.

* * *

Когда спустя два дня граф закончил с деревенскими, я был удивлён, сколько людей, узнав о том, что по душу Велесы прибыли паладины, заявились нажаловаться на неё. Ей вменялись сглазы, рухнувшее на ногу бревно, отравление скота, даже выкидыши и те записались в актив псевдоведьмы. Я читал бумаги и поражался, насколько же гнусны люди, обвиняющие эту прелестную девушку, виноватую лишь в том, что родилась красивой и умной, они были готовы на любую подлость.

Я поучаствовал в двух беседах графа с девушкой, когда он стал предъявлять ей доказательства её занятия колдовством. Но больше меня во время этих разговоров в дом не пускали, поскольку я парой фраз разбивал все обвинения в её адрес. К любому доносу из той горы, что лежала перед графом, можно было найти контраргументы, я лишь высказывал самые очевидные, руша всю нить его беседы. К тому же взгляд Велесы, с которой мы сдружились за эти дни, был такой горячий и благодарный, что в конце концов граф не выдержал и выгнал меня на улицу, запретив появляться, пока они беседуют.

* * *

– Ты такой хороший, Максимильян. – Её пальцы касались моей руки, заставляя вздрагивать. – Кормишь, ухаживаешь за мной, даже пытался отстаивать перед этими ужасными людьми.

– Я лишь их гость, – хмуро прошептал я, – если тебя обвинят, я ничего не смогу сделать.

– Ты лукавишь. – Головка с чудно пахнущими волосами легла мне на плечо. – Можешь ведь развязать меня и выпустить утром, пока все спят.

Сердце моё и так билось в груди со скоростью мотора машины, поскольку её руки, даже связанные, касались то моих пальцев, то бедра, забираясь всё выше с каждым разом.

Не выдержав прикосновений, я достал кинжал.

– О, не сейчас, Максимильян. – Она улыбнулась и посмотрела мне в глаза. Сердце ухнуло куда‑то вниз от её взгляда. – Приходи рано утром, когда все будут спать.

Я судорожно кивнул и поднялся наверх, не замечая ничего вокруг себя, даже того, что при моём появлении все схватились за мечи. Слабо соображая, я пошёл на улицу, чтобы проветриться. Образ Никки в голове и сердце как‑то стремительно угасал, подчиняясь чарам простой деревенской девушки, взгляд и улыбка которой меня безумно манили к себе.

* * *

– Надо же, проиграли все. – Комнату залил свет, и я испуганно вздрогнул, подняв взгляд на звук раздавшегося голоса. Рядом со мной внезапно оказались все до единого паладины, вооружённые и одетые, несмотря на глубокую ночь.

– Максимильян, отойди от подпола, – мягко произнёс граф, подходя ко мне ближе, – она не стоит того.

– Стоит! – Я затравленно смотрел по сторонам, жалея, что копьё далеко и я стою, вооружённый лишь кинжалом, против шестерых воинов в доспехах, да к тому же вооружённых мечами. – Вы насобирали кучу оговоров и сплетен, теперь пытаетесь покарать девушку за то, что она не совершала! Она не виновата в том, что вся деревня и округа её ненавидят!

– Она ведьма, Максимильян, – покачал головой граф, – и только ты, ослеплённый её колдовством, не видишь этого. Завтра мы её сожжём, хватит этого представления.

– Нет! – Я одним гибким и быстрым движением бросился в угол, где стояло моё копьё. Воины дёрнулись от неожиданности, но я уже сбросил чехол и встал в атакующую позицию. Битва в ограниченном пространстве всегда была противопоказана копейщику, но у меня не оставалось выбора, я хотел защитить Велесу любой ценой.

– Максимильян, не отягощай…

Что хотел сказать граф, никто не услышал, поскольку внезапно крышка подпола, словно от взрыва динамита, подлетела вверх, и следом за ней взлетела девушка, зависнув в воздухе так, что её ноги не касались пола, а голова была на уровне потолка. Всё это произошло настолько стремительно, что я замер в остолбенении, с ужасом наблюдая за тем, как лицо только недавно разговаривавшей со мной девушки с миловидного и даже красивого превратилось в страшную маску: вытянутые челюсти с тонкими и очень острыми зубами, заострившиеся черты, обнажившие щёки без кожи на челюстях, в провале которых мелькал чёрный язык, и весь этот ужас заканчивался на ногах, больше похожих на птичьи лапы, чем на аккуратные ножки молодой девушки, которые я только недавно разминал, держа в своих руках.

– Вы все умрёте! – Монстр, у меня не было других слов назвать ЭТО человеком или женщиной, махнул рукой, и один из паладинов улетел в угол комнаты и упал там сломанной куклой.

Она заорала так, что у меня едва не отказали уши, её пронзительный крик становился всё тоньше и тоньше, переходя в ультразвук. Паладины пытались напасть, но она лёгкими движениями руками, не прикасаясь к ним, с хохотом разбрасывала их по дому. Я почти не помнил, как, сбросив наваждение и сделав короткий замах, послав копьё в полёт.

– Червь, ты не… – Ведьма взмахнула рукой, пытаясь отбить копьё, но оно, выпущенное с короткого расстояния, пробило её сердце и вышло с обратной стороны. Ведьма недоумённо посмотрела на огромный стержень, который оказался у неё спереди и сзади, затем рухнула на пол.

В тот же миг у меня словно пелена с глаз пропала, я с ужасом смотрел на сморщенное и гадкое тело, к которому прикасался все эти дни. ОНО трогало меня своими губами, ласкало пальцами, которые сейчас были вооружены длинными чёрными когтями. Я чувствовал себя так, словно искупался в дерьме, изнутри подкатился комок к горлу, и я, не выдержав, стал выплёскивать содержимое своего желудка, прямо на пол.

– Дрейк!

Я вытер рукавом рот, изо всех сил стараясь сдержать очередные рвотные позывы, и заметил, как граф с криком боли поднялся на ноги и бросился в угол, где неподвижно лежал первый паладин, которого сбила ведьма, неожиданно вылетевшая из подпола.