Глава 6

Уже долгое время мы не принимали бой в защищённом лагере, так что я приказал поставить всех лучников на стены и, главное, не жалеть стрел. Пехотные когорты заняли места возле деревянных рогатин у бруствера, и только конница сразу не участвовала в бою, поскольку её я приберёг до лучшего момента.

Мы прибыли как раз тогда, когда под завывания рогов огромная масса людей уже подходила в зону поражения лучников. На секунду солнце заслонили тысячи стрел, когда восемь тысяч лучников выстрелили почти одновременно, и затем на поле поселилась смерть. Стрелы сотнями выкашивали из рядов людей, которые, несмотря на потери, всё шли и шли вперёд, поскольку было их ну очень уж много. Трудно сосчитать, сколько именно, может, и все шестьдесят тысяч, которыми мне угрожали купцы.

Потери иудеев были просто ужасающие. Даже когда они подошли ко рву и стали закидывать его корзинами с землёй, стараясь засыпать несколько участков для прорыва дальше, лучники со стен города добивали до них и косили одного за другим. Лучники из лагеря занимались более дальними толпами иудеев и убивали не меньше.

Я, находившийся недалеко от первой линии, видел, что действительно это были вчерашние крестьяне и ремесленники, поскольку желания умирать у них не имелось совсем, и только воля их военачальников, а также их острые мечи гнали ополчение вперёд. Лучники и пращники у них были, но они ничего не могли сделать против хорошо защищённых легионеров. Да, изредка кого-то ранило, кто был не слишком осторожен и высовывался из-за щита слишком сильно, но в целом огромная толпа застряла возле рва и не могла пройти вперёд, а их всё это время убивали и убивали.

Мне казалось, именно из-за огромного скопления людей и слабой организованности понять сразу это они не смогли, хотя трупов и раненых кругом было предостаточно, но войско иудеев было слишком большим, так что воинов, стоящих на ногах, всё время оставалось больше, чем тех, что лежали на земли. Это их и подвело.

Когда заиграли рога, призывая всех отступать, очень много тел лежало во рве или у него, а ещё больше оставалось на поле, когда слабо организованная толпа отступила, всё теряя и теряя людей под непрекращающимися обстрелами лучников. Первая атака была нами отбита, практически одними лучниками.

«Хорошо, что я отменил отрубание рук», – подумалось мне, когда я смотрел, как легионеры по переброшенным лестницам перебрались через ров на поле и стали добивать раненых, собирать их вооружение, а также наши стрелы, которые понадобятся нам очень скоро в следующей атаке.

Я думал, что сегодня будет ещё одна, но нет, иудеи, видимо, подсчитав потери, на неё не решились. Так что, подождав ещё два часа и обговорив с центурионами наши дальнейшие действия, я покинул поле боя, вернувшись к своему шатру. Меня встречал Танини с весьма кислым лицом, и я знал причину его настроения.

– Я тебе уже говорил, ты мне нужен здесь, – соскочив с колесницы, я передал одному из легионеров поводья, – легионеров у меня много, а ты такой один.

– Пишу о победах твоего величества, – он жалобно на меня посмотрел, – а как я это буду делать, если сам их не вижу?

– Поспрашивай у тех, кто видел, – я пожал плечами, – всё, устал я уже от этих разговоров, в бою тебя не будет, и точка.

– Прошу меня простить, мой царь, – поклонился он.

– Как дела у нашей пленницы?

– Поела, сходила, хм… – он покраснел, – в общем, по женским делам. Я выдал ей необходимое, а охрана не сводила с неё глаз, хотя она и просила их хотя бы отвернуться.

– Надеюсь, таких идиотов не было? – хмыкнул я.

– Конечно, мой царь, – согласился Танини, – она пыталась нож украсть со стола. Опцион заметил это и, забрав его, пообещал рассказать твоему величеству.

Это и произошло, когда я вошёл в шатёр. Охрана доложила, что девушка пыталась украсть золотой нож, а поскольку она была моей личной пленницей, наказать её они не могли, оставив это на моё усмотрение.

– Благодарю, молодцы, – похвалил я опциона и посмотрел на иудейку, которая сидела на кровати, при моём появлении слегка побледнев. – Ещё раз попробуешь что-то подобное выкинуть, я тебя накажу, – предупредил я её спокойным тоном, – и поверь, это тебе не сильно понравится, как, впрочем, и в принципе испытывать предел моего терпения и миролюбия. Он в последнее время стал уж очень небольшим.

– Слушаюсь, твоё величество, – глухо ответила она, поклонившись.

– Танини, смой с меня пот, – приказал я, но в шатёр уже заносили горячую воду и чистую одежду, видимо, он ждал меня и распорядился подогреть её заранее.

Опцион помог мне с доспехами, затем я сам сбросил с себя пропотевшую ткань, оставшись обнажённым, и с ухмылкой заметил, как на кровати иудейка расширенными глазами смотрела на моё тело.

– Что тебя удивляет? – спросил я, пока Танини аккуратно обмывал меня со всех сторон.

– Я никогда не видела таких огромных плеч и ног, – пискнула она со своего места, – тело твоего величества очень могучее.

– Ты же вроде говорила, что девственница, – сыронизировал я, – откуда такие широкие познания о мужских телах?

Она тут же густо покраснела, но ответила:

– Я росла в большой семье, и облик мужчин для меня не тайна, твоё величество.

– Кто твои родители?

– Отец коэн, как и всё колено, к которому я принадлежу, твоё величество.

– Коэн? Кто это?

– Жрец для вас, египтян, твоё величество, – объяснила она.

– А-а-а, это я тоже помню, – напряг я память, – колено Левия, рода Ааронова.

Глаза иудейки чуть не выпали из глазниц.

– Великий царь Египта знает нашу историю? – Она открыла рот от удивления.

– Я бы сказал так, – хмыкнул я, – на ваше несчастье, да. Иногда даже слишком хорошо. Я даже сейчас представляю себе, что там про меня вы понапишете в своём Священном Писании. По-любому одни гадости, как я вас подчинил и снова отправил в Египет в рабство.

Иудейка испугалась по-настоящему.

– Великий царь, неужели нам нельзя договориться? Я слышала, что присылали переговорщиков.

Я пожал плечами.

– Пока твоих сородичей там шестьдесят тысяч, хотя, наверно, после сегодняшнего сражения стало значительно меньше, мои условия вряд ли будут ими приняты.

– Я могла бы стать этим переговорщиком, меня послушают, великий царь, – предложила она.

– Ты моя пленница и станешь наложницей, как только у меня дойдут до этого руки, и не только они, – объявил я ей её дальнейшую судьбу, заставив девушку вскрикнуть от испуга. – Поэтому можешь начать забывать о том, что ты какая-то там верховная жрица, и лучше думать о том, как будешь теперь ублажать меня длинными ночами.

– Я лучше вскрою себе горло, – зло предупредила она меня, но, когда я остановил на ней свой внимательный взгляд, быстро поправилась: – Я лучше вскрою себе горло, твоё величество Менхеперра.

– Так-то лучше, – заключил я.

Пока я с ней общался, Танини занёс ужин, и я пригласил его составить нам компанию. Когда девушка, зло сверкая глазами, села за стол и взяла в руку нож, за её спину встал опцион с весьма однозначным видом, так что она не выпендривалась больше, а лишь кушала и отвечала на мои вопросы, коих было очень много. Мне впервые попалась иудейка, да ещё из такого уважаемого и почитаемого иудеями колена священников. Впрочем, она сама была очень хорошо образованна по местным меркам, знала, кроме египетского, ещё аморейский и хеттский, на которых говорили их соседи, проживающие рядом, так что мне и правда попалась весьма хорошая добыча.

Закончив с ужином, я задумался, что с ней делать. Пока мы не победили иудеев, она была ценным пленником, которым можно было воспользоваться, так что пока было рано отправлять её на хозяйственные работы.

– Принеси ей лавку, – приказал я Танини, – и подстилку с одеялом. Я помню, у меня были запасные.

– Конечно, мой царь, – парень склонился, – сейчас прикажу принести.

Вскоре легионеры занесли лавку с бельём, и он показал девушке стелить себе самой. Та, покосившись на меня, быстро это сделала и замерла на новом месте, стараясь не отсвечивать.

– Меня разбудите под утро, как вчера, – приказал я, – ну и парням скажите, что мы отправимся посмотреть, как там дела у иудеев.

– Слушаюсь, мой царь, – отозвался опцион охраны.

Сняв калиги и одежду, я обнажённым лёг на кровать, укрывшись одеялом. Сон почти моментально накатил на меня, и я провалился в беспамятство.

***

– Мой царь, – голос раздался рядом, шепча мне на ухо, – мой царь!

Сладкий сон нехотя отступил, поскольку мне снилось прекрасное: как я лишаю девственности тысячу иудейских жриц богини Ашер одну за другой, так что возвращение в холодную действительность было слишком неприятным.

Открыв глаза, я увидел перед собой лицо Хопи.

– Если у тебя недостаточно веская причина, почему именно ты будишь меня, у меня для тебя плохие новости, – сообщил я ему.

– Мой царь, я устал ничего не делать, скоро жирным стану, как беременный бегемот, – сказал он, едва не рыдая, – можно я хотя бы дежурить буду наравне со всеми? Это никак не повредит моей ноге.

– Ладно, – проворчал я, – разбудил-то чего?

– В лагерь вернулся господин Менхеперресенеб, – ответил он, – я поговорил с ним и думаю, у него сведения чрезвычайной важности.

Я зевнул, едва не выворачивая себе челюсть.

– Идём на улицу, а то у меня тут в шатре, как видишь, поселились чужие уши, – сказал я, продолжая широко зевать.

Одевшись сам, я вышел вслед за ним, и мы прошли дальше, туда, где стояли лагерем всадники. Из шатра почти сразу выбежал мой глава разведки, весь пыльный и грязный, сразу видно, что и правда только вернулся.

– Мой царь, – низко поклонился он мне, – прошу меня простить за мой неподобающий вид.

– Менхеперресенеб, – я скривился, – я тебе что, фиванская шлюха, чтобы капризничать из-за твоего внешнего вида?

Он невольно рассмеялся.

– Хопи посчитал, что сведения, что ты привёз, достойны того, чтобы меня разбудить, – снова широко зевнул я, – так что не тяни.

– Я сам не посмел принять подобное решение, мой царь, – склонил он голову, – но да, как твоё величество приказал, я посетил город Иерусалим, который местные иевусеи почему-то называют Йевус, а не как мне сказал твоё величество.

– Как захватим, сразу переименуем, – отмахнулся я, не став вдаваться в подробности этих географических открытий, – по сути давай.

– Они согласились за полную повозку золота собрать своё войско и напасть на Силом, пока он слабо охраняем из-за того, что почти все мужчины ушли на войну с твоим величеством, – сообщил мне Менхеперресенеб радостные новости.

– Что ж, это и правда прекрасные новости, – обрадовался я, но глава разведки широко улыбнулся, а Хопи громко хмыкнул.

– Но только ради них я бы не стал будить твоё величество, – сказал он, давая Менхеперресенебу продолжить.

– Благодарю, господин Хопи, – тот поклонился мне, – я решил, что мои триста колесниц не сильно смогут помочь войску моего царя, так что отправился вместе с иевусеями в это нападение и довольно быстро его возглавил, поскольку они признали за мной право повелевать из-за моего опыта и колесниц.

– С каждым твоим словом, Менхеперресенеб, становится всё интереснее и интереснее, – хмыкнул я, начав просыпаться.

– Вспомнив всё, чему я научился за время походов у твоего величества, – польстил он мне, – я с частью иевусеев прикинулся торговцами и проник в Силом днём, а ночью мы напали с ними на охрану ворот и открыли их всему остальному войску.

Я, охреневая от того, что творят мои военачальники даже в отрыве от меня, внимательно его слушал.

– Мы захватили город всего за одну ночь, а утром я встретился с вождями иевусеев, которые были вне себя от счастья от того, что практически без потерь мы захватили большой город. Они разрешили мне взять любые вещи из него, которые мне понравятся.

Я, ещё не понимая, что такого ценного он мог взять из Силома, поторопил его.

– Мой царь, я допросил пленных, чтобы узнать, что для них самое ценное в городе, – он сделал театральную паузу, – и выбрал шатёр и сундук. Иевусеи, конечно, удивились моему выбору, но препятствовать не стали, поскольку эти вещи не представляли для них большой ценности. Взяв у них повозки, я пообещал позже привести обещанную плату за помощь и доставить как можно быстрее эти две ценности иудеев моему царю, чтобы твоё величество имел преимущество на переговорах.

– Палатка и сундук. – В голове крутились мысли, но я не особо помнил о таких ценностях.

– Иудеи называют их скиния и Ковчег Завета, – помог мне Менхеперресенеб.

Услышал общеизвестные названия, и у меня отпала челюсть.

– Ты серьёзно? – Я ошарашенно посмотрел на Менхеперресенеба, и тот с гордостью кивнул.

Я повернулся к Хопи.

– Ты откуда знаешь об их важности, что решил меня разбудить?

– Заняться мне в последнее время было особо нечем, мой царь, – развёл он руками, – я много допрашивал пленных иудеев.

– Покажите мне их, – сказал я, Менхеперресенеб приказал своим всадникам, и уже вскоре подогнали несколько повозок, в которых находился старый разборный шатёр, за которым явно бережно ухаживали. Он даже в сложенном виде занимал весьма много места, а в одной из последних, укрытый кожами, находился блистающий золотом сундук с боковыми палками для носки, которые были обрублены явно для того, чтобы он уместился в одной повозке.

– Палки были слишком длинными, мой царь, – подтвердил мои мысли Менхеперресенеб, – я решил их отрубить.

– Хопи, приведи мне иудейку, – приказал я, – раз уж всё равно ты тут такой прыткий. Только надень на неё моё что-нибудь, чтобы не замёрзла.

Центурион склонил голову и быстро ушёл, а я вернулся к Менхеперресенебу, который довольно улыбался.

– Если это и правда то, что ты привёз, – я покачал головой, – ты выиграл нам если не всю войну, то большое сражение точно.

Он удивился и недоверчиво покачал головой.

– Поверь мне. – Я был убеждён в том, что иудеи за свои ценности готовы будут отдать хоть что.

– Если это так, мой царь, я буду только рад, что смог послужить твоему величеству, – скромно ответил Менхеперресенеб.

– Я не буду говорить про награду, посмотрим, чем закончится наш поход, – я пристально посмотрел ему в глаза, – но ты знаешь меня.

Менхеперресенеб посерьёзнел и поклонился.

– Конечно, мой царь, как никто другой, – ответил он.

Раздался рядом шум, и мы, повернув головы, увидели, как Хопи тащит за собой иудейку, которая пыхтит и сопротивляется, но ничего не может поделать против огромной мужской силы.

– Посмотри и скажи, что это! – Я ткнул пальцем в повозки, когда Ада оказалась рядом с нами.

Девушка перевела взгляд туда, куда я показывал, открыла рот, затем её колени подломились, и она обмякла в руках Хопи. Только то, что он её удержал, позволило ей не упасть на землю.

– Конечно, можно и это засчитать за ответ, – хмыкнул я, – но лучше услышать слова из её рта. Приведите иудейку в чувство.

На девушку вылили ведро холодной воды, она с трудом пришла в себя, сначала не понимала, почему вокруг неё склонилось столько мужских лиц, затем вспомнила и, перевернувшись, упала на колени, только не передо мной, а перед повозками. Я окончательно перестал понимать, что происходит.

– Ты вроде верховная жрица богини Ашер, – напомнил я ей.

Девушка что-то долго бормотала на своём языке, затем повернулась и заняла такую же позу в мою сторону.

– Все коленья Иакова раз в год собираются и почитают бога Яхве, который помог иудейскому народу выйти из Египта и, пройдя тяготы пути, поселиться на Ханаане, великий царь, – ответила она, – поэтому неважно, кто кому поклоняется, все чтят бога, который помог народу в трудный час.

– Ясно, – покивал я, не зная подобных перипетий, – то есть ты подтверждаешь, что это скиния и Ковчег Завета?

– Конечно, великий царь, – она не отнимала лица от земли, – я столько раз была с отцом рядом с ними, что помню всё отлично.

– Вы заглядывали внутрь? – повернулся я к Менхеперресенебу.

Он отрицательно покачал головой.

– Я хотел побыстрее убраться из города, пока иевусеи не стали забывать о своих обещаниях. Уж очень сильно они зверствовали в городе, убивая иудеев.

Тело рядом с нами снова безвольно поникло. Хопи потыкал её ногой, затем перевернул и сказал, что иудейка опять потеряла сознание. Но как с этим бороться, мы уже знали, так что два ведра воды привели её в чувство, и тут к нам прибежал Танини, который со сверкающими от радости глазами быстро стал строчить что-то на своей дощечке с бумагами.

Мне всегда было интересно, как выглядит сам Ковчег и скрижали, так что я подошёл к повозкам ближе, пока иудейку приводили в чувство оперативными методами. К сожалению, при ближайшем рассмотрении то, что я принял за золото, оказалось простой позолотой. Крышка с двумя херувимами на разных концах, как сейчас помнил, называемая «престолом милосердия», также была деревянной и просто покрытой золотом поверх деревянной основы. Да и в целом не сильно большой сундук ну никак визуально не тянул на историческое наследие, которые все народы мира искали столько веков. Добротная, качественная работа столяра и ювелира на ту эпоху, в которой они жили. Никаких внеземных технологий или прочего. Поскольку никакого замка или запора не было, я потянул руку, чтобы его открыть.

– Нет! Стой, великий царь! – Иудейка закричала нечеловеческим голосом, бросаясь с земли ко мне, и только бдительная охрана успела её перехватить.

– Что такое? – Я повернулся к ней.

– Ковчег нельзя трогать! Его охраняет Бог! – предостерегла она меня. – Все, кто это делал, либо умирали от болезней, либо были убиты. Даже иудеи!

Мои подчинённые все забеспокоились, посмотрев на меня, на что я, лишь хмыкнув, повернулся и, взявшись двумя руками, осторожно отодвинул крышку, больше боясь чего-нибудь сломать. Ничего не произошло, и внутри я увидел небольшие каменные таблички с клинописью, аккуратно закреплённые в реечные крепления, обитые тканью, чтобы они не бились друг о друга при переноске. Кроме них, ничего интересного внутри больше не было, поэтому я так же аккуратно, как и открыл, вернул крышку обратно, повернувшись к своим людям.

Молния в меня не ударила, урагана не случилось, никаких кожных нарывов не появилось, хотя, судя по лицу иудейки, это точно должно было случиться. Мои воины выдохнули.

– Я тебя успокою, – сказал я, обращаясь к верховной жрице, – твой бог не может навредить мне, поскольку я и сам бог.

На лицах окружающих нас людей проступили улыбки, они облегчённо стали выдыхать и переглядываться, словно забыли и только сейчас вспомнили об этом негласном пунктике моей биографии.

Иудейка, поражённо смотря на мужчин вокруг, внезапно снова обмякла.

– Так воды на неё не напасёшься, – тяжело вздохнул Хопи.

– Переволновалась, – мудро заметил я, – отнеси её в шатёр и давай обильно пить вина, пока в себя не придёт.

– Конечно, мой царь, – поклонился он и подхватил с земли жрицу, унёс её в сторону моего жилища.

– Что ж, – я посмотрел на улыбающиеся лица военных и сияющее Танини, который срисовывал на свой листок, как выглядят скиния и Ковчег, – раз мы не спим, значит, пусть и враг не спит.

Вокруг меня засверкали улыбки ещё шире.

– Найдите того иудея, с кем я разговаривал у могилы Иисуса Навина, – приказал я, – и приведите сюда.