Гурон еле успел. Правда его проткнуло насквозь, но боли он почти не чувствовал. Страшно захотелось пить. Опять. И не воду, а «особой гномьей» с кровью скарлсза. Гурон сам не понимал, почему его вкусы так изменились. Простую кровь он хоть и пил, но без особого удовольствия – просто чтобы залечиться. А еще в нем появилась магия. Он ее чувствовал, понимал, что она такое, но не знал, что делать. Это как… наполненный грогом желудок, но с придавленным молотом мужским естеством. Хочется по-маленькому, но не идет. Гнома разрывало изнутри, но он не знал, как и куда все это девать.

Гурон ухватился за крыло Аши, сурово посмотрел на нее своими новыми глазами:

– Ты со скалы рухнула, грибоедка чокнутая?!

Эхзолл сорвался с места. Его руки засияли зеленым. Аша успела увернуться, с силой выдергивая из живота Гурона свой острый, как меч, отросток. Одним прыжком она оказалось далеко в стороне ото всех. И как только с больной ногой так скачет.

Астария покрылась льдом, но в бой вступать не спешила. Она пыталась разобраться, что происходит.

– Я не ем грибы, – надула губки золотая нимфа. – А вот Кая обманщица. Давайте ее убьем, не?

– Не, Аша, не! – заорал окровавленный «гном». – Ты чего вытворяешь? Что тебе Кая сделала?!

– Вы не поймете.

Эхзолл нервно хмыкнул:

– Интересное замечание. Похоже, мы тут все тупые. Одна ты умная, нимфа. Прожили сотни лет и вот на тебе. Мы ничего не понимаем. Тебе лучше объясниться пока… – он сделал шаг назад. – Астария не разобралась с тобой.

Эльфийка цыкнула на свой манер:

– Не думала, что некроморфы так трусливы.

– Не сотрясай воздух, эльфийка. Если ты предпочитаешь быть дурой, а не трусихой, то у меня для тебя плохая новость.

– Меньше слов.

Астария грациозно махнула рукой. Сосулька полетела прямо в Ашу. Первая, вторая.

Аша накрыла себя собственными крыльями, превратившись в подобие кокона. Лед разбился, не оставив на ней ни царапины.

– Очень неплохо, – оскалилась эльфийка. – Так ты будешь говорить или мне воспользоваться чем-нибудь поинтереснее?

Аша искренне заинтересовалась:

– Хочу интереснее. Покажи.

Астария побелела. На жаре холодный пар выглядел очень внушающее. Гурон и Эхзолл отступили подальше.

Кая, лежащая на песке, вышла из ступора:

– Перестаньте, пожалуйста. Давайте просто поговорим. Я уверена, что мы сможем понять друг друга.

– Это уж точно, молотом мне по голове. Может…

Поздно.

Глаза Астерии загорелись красным и белым одновременно. Все, на что она смотрела превращалось в острые глыбы льда. Холод въедался в жару, разрывая ее с особой жестокостью.

Аша взлетела. Астарию это не остановило, она вздернула голову. Лед догонял королеву нимф прямо в воздухе. Ее нога оледенела, огромный ледяной валун тяжестью повис на ней. Аша падала. Прямо на острые, как иглы, морозные шипы.

Астария торжественно зашипела:

– Долеталась.

Кая прикрыла ладонями глаза:

– Хватит, Асти, пожалу-у-уйста!

Эхзолл взмахнул рукой в самый последний момент. Зеленая энергия смела колья и Аша упала на мягкий песок.

Астария резко перевела взгляд на некроморфа. Но слава всеотцу, в лед его не превратила.

– Объяснись, некроморф.

– Ты объяснись, истеричная эльфа. Что она расскажет, если умрет?

– Она нимфа. Они от такого не умирают!

– Не надо мне рассказывать об анатомии нимфы. Я знаю о ней лучше тебя.

– Ц.

Аша в бой не рвалась. Медленно встала, отряхнулась, лениво осмотрела присутствующих.

– Я – всевидящая. Вижу судьбы. Немного там, немного тут. Судьба Трайла пересекается с судьбой Каи. Кая, ты убиваешь своего вождя своим существованием. Убей себя.

Кая открыла рот. Закрыла. Снова открыла. Не смогла выдавить из себя ни слова. Эхзолл решил ей помочь.

– Объяснись, нимфа. Что это значит? Я больше поверю, что его убили вампиры. При чем тут Кая?

Аша только пожала плечами, на что Эхзолл пренебрежительно фыркнул:

– Девка носит его ребенка. Кая, он тебя изнасиловал что ли? Ты решила его убить? У тебя есть такое намерение? Что за бред несет эта чокнутая? Я начинаю уставать. А ты, – он ткнул пальцем в Ашу. – должна знать, что ваш кентавриный род часто ошибается. Вы видите не будущее, а возможное будущее. И таких может быть несчетное количество. Неужели ты этого не понимаешь?

– Я – не видящая. Я – всевидящая. Вижу иначе. Кто-нибудь хочет сырокушку?

И вытащила из мешочка на поясе рыжий грибок.

– Никто не хочет твои грибы!

– Зря, – вздохнула Аша и, сунув себе в рот сморщенное угощение, безразлично зажевала. – Жалко Трайла. Хороший был вождь. Не скучный. Вы скучные. Уйду от вас.

Астария холодно рассмеялась:

– Отличная идея. Катись к Асмодею. И чтобы мы тебя больше не видели. Кстати, это отличная идея. Меня тоже начинает нервировать ожидание. Рео мертв, это очевидно. Что мы до сих пор здесь делаем? Ждем, когда нас убьет чокнутая нимфа, любительница ядовитых грибов?

– Не. Не ядовитых, – уточнила Аша. – Ядовитых больше нельзя.

– Да всем плевать. Как только солнце сядет, я уйду. И будьте вы все прокляты со своим вестником и вождем. Ц.

Астария развернулась и пошла в сторону лагеря.

Катарсия выглядела растрепанной. Пот лил с нее ручьями. А говорят еще эльфы не потеют. Врут, склирз их подери.

– Что тут происходит? А? А?

Кая хлюпнула носом:

– Аша… расстроилась. Но все закончилось. Да ведь, Аш?

А вот Гурон не был в этом так уверен. Спокойная нимфа, к которой он успел привыкнуть, изменилась.

– Аша, а ты увере…

– Тш-ш-ш-ш-ш… – прислонила нимфа пальчик к губам.

– Да что еще?

– Я слушаю. Он говорит.

Катарсия с Гуроном переглянулись. Ну вот, опять она за свое. Теперь еще и голоса в голове. Они поспорили на десять серебряников, что Аша чокнется в ближайший год. Похоже, гном выиграл.

– Кто, Аша, молотом тебя. Кто говорит? Хозяин? Бабочка? Камень?

– Не.

– А кто?

– Хранитель.

Нимфа смотрела сквозь них. Йолопуки не выдержал:

– Нимфа сошла с ума. Но это не страшно. Нимфа нужно по голове ударить, а потом съесть. Йолопуки пробовал нимф. Костлявые, но вкусные. А если еще с грибами в котелке отварить, то опа-шпопа получается. А грибы и так уже в ней. Йолопуки доволен.

Катарсия восприняла Ашу серьезнее:

– Какой хранитель? Что он говорит?

– Он говорит… что время пришло. Он говорит, что мы бросили его. Не стали идти на помощь.

– Что? Кого бросили? Трайла? Он что, жив?

– Да. Мы должны были пойти его спасать и погибнуть, либо отступить, предать, оставить. А еще он говорит, что пустыни неизмеримы глубиной и всегда были его. Ик… Я вижу развилки. Как будет. И как могло бы быть.

Йолопуки вздохнул, сунул палец в нос:

– А Йолопуки съест зеленую соплю или нет? Как будет?

И показал Аше выковырянные «носовые дары».

– Съест.

– Не правда! Йолопуки не… такой.

И сунул палец в рот, смачно обсосал.

– Йолопукой нельзя управлять. Йолопуки и так хотел это сделать. Не обманешь, хитрая маленькая Аша-каша. Иди считай звезды.

– Хранитель говорит мне, что нашел воды времени. Мы как раз там, где они протекают.

– Во имя бороды всеотца, Аша, ты говоришь, как монахиня. Какие еще воды? Мы в пустыне. И как это связано с тем, что ты напала на Каю?

– Гуро! Под ногами!

Аша резко взлетела, а Эхзолл подпрыгнул, но это не слишком ему помогло. Он приземлился в песочное болото. Пустыня ожила. Золотой песок намок, изменился в цвете.

Гурон ужаснулся, застревая по колено:

– Зыбучие пески! Дри! Дри! Беги!

Гурон прекрасно знал, что это такое. Болото посреди жаркой пустыни. Попав в него, выбраться будет почти невозможно.

Некроморф безуспешно загребал всеми конечностями:

– Нимфа! Что происходит? Кто это делает? Я чувствую магию! Нимфа, ответь!

Аша смотрела на них стеклянными глазами. Похоже, ей все равно, что все те, с кем она делила пищу и кров, медленно погружались в земные толщи.

Эхзолл покрылся зеленой пеленой, но это ничем ему не помогло:

– Доган-бан! Это ты?! Доган?! Что ты делаешь?!

Вдали что-то засверкало, подуло морозным воздухом. Астария тоже попалась и пыталась сопротивляться. Йолопуки орал и лупил дубиной по песку:

– Мелким гадам не взять Йолопуки! Гадкие песчинки!

Усик противно перебирал паучьими конечностями. Драника накрыло с головой и, судя по толчку и глухому «Пууф», его разорвало прямо под землей. Катарсия горела синим пламенем, ее глаза бегали во все стороны, но не видели спасения. Она уцепилась за лапу Усика:

– А-а-а! Спасай меня, мой Усик! Умри, но спаси!

Усик старался, но его утянуло вместе с эльфийкой.

– Дри!

Гурон попытался вырваться, но не смог. Пески были непростые. Такое ощущение, что за ноги ухватились скзлирзы.

– Гуро! – вытянула ручки гномиха. – Гу…

Она была самая маленькая, после Драника. И вот ее макушка скрылась. Торчала только вытянутая рука, но и ее сожрал безжалостный песок.

– Дри!!! Аша!!! Предательница! Помоги ей!

– Нет. Предательница не я.

Гурон только сейчас заметил, что Каи нет. Он даже не услышал ее. Пески поглотили ее молчаливой.

Последнее, что он увидел – золотая нимфа замахала крыльями и взмыла вверх. Выше и еще выше. Когда песок попал в глотку гному, он стал задыхаться.

Он умирал…

Молот мне в…

Камень зовет.

«Моя Дри…»

***

Я мудрое и великое существо. Ща, помедитирую, найду где-нибудь сил. Прорвусь и выебу этот Варгарон во все щели.

КАКОГО ХЕРА?!!

Так, хватит нецензурить. Без паники. Без паники.

Я еще жив. Вроде да. Прислушался к себе.

Могу думать.

«Ого, впечатляет»

«Ты дура?! Нашла время!»

Хм, странно. Я не вижу, не слышу, не чувствую самого себя, но зато могу думать. Без всякой наркомании и тому подобных прелестей.

Значит это и есть обычная вампирская тюрьма? Обычная…

Обычная…

Дыши. Хотя бы представь, что дышишь. Не паникуй. Если запаникуешь, то все будет потеряно.

Щас. Только соберусь с силами и выберусь…

Так, надо срочно сделать что-то ненормальное. Как-то развлечься.

Черт, заживо погребенный. Я…

– Приветствую, вамис.

Я бы вздрогнул, если бы понимал, как это делается. Поэтому просто представил, что обосрался.

– Кто здесь? – подумал я. Почему-то был уверен, что меня услышат.

– Меня зовут Геоцентин. Я отвечаю за вамисов в северном зиккурате рода Азариус. Мое дело – не дать тебе уснуть и сохранить рассудок для познания всех сладостных моментов вечного погребения.

Я сглотнул. Да, сглотнул. Так и представил. Я должен верить, что являюсь живым, а не эфемерным и воображаемым куском вечномудрого дерьма, летающего в космической прострации.

Страшно. Страшно. Страшно.

– Поясни, – выдавил я в мыслях единственное слово.

– Поясню. Ты бессмертен. Но теперь ты еще и вамис, лишенный привилегий называться высшим. Властью младшей прародительницы Азарианы, в ближайшие тысячи лет ты будешь слышать только мой голос. Ну или голоса тех, кто придет на смену меня. Запоминай каждое слово и будь внимателен. Потому что в ближайшие сотню лет мы с тобой больше не поговорим.

– Сотню? Бляха, да за что?

– Я не судья. Я палач. И мне не обязательно знать, за что. Ты готов слушать или мне замолчать?

– Говори.

«Паскуда». Подумал я, забыв, что и так думаю, а не говорю. «Палач» проигнорировал хамство.

– Раз в день ты будешь слышать колокол. Один удар. Это значит, что прошел день, неделя или месяц.

– Что? Какого черта?

В голосе прозвучала легкая насмешка:

– Скоро ты поймешь, почему так. Жди колокола и считай. Через сто лет мы поговорим еще раз. А потом еще через сто. А потом еще. И еще. И еще. Так что хорошо подумай, что ты хочешь обсудить. Я с превеликим наслаждением выслушаю и даже посочувствую.

Голова панически соображала:

– Как я могу выбраться отсюда? Есть условно-досрочное? За… за хорошее поведение?

– За хорошее поведение? Но ты ведь и так будешь хорошо себя вести. Лучше просто невозможно.

– Я могу… могу…

Я не буду унижаться. Злость в груди стала разрастаться.

– Я могу пообещать, что, когда выйду, не засуну тебя в жопу Пуку. И не спрашивай, кто это. Оставь в воображении.

«Заткнись, заткнись, заткнись!»

– Я это запомню, спасибо. В моем зиккурате покоятся древние вампиры, прожившие тысячи лет. Они могущественные. Если дать им свободу, то они потягаются с хранителями. Одним заклятьем они жгли города, проклинали цивилизации. Я с ними иногда веду беседу. Как думаешь, они мне грозили? И насколько ты страшнее их?

«Доволен? Испугал ежа жопой?»

– Я не понимаю, зачем так жестко? Я и через пару недель все прекрасно пойму. Зачем вечность?

– Не я устанавливаю правила.

«Правила?»

У меня словно язык откусился. Не представляю, что еще можно сказать или спросить. Может послать на…?

«Не смей!»

– Есть хоть какие-то шансы отсюда выбраться?

– Шансы? Что значит шансы? Сейчас мы все погибнем, и ты сможешь выбраться? Или Варгарон превратиться в вечную пыль? К тебе придет на помощь хранитель или иная могущественная сущность? Это и есть шанс? Да. Так ты сможешь… спастись. Но, насколько я знаю, за пять тысяч лет такого не случалось. Либо от меня что-то скрыли. Но это вряд ли.

Палач наигранно вздохнул:

– Легче всего смириться, правда. Чем быстрее ты это сделаешь, тем интереснее будут наши беседы. Знал бы ты, что вы мне рассказываете. Сам бы никогда не додумался. Ваше положение расширяет сознание, и через тысячу лет вы даже перестаете просить выпустить вас. Вы становитесь почти богами в своем маленьком темном и воображаемом мирке. Поэтому не все так плохо, как кажется. Да и я не дам тебе сойти с ума.

Пауза.

– Так, похоже наше время почти закончилось. Советую поторопиться. Что бы ты хотел еще услышать?

Твою мать. Твою муть! Нет! Нет! Бордул, спаси меня!

– Хорошо. Тогда вот что скажи… на ваших картинах я успел заметить одну женщину. Брюнетку. Кто она?

– На картинах? А, ты про прародительницу. Она основательница анклава Вампиров. Первая из нас и все мы происходим от нее.

Если бы у меня было сердце и я мог чувствовать, то оно бы запросилось наружу, выламывая грудную клетку.

– И… и как ее зовут?

– А почему ты интересуешься? Никто ее не видел много тысяч лет. Так что на аудиенцию не рассчитывай.

– Я видел ее.

Тишина.

Возможно, самую малость, но я почувствовал в собеседнике толику заинтересованности:

– Вроде еще и дня не прошло, а ты уже видишь прародителей всех вампиров? Я знаю, что ты неинициированный, поэтому не знаешь о ней. Как ее имя?

Я реши рискнуть:

– Похоже я тебя заинтересовал. Что взамен?

– Очень интересно. Решил поторговаться?

– Почему бы и нет. Хуже все равно не будет. Разве что перестанешь звонить в колокол и разговаривать со мной раз в сто лет. Как-нибудь переживу. А вот ты не узнаешь самое важное за все свои тысячи лет или сколько там тебе.

Скромный смешок:

– Не преувеличивай. Ну хорошо. Это немного интересно. Мы будем разговаривать раз в пятьдесят лет, а не в сто. Ну как? Выгоднее предложить не могу. Сам понимаешь. Правила. А нарушать их ради маленького любопытства я не собираюсь.

Похоже, большего я от него не добьюсь. Но так я могу заинтересовать его. И пусть эти пятьдесят лет ждет он, а не я. Пидр драный.

– Ее зовут…

– И как же? Даже в анклаве не все этого знают.

– Итерна.

Тишина. Я не мог понять сколько времени прошло. Минута? Десять? Час?

– Кто тебя обратил, вамис?

Голос казался слишком спокойным. Даже былая насмешка отдавала легкой фальшью.

Настало время мне играть:

– А ты как думаешь? Больше ты ничего от меня не услышишь. Расскажу через пятьдесят лет.

Тишина.

«Ты, блин, серьезно?»

«Заткнись, ему дохренилион лет. Нельзя показывать страха»