Он посмотрел на желтые окна кабака, возле которого, как на зло не было ни одной живой души. Внутри гремел джаз. Лишь у забора какая-то сумасшедшая спорила сама с собой и семенила взад-вперед.

Людвиг понял, что вот-вот подпишет себе приговор: его побьют и вероятно унизят. Быть может, настоящий мужчина на его месте уже дрался бы с этими бандитами? Быть может, ради отца и матери ему стоило пройти мимо?

– Прекратить! – бешено взвизгнул Людвиг и оцепенел от собственного бесстрашия.

Стоявший слева верзила перестал ржать, выплюнул папиросу и неспеша двинулся к Людвигу, лениво разминая пальцы.

– Храбрый, да?

– Вы… вы… – заикаясь пролепетал Людвиг.

Верзила взял Людвига за лицо шершавой обезьяньей лапой и с невероятной силой хватил его об стену, так, что в следующий миг Людвиг уже сидел на земле, с гудящей головой и отбитым задом.

– Отдохни!

– Ладно, хорош! – суетливо сказал тот, что был пониже ростом. – Еще увидят.

– И чтоб ты знал, мы его не грабили! – рявкнул верзила Людвигу. – Просто поучили хорошим манерам! И тебя поучим!

Они ушли, мерзко переговариваясь и фыркая.

Людвиг с трудом поднялся на ноги, дивясь что все кости целы.

Одноногий, страшно ругаясь, все еще пытался встать. Он уже добрался до своего костыля, но это не помогло – ему не хватало ловкости.

Людвиг подошел к старику и осторожно помог ему, чувствуя забирающийся в ноздри запах водки и нечистой одежды. Поднял с земли фуражку.

– Мрази! – прохрипел офицер.

Он посмотрел на Людвига, и Людвиг впервые отчетливо разглядел его черты.

Это было жуткое опухшее лицо человека, которому, быть может, еще не исполнилось пятидесяти, но война и последующий образ жизни уже надели на него маску глубокого старика. Он был небрит. Давно нестриженные волосы выбивались из-под фуражки грязными полуседыми патлами.

И все же это был не обычный бродяга из опустившихся ветеранов. Прежде всего Людвига поразили его глаза. В них не было той мертвой скорби или застывшей черной ненависти, которую люди обычно приносили с войны. Это были живые блестящие глаза с маленькими шальными зрачками, как электрический свет излучающие безумие. Глаза, которые у нормальных людей бывают лишь раз или два за всю жизнь, в ее самые роковые секунды. Во-вторых, Людвиг отметил, что несмотря на следы затяжного пьянства, у гауптмана достаточно аккуратный, словно выточенный орлиный нос, тонкие губы и острый подбородок, каких невозможно встретить у заплывших пьяниц. И в-третьих: Людвиг еще никогда ни у кого не видел такого оскала. Из обожженной щели рта выглядывали кривые страшные зубы – не такие, как у ибн Махлуфа, не изъеденные болезнью, не разбитые в драке. Они вообще мало походили на человеческие, по форме скорее напоминали ногти.

Гауптман с внезапным испугом провел рукой по груди и облегченно вздохнул, нащупав крест Фридриха-Августа, прусский Железный крест и еще несколько неизвестных Людвигу орденов.

– Ублюдки! – прошептал он, яростно посмотрев вслед давным-давно скрывшимся негодяям.

– Шваль! – согласился Людвиг.

– Ох, парень… Таких как ты в наше время раз-два и обчелся, – улыбнулся гауптман.

В его безумных глазах вдруг ожила простая человеческая благодарность, из-за чего он сразу же сделался жалким.

– Сейчас рот открыть – уже подвиг.

– Вам нужна помощь? – спросил Людвиг.

– Пожалуй. Я вижу, ты верный товарищ, так что… – он посмотрел в сторону пивной. – Может выпьем с тобой по кружечке м-м?

Людвиг понял, что бывший гауптман действительно бывший. Должно быть, в нем не осталось уже ни капли офицерской чести. Напиться за чужой счет – вот его единственный идеал…

«Как я смею!» – подумал Людвиг.

– Да, конечно. Вам помочь дойти?

– Нет уж, спасибо, я сам.

Людвиг заметил валявшиеся на мостовой три спичечных коробка, один из которых был раздавлен.

– Это ваше?

– А… да. Мой товар, – гауптман грустно усмехнулся, ощерив свои осколки. – Гешефт! Только этим и живу.

В пивной было светло, шумно и обыденно до тошноты.

Людвиг и гауптман расположились за столиком возле веселой компании. Людвиг заказал две кружки «Кромбахер», хоть и не был почитателем этого напитка, да и вообще хмельного.

– Если позволишь, я не буду представляться, – промолвил гауптман, вперив в Людвига свои оловянные зрачки.

Он жадно припал к кружке, одним глотком опустошив ее на треть.

– Знаешь, кто были те болваны, которые полезли ко мне?

– Коммунисты? – пошутил Людвиг.

– Коммунисты… – проворчал гауптман, злобно сверкнув глазами. – Нет… Это будущее! Наше будущее! И твоих детей тоже!

Кажется, впереди Людвига ждал обильный поток пьяного брюзжания. За его же деньги.

– Ты не воевал? – спросил гауптман с каким-то хмурым ни то вызовом, ни то упреком.

– Я не имел чести, – ответил Людвиг.

– Да, это по глазам видно. А я вот…

Людвиг с искренним уважением и сочувствием покивал головой.

– Кем работаешь? Студент?

– Нет, я учитель.

– Где?

– Школа оккультных наук в Шварцкольме.

Вопреки его ожиданиям оказалось, что гауптман знает, о чем идет речь.

– Хэх! В Шварцкольме, значит? И что за работа? Учишь молодежь всяким фокусам?

– Оккультизм – это не фокусы, – вздохнул Людвиг. – Это система дисциплин, позволяющих человеку раскрыть свои глубинные способности. К сожалению, его важность исторически недооценена. Развитие человечества пошло бы в разы быстрее, если б наука и магия нашли способ соединиться…

Он почти слово в слово повторил то, что неоднократно слышал от своих учителей.

– Бред! – гауптман презрительно махнул рукой и заказал у мальчишки-кельнера еще пива.

– Развитие… Отчего ж его тогда исторически недооценивают, м-м?

Людвиг заметил, что от алкоголя его новый знакомый быстро меняется к худшему.

– А где была твоя магия, когда на нас поползли эти… – гауптман поднял руки и закачался из стороны в сторону, изображая металлических монстров. – Где?! А когда паразиты в тылу устроили свой поганый шабаш? Мечтатели драные! М-магия, оккультизм, прогресс… Дерьмо!

Три друга за соседним столиком зашлись пьяным хохотом.

– Заткнулись все трое! – взревел гауптман, грохнув кулаком по столу.

Парни осовело уставились на старика. Потом один из них, дрожа будто бы от страха, медленно поднес ладонь к виску:

– Есть!

Гауптман с ненавистью и отвращением отвел взор в сторону и прорычал:

– Бар-раны!

Парни переглянулись и тотчас принялись ерничать, испуганно перешептываясь между собой и тревожно кивая на инвалида:

– Господин гауптман не в духе, тихо!

– Слышишь, Фриц, все из-за тебя, придурок!

– Он нам еще задаст!

– Дубье… – остервенело проскрипел гауптман себе под нос.

Людвигу пришла нелепая мысль, что, может быть, это приятели тех хулиганов с улицы – слишком уж они все были похожи.

Грянула веселая развязанная музыка, публика оживилась. Гауптман продолжал пить, уже слишком мрачный для того, чтобы вести разговоры. Людвиг гадал, сколько еще ему предстоит потратить денег, и вдруг отметил, что сам уже изрядно опьянел, хотя всего пару раз из уважения прикоснулся к кружке.

– Они все умрут! – вдруг прошептал гауптман, обводя страшным взглядом троих баранов и всех остальных посетителей пивной.

– Э-э… что?

– Знаешь, почему?

Людвиг помотал головой.

– Ты знаешь, что такое война?

Людвиг хотел сказать гауптману, что не совсем понимает ход его мысли, но тот не слушал.

– Война – это, когда взрослому мужчине, с усами и в галстуке вроде этих, ненадолго, на чуть-чуть дают право снова стать безмозглым ребенком. Безмозглым, жестоким и счастливым младенцем с деревянной сабелькой на боку. О-о, какое это наслаждение – вернуться в детство, когда все за тебя решает мама или твое правительство, а ты только и знаешь, что кричать: «Ура! Смерть врагам! За наше славное отечество!» Но война заканчивается. Нужно заново взрослеть, запускать мозги – а не выходит… Не-ет! Ты уже слишком больной и тупой. И хочется снова… Они захотят! Непременно захотят! Захотят, как миленькие!