Упырями, гулями, вурдалаками, зомби, а иногда просто гнилушками называли тех несчастных, кто видел войну собственными глазами. Тех, кто оказался достаточно умным и богатым, чтобы позволить себе постоянную «поддерживающую» нанокультуру, или, как последнее время все чаще говорили, бланк, наноботов-медиков, но недостаточно везучим, чтобы не попасть под ядерный удар. Как нетрудно догадаться, главной задачей микроскопических, обитающих в крови и спинномозговой жидкости наноботов было сохранение жизни и здоровья вверенного им организма. Боты справлялись, как могли. Носитель колонии нанитов мог смело забыть обо всех проблемах с собственным здоровьем. Со старостью, кстати, тоже. Считалось, что минимальный срок жизни наколовшегося ботами человека, составлял триста-триста пятьдесят лет, пока не истечет гарантийный срок бланка. Три века вечной молодости. Слепые начинали видеть, парализованные – ходить, более того, счастливчикам были нипочем большинство болезней и ядов, ранения заживали в считанные часы, и даже с радиацией боты справлялись более, чем успешно. До определенного предела. Ударные дозы жесткого излучения не могла «переварить» ни одна, даже самая продвинутая колония микро-медиков. Схватившие лишний десяток рад нанороботы становились источником вторичного излучения, сходили с ума, начинали бесконтрольно размножаться, в попытке сохранить жизнь носителя проникали почти в каждую клеточку тела, постепенно разрушали гематоэнцефалический барьер головного мозга, в конечном итоге почти полностью парализуя высшую нервную деятельность. Включался собственный иммунитет. Человеческое тело довольно забавно устроено: лишившись своей защиты, мозг неизбежно начинал отторгаться собственным организмом. Наноботы приступали к борьбе уже с этой напастью. Обычно справлялись, но как… Рождалась проблема: перед «исцеленным» организмом остро вставал вопрос добычи и переработки пищи, и колония микроскопических роботов, не больше вируса обыкновенного гриппа, начинала спешно менять тело под новые задачи. Ураганные мутации проходили в течении пары-тройки дней. На выходе из носителя получались упыри: вечно голодные, ведь, поддерживающие жизнь бланки требовали огромных затрат энергии, наполовину разумные, гниющие заживо, почти бессмертные чудовища. Твари год от года развивающиеся, становящиеся все сильней и опасней. Хуже всего, что упыри были вирулентными. Упырья зараза, черная гниль, некрочума – болезнь входила в список главных страшилок селян. Действительно, частенько достаточно было получить всего лишь пару царапин и счастливчик, сумевший вырваться из когтей твари, через пару недель сам начинал «обращаться». Его кожа покрывалась язвами, зубы заострялись, на руках и ногах вырастали шипы и когти.. В таком случае правильней всего было бы сразу, не дожидаясь конца трансформации, отрубить несчастному голову, а тело сжечь, но многие почему-то этого не делали, то ли надеясь на чудесное выздоровление, то ли прислушиваясь к расплодившимся в последнее время бродячим целителям, в большинстве своем обыкновенным мошенникам, которые предлагали лечить больного самыми невообразимыми способами. Начиная от «медшотов» – временных нанокультур, аптечек первой помощи, и заканчивая отпаиванием пациента собачьей кровью или маканием его в настоянную на гнилой капусте коровью мочу. Как результат, зачастую отрядам «Хранителей» Железного легиона приходилось выжигать целые селения живых мертвецов.

Звук повторился. Ллойс положила палец на спусковой крючок. Выбрала слабину. Из-за завала вылез барсук. Нагло покачивая жирным задом, протопал в пяти шагах от замершей в настороженной позе наемницы и скрылся за кучей прелых листьев. Ллойс зло сплюнула. Тратить на скотину пулю – переполошить всю округу. Попробовать метнуть нож? Девушка искренне сомневалась, что сможет попасть в зверька достаточно точно, чтобы убить одним ударом. Отбросив навязчивые мысли о полосатой мягкой шкурке и сочащемся жиром, скворчащем над огнем мясе, наемница продолжила движение.

Вблизи дверь служебного входа выглядела устрашающе. Массивный, в равной мере покрытый вздувшейся краской и ржавчиной лист металла держался на не менее массивных петлях. Дверная коробка была, видимо, рассчитана на то, что дверь будут выбивать тараном. Венчал конструкцию портала здоровенный, несмотря на прошедшие десятилетия сверкающий хромом, висячий замок. Внимательно изучив дверь, Ллойс осуждающе покачала головой и усмехнулась. В метре от грандиозного входа лежали остатки огромного кондиционера. Пробитое в стене вентиляционное отверстие выглядело достаточно большим, чтобы в него мог спокойно пройти даже очень жирный барсук. Или протиснуться не слишком крупный человек.. Ллойс была не очень крупной.

Изо всех сил давя подступающий к горлу кашель – четыре метра вентиляционной трубы, что ей пришлось проползти, извиваясь будто червяк, оказались щедро забитыми паутиной и пылью – наемница, ловко перекувыркнувшись, приземлилась на покрытый грязью пол. Ботинки с глухим стуком ударили в кафель. Элеум гордилась своим умением двигаться бесшумно. Девушка довольно оскалилась. Именно способность пересекать незначительные пространства, не привлекая внимания и не издавая лишних звуков, она, будь ее воля, назвала бы главным среди навыков ее профессии. Но нанимателей почему-то всегда больше интересовало ее умение делать больно. Осторожно вытерев с лица грязь, Элеум с неодобрением взглянула на облепленные клочьями паутины чапаррехас, и осматриваясь по сторонам, принялась осторожно стряхивать с баллистической ткани особенно настырных пауков. Энтомология в список талантов наемницы не входила, а подцепить какую-нибудь дрянь от судорожно дергающихся, каких-то неправильных, слишком ярких для приличных насекомых [2], несимметричных, противных даже на вид букашек, не хотелось совершенно. Комната оказалась большой и захламленной. Кухня, вернее то, что от нее осталось. В этой части супермаркета, наверняка, был ресторан или еще что-то подобное. Видимые в полумраке чудесным образом работающего аварийного освещения, покрытые ржавчиной электроплиты, смятые и почерневшие от времени сковороды и кастрюли, несколько разбросанных по столам и полу ложек и вилок, огромные покрытые подозрительными потеками разделочные доски, запах перегретого масла, паленого волоса и прогорклого жира… Глаза наемницы расширились.

– Вот дерьмо.

С шипением втянув воздух, Ллойс медленно положила палец на спусковой крючок обреза и сделала небольшой шажок назад. Элеум умела ходить бесшумно. Не один десяток раз она подкрадывалась к неприятелю, незаметно обходила засады, сбегала прямо из-под носа охотников до ее шкуры. Кое-кто даже в шутку называл ее тихой смертью. Вот и сейчас все движения девушки были четкими и выверенными. То, что под пятку подвернулась металлическая ложка, было чистой случайностью. Потеряв равновесие, наемница, размахивая руками, повалилась назад. Прямо на заставленный кастрюлями стол. Грохнул выстрел, с потолка посыпалась штукатурка. Ушам стало больно, и Ллойс почти не услышала звона покатившихся по полу кастрюль.

– Тут прятаться есть? Выходи!

Голос, прозвучавший из темноты коридора, мог бы принадлежать человеку. Мог бы, если до этого его «слегка» модифицировать. Возьмем обычного гомо сапиенса. Увеличим рост немного, раза эдак в полтора. Нарастим костно-мышечной ткани, «разгоним» периферическую нервную систему, увеличивая и без того немалые силовые показатели, поработаем с кожей, превратив ее в естественный бронежилет, способный выдержать даже винтовочную пулю, поиграем с метаболизмом, предоставив почти полный иммунитет к большинству боевых вирусов и ядам. Поработаем с митохондриальной группой, заставив клетки организма постоянно вырабатывать ионы водорода, тем самым поднимая устойчивость к радиации. Что – для мозгов места не осталось? Не страшно, солдат не должен быть слишком умным. Генная модификация необратима? Так это даже хорошо, не хватало, чтобы противник какую-нибудь дрянь прямо на поле боя распылил. Склонность к жестокости? Отторжение мутагенной сыворотки по гендерному признаку? Вспышки ярости? Каннибализм? Солдат и должен быть злым. И жрать все подряд. А что бабы от этой дряни не меняются, но дохнут – даже лучше. Второго поколения этих уродов нам только не хватало. Как это возможно? Гипертрофированное либидо и парафилии? Неконтролируемые мутации? Сохранение возможности скрещивания с базовым видом? Абсолютная доминантность модифицированных генов? Недопустимость применения на практике? Закрыть проект? Медицинская этика? Что-то вы яйцеголовые слишком правильные стали. Про совесть вспомнили, этику. Для вас тоже пара слов есть. Вернее, даже одно: война. А ну, выполняй приказ, крысы тыловые, пока не расстреляли!

Серокожие были солдатами. Вернее, последним поколением солдат, созданных, когда первые бомбы уже падали на города. Супероружием, резервом, генетически модифицированными бойцами. Старики говорили, что поначалу в Черные годы их было немного. Одна лаборатория всего-то их делала. Сначала только добровольцев «модифицировали», а потом… Кто присягу давал – уже не человек, инструмент, а там… война все спишет.. Но Черные дни закончились, пыль ядерных взрывов осела, Землю сначала сковала, а потом нехотя отпустила мертвая стужа казавшейся бесконечной ядерной зимы, уступив не менее бесконечному зною ядерного лета, и тут неожиданно выяснилось, что серокожие оказались намного более приспособленными к новым реалиям. Искупая недостаток изобретательности силой, и почти полной неуязвимостью, они составляли великолепную конкуренцию некогда чуть не уничтожившему себя виду. Словно вырвавшиеся из страшных сказок про людоедов серокожие великаны вырезали целые селения, захватывали торговые обозы, крали детей и женщин. И безудержно плодились, медленно, но неуклонно занимая все новые и новые территории. Их экспансия была приостановлена только лет шесть назад, когда «Железный легион» раскопал информацию, что прямо под одним из поселений мутантов находится довоенный резервный склад боеприпасов. Несмотря на то, что уровень интеллекта большинства мутантов был на уровне четырех-пятилетних детей, кто-то другой, может быть, и постарался бы договориться. Разделить неожиданно найденные сокровища, поторговаться, тем более, прецеденты были, но столпы веры Железного легиона строилась на полном уничтожении «нечистых». И неважно, послужил ли причиной мутации генный материал родителей, получивший серьезную дозу жесткого облучения и химикатов, или вызвана она искусственным вмешательством в ту основу, что делает людей людьми. Боевые столкновения принесли множество сюрпризов для обеих сторон. Выяснилось, что даже сверхсильный, способный в одиночку перевернуть грузовик четырехсоткилограммовый мутант мало чего стоит в рукопашной с человеком в полуторатонном моторизированном экзоскелете. Также неожиданно оказалось, что серокожие вполне способны использовать трофейные крупнокалиберные пулеметы, как ручное оружие. Черепа серокожих лопались в стальных манипуляторах, металлокерамическая броня боевых машин крошилась, не выдерживая ураганного огня сжимаемых могучими лапами станковых пулеметов и зенитных орудий. Рвались бомбы, горел напалм и, хотя, своего производства боеприпасов у людоедов не было, «Железный легион» понес огромные потери, прежде чем выдавил великанов с их территории. Гиганты оказались очень злопамятны. Легионеры, впрочем, мало им уступали. Кончилось тем, что Верховный Совет фанатиков объявил генным солдатам анафему, что на языке механистов значило полное истребление серокожих как вида. Истребления конечно не получилось, но какой-то паритет сил в регионе удалось установить.

Вскочив на ноги, Ллойс передернула затвор и, машинально подхватив вылетевшую из экстрактора гильзу, спряталась за разделочным столом. Темнота в конце длинного, лишенного освещения коридора дрогнула, сгустилась, и в кухню с трудом протиснулась огромная, замотанная в какие-то тряпки, туша. Плоское, покрытое оспинами, чем-то напоминающее старую помятую сковородку, отливающее в полумраке металлом лицо расплылось в обманчиво широкой улыбке.

– Выходи. Моя не убивать. Самка – чую. Моя с твоя делать сыновей. Не жрать твоя, пока делать сыновей. – Мутант на минуту задумался. – Если не сильно голодный. Тогда твоя руки жрать. Ноги жрать. А потом ты – делать сыновей.

– А ты мне тоже нравишься, чушка чумазая, – глухо рассмеялась скорчившаяся в укрытии наемница. В смехе девушки отчетливо проскочили истерические нотки. – Разговорчивый ты парень. Очень умный, наверное?

– Моя умный, да. Самый умный в племя. Да. – Гордо кивнул великан. – Моя не чушка. Моя – Клык. Выходи. Я не злой. Совсем не злой. Баба слушаться – моя не ломать. Грым злой. Грым тебя сразу в куски рвать. Любит, когда много кровь и баба кричать. Твоя хочешь моя Грым звать?

– Слышь, Клык, может, договоримся, – осторожно, стараясь не издавать шума, Ллойс принялась обходить разделочный стол. Переступать на корточках было неудобно – гребень ирокеза так и норовил выглянуть из-за засыпанной мусором столешницы, в нос опять набилась пыль, и Элеум отчаянно захотелось чихать, так что дело продвигалось медленно. – Я тебе оружие подарю, патроны, а ты меня отпустишь, ну как?

Великан на некоторое время глубоко задумался, а потом отрицательно покачал головой.

– Бум палка? Человек слабый. Бум палка плохой. Маленький. Воин стыдно, когда бум палка маленький. Клык у твоя, все равно, заберет. Будет менять. Кулак отдаст мне смешной человек наверху. Человек глупый, говорит – железный, а сам мягкий. Много кричит. Весело моя.

– Что за смешной человек? – Осторожно переступив через лежащую на пути огромную поварешку, Ллойс, отбросив далеко в сторону зазвеневшую по полу гильзу, кувырком нырнула за следующий стол. Трюк не удался. Голова серокожего дернулась. Маленькие, почти скрытые под мощными надбровными дугами глазки безошибочно уставились на скорчившуюся за стойкой наемницу. На большом лице мутанта расплылось выражение обиды и злобы.

– Плохой волос. Некрасивый. – Проскрипел великан. – Больной баба. Неправильный. Будет плохая сыновья. Моя твоя Грым и Большой кулак отдать. Моя умный. Менять твоя на смешной человечек и бум палка. Хороший бум палка, большой, а человечек мягкий. Будет вместо баба. Только плохой волос у твоя сначала оторвать.

– Много теряешь, Клык. – Поняв, что обнаружена, девушка, глубоко вздохнув, встала из-за стола и принялась демонстративно прочищать ноздри. Громко чихнула. Брезгливо осмотрела измазанную соплями руку и вытерла ее о изгвазданную штанину чапаррехас. – Может, всё же, договоримся? У меня еще еда есть. Тут недалеко, в лесу лежит. Много еды – тебе одному, ладно? Любишь медвежатину?

– Красивый баба. – Покивал каким-то своим мыслям мутант. – Большой, сильный, морда чистый. Надо только плохой волос рвать – тогда совсем красивый будет. Сначала себе оставить, потом менять. Если сильно не поломать, на бум палка, всё равно, обменять. – Озвучив свой необычайно коварный по отношению к товарищам план, серокожий широко улыбнулся. – Сюда ходи, баба. Бум палку отдай. – Протянув руку, гигант сделал сотрясающий землю шаг по направлению к девушке.

От звука выстрела снова заложило уши. Оружие Ллойс было неудобным. Слишком тяжелым для пистолета. Слишком коротким и неточным для полноценной винтовки. Требовало перезарядки после каждого выстрела, лягалось с такой силой, что запястье потом ныло несколько часов. Слепило дульной вспышкой. Да и патроны последнее время достать было большой проблемой. На взгляд Элеум, оно того стоило. Лицо серокожего раскололось, на стену брызнуло красным. Покачнувшись, туша мутанта с грохотом обрушилась на пол. Какая бы толстая ни была у тебя шкура, какими бы крепкими ни были кости черепа, вряд ли они выдержат бронебойный патрон пятидесятого калибра[3] с десяти шагов. Даже если из-за слишком короткого ствола теряет больше половины мощности. На ходу передергивая затвор, наемница, перепрыгнув через падающий труп великана, бросилась в коридор. Скрываться смысла уже не было. Девушка понимала, что вляпалась. Причем вляпалась по собственной дури. Старый урод, не моргнув глазом, отправил ее в гнездо серокожих. Скорее всего, просто, чтобы отвлечь их на пару дней. Выбрал женщину, чтобы наверняка сработало. А следом отправил группу из местных, или еще одного наемника. Чтобы те, пока мутанты заняты с новой игрушкой, аккуратно пролезли в подвал. Или…

– Черт, черт, черт, терт… – Ленивцу не маркет был нужен, а генераторная. Если верить закрепленному на запястье наемницы счетчику Гейгера, там почти не фонило. И кто-то взорвал будку. Здоровенную железобетонную будку со стенами в полметра, там, где хватило бы простого железного сарая. Освещение в супермаркете работает аварийное. Значит, наверху были только трансформатор и распределители, а генератор и ядерные батареи… Пару часов работы лопатой… Люк, наверняка, сделан так, что и сейчас откроется. Ллойс неслась по коридору огромными скачками. Ботинки глухо лязгали по кафелю пола, справа и слева мелькали темные провалы входов в подсобки и кладовые. Все потом. Отступать поздно, даже если она проползет обратно через вентиляцию, серокожие запросто нагонят ее в лесу. А нюх у мутантов – не хуже собачьего. Значит, остается только драться.