Глава 2. Операция «Коба»

Давайте согласимся с образованием Израиля.

Это будет как шило в заднице для арабских государств

и заставит их повернуться спиной к Британии.

Иосиф Виссарионович Сталин

13 мая 1899 года. Кремль.

Я с Еленой стоял на крыльце и смотрел, как наш сын садится в машину, которая должна его отвезти на вокзал. После недавнего скандала, что он устроил во время обеда, на котором присутствовали гости, было принято решение отправить его учиться в Европу. Он уже сделал одну попытку уйти самостоятельно, но его вернули. После чего на семейном совете, в котором принимали участие помимо меня с супругой, князь Кочубей, мой бессменный адъютант, и вдовствующая императрица Мария Фёдоровна, было решено отправить его на учёбу в Европу. Свою роль недовольного и фанатичного революционера он сыграл на отлично. Сыпал цитатами из «Капитала» Маркса и другой литературы подобного толка. Во всех бедах русского народа он обвинял именно царскую семью, пытаясь всем доказать, что время монархии закончилось и пришло время Республики, управляемой народом. Дискуссия в основном велась между мной и сыном, а остальные выступали в качестве зрителей, конечно, никто не догадывался, что мы заранее всё отрепетировали, поэтому они с удивлением смотрели на наш спектакль, иногда стараясь вмешаться в нашу перепалку. В итоге я показательно вспылил и выставил его за дверь, после чего на семейном совете было решено отправить его учиться в Европу, как он того и хотел.

Теперь, когда сын подошёл прощаться, я демонстративно отвернул голову в сторону, что было отмечено всеми. Уже завтра бульварная пресса разнесёт новость, что приёмный сын Иван в немилости у царя и отправлен не учиться, а в ссылку, подальше с глаз долой. Он обнял Елену, после чего кинув короткую фразу всем: «Прощайте!», сел в машину. Князя я заранее попросил обеспечить ему охрану до Берлина, а о дальнейшей судьбе сына я сообщу после его отъезда.

Когда машина с сыном отъехала от нас и скрылась за ближайшим зданием, супруга всплакнула, и я обнял её, чтобы утешить:

– Как же он теперь, а если что с ним случиться, – спросила она, пряча лицо у меня на груди.

Я нагнулся и прошептал ей на ухо, стараясь успокоить,

– Я просил князя присмотреть за ним до Берлина, а там, может, одумается.

– Ты дашь ему возможность вернуться, если он передумает? – спросила она, подняв на меня свои заплаканные глаза.

– Конечно, не переживай, я уверен, что всё образуется, и нагулявшись, он вернётся к нам. Ты же видишь, что он тебя любит всё равно, несмотря на все его либеральные взгляды.

Успокоив жену, я отправился к себе в кабинет.

Через час ко мне зашёл князь с папкой в руках и, усевшись в кресло, налил себе чаю.

Он молчал очень долго, минут пятнадцать, после чего всё же сказал:

– Иван успешно сел в поезд и отправился в Берлин. За ним присматривают три сотрудника, а на следующей крупной станции к нему подсядет семейная пара наших агентов, которые едут в Берлин.

– Спасибо, князь, я благодарен вам за это.

– Ваше Величество, я знаю вас очень давно, и вы даже меня смогли убедить, что всё происходящее ваша семейная драма, но вы никогда бы не позволили этому случиться, если бы это не входило в ваши планы. Может, всё-таки посвятите меня в них, чтобы я не наделал ненужных ошибок.

– Виктор Сергеевич, с чего вы решили, что это всё какая-то игра? – спросил я, отрываясь от изучения статистики по губерниям.

– Можете говорить спокойно. Утром кабинет проверили на предмет прослушивающих устройств, а в телефоне стоит шумоподавление, поэтому нас никто не услышит при всём желании.

– Я не понимаю, о чём вы говорите, князь.

– Последние три года, ваш сын серьёзно изменился и стал изучать специфические книги и навыки. Актёрская игра в театре изучалась им до того момента, как только он освоил мастерство перевоплощения и умения актёрской игры. После этого его интерес резко пропал, но он периодически обновлял свои навыки. Изучение схоластики и ведения сократического диалога, изучение философских практик. Обучение принципам шифрования и опыта агентурной работы. Слежка, шпионаж, применение и обращение с современными спец средствами и ядами. Да и много других навыков, ненужных приёмном сыну императора, если только его не собираются отправить для внедрения в подпольную ячейку, хотя некоторые знания мне кажутся всё-таки выходящими за все рамки, поэтому я не до конца понимаю, с какой целью был тот спектакль, что вы устроили на семейном совете. Признаюсь, что понять это я смог только сегодня после отъезда. Можете не переживать, уж если я не смог догадаться, то никто не поймёт, что всё это игра на публику.

– И где же мы прокололись? – спросил я.

– Ваш сын отлично освоил актёрскую игру, но вы в этом не так сильны. В какой-то момент я понял, что ваша злость на сына наигранная, поэтому я и пришёл сюда. Если вы затеяли какую-то игру, то должны посвятить меня в этот план, иначе в какой-то момент я могу не осознанно вам помешать своим рвением.

Я задумался и несколько минут обдумывал сказанное князем, признавая, что он по-своему прав.

– Хорошо, я расскажу вам свою задумку, но вы должны поклясться, что никто об этом не узнает.

– Клянусь, что заберу эту тайну с собой в могилу.

– Я решил сделать из своего сына оппозиционного революционера. Он должен внедриться в революционную среду и возглавить революционное движение, став ярым противником самодержавия. Опираясь на знания будущего, я составил ему план, которого он будет придерживаться. Если всё получится, то я передам управление страной Государственной думе, сохранив возможность вернуться, когда отечество будет в опасности. Если у сына не получится прийти к власти, то у меня есть и другой вариант, но более кровавый. В любом случае, во время Второй мировой войны, если всё сложится как нужно, я отстраню нынешнее руководство и временно возглавлю страну, а уже после завершения войны проведём очередные выборы и восстановим монархию.

– А вы не боитесь, что ваши чистильщики могут предпринять попытку его устранения?

– Боюсь, но он знает об этом и постарается не вызывать у них ненужный интерес. И чем позже они ими заинтересуются, тем меньше их останется, и тем больше у него будет шансов выжить. Он постарается оставаться в стороне от массовых репрессий, да и надеюсь, что примут закон, по которому каждая смерть в лагере или колонии будет расследоваться. Мы постараемся избежать ненужных жертв, но лагеря будут, и их будет много. Общество должно понять, что свобода – это абстрактная величина и в принципе невозможна.

– Но это очень рискованно, неужели нет другого способа? Ведь мальчик привязался к вам, и он действительно любит вас и практически боготворит.

– Я сам отношусь к нему как собственному сыну, и мне не доставляет удовольствия отправлять