Сумерки последнего дня, завтра рано утром на работу. Сегодня я уеду, как не хочется, даже с кровати лень вставать.

Риты нет, вижу ее в окно. Перепрыгнул через канаву, пошел к ней, спотыкаясь о кочки. Она сидела на засохшей, прошлогодней траве прислонившись к березе, с кем-то разговаривала по телефону. Я остановился. Только шум леса и скрип берез, и ветер на ладонях несет мне ее голос…

Говорила только Рита, ее не перебивали, где-то там далеко, внимательно слушали:

– …Гимназиста Мазай привел, там были еще Мики и Ян. Денег он хапнул, не мог же все пропить, и заработать хочет. Кстати, Гимназист все и рассказал – сумку с деньгами мусора забрали, меня в "кресты" на две недели, так надо было. А майора этого утром в парадной телескопом по тыкве и в багажник. Вечером к Челентано, дом у него в Ковалево, пришлось собаку пристрелить хороший такой бультерьер, был… Жену с детьми в ванну, хозяин приехал. Когда проморгался, начал пальцами махать, именами закидывать, Мазай его хуяк бивнями об пол, потащили на улицу, багажник открыли, Челентано глаза надул – не верит, крыша его в жабьей робе с погонами еле дышит. Ха! Повезли их в лес, Мики с Яном мента ножами затыкали и в землю. Челентано обосрался, короче, отдал он свой "гранд чероки" и двадцать тысяч бумаги. Майор этот Геру взял на Удельной при передаче денег, гандон, кароче…

Я не стал дальше слушать, убежал в дом. Сидел и смотрел в окно, она не шевелилась, не меняла руку. Смачно чавкал старый будильник, толстая часовая стрелка уткнулась в цифру шесть. Я проверил по карманам все ли взял и пошел на станцию.

Работа разбила в дребезги: акция, распродажа, грандиозные скидки, весь магазин в желтых ценниках. Блевань блеет – по акции, по акции, прет и прет. Картофель – шесть рублей! Кура – пятьдесят за килограмм, сахарный песок – двадцать пять, и так далее. Не успеваю вывалить, мешок рвут в клочья, картошка по полу, клешни со всех сторон, сверкает золото, парики набок.

– Молодой человек, молодой человек…

Машины ждут на эстакаде, не успеваем.

– Несите еще! Еще! Мало, мало, нам не хватило!

Два дня мелькнули, как вспышка. Устал безумно, утром поднимался с кровати, держась за стенку. Надо ехать.

Дверь была открыта, рюкзак на кровати, кожаная куртка, еда не тронута, та же геометрия вещей, предметов. Я обошел дом, никаких следов ее маленьких ног у калитки и вообще нигде…

Проклятая жара, пустые улицы, тишина в магазине, над крышами дрожащее марево зноя. Мы с напарником на дне колодца в тени козырька эстакады, я валяюсь на спрессованном картоне, он сидит на ступеньках и объясняет мне «основы и принципы». С тоской гляжу на проспект, кажется, вот-вот, еще мгновение и она появится, просто выйдет из-за угла. Пропала, исчезла, оставила вещи и ушла. Куда? Если бы я знал, был бы я сейчас похож на свое отражение? Весь обед улетел в унитаз, едва успел добежать, мне плохо, я никогда так не пил раньше.

Выходные пролетали незаметно, на улицу выходил рано утром, до начала солнечного безумия. Никуда не ездил, там записка на столе с моим номером, не звонит, значит, я пока не нужен. Да и здесь приятнее в каменном кулаке квартиры, а в деревне и спрятаться негде, а еще электричка набитая потными тушами.

Раскладываю ее вещи на кровати, все, что осталось в рюкзаке. Несколько авторучек, зарядка для телефона и ключ с брелком от машины. Она никогда не говорила про машину…

– Рита!!!

Я приехал на дачу, калитка была настежь и дверь тоже.

– Здравствуйте.

Вышел мужик лет пятидесяти, высокий и крепкий. Нарядная рубашка, штаны от костюма, дорогие ботинки. Хозяева сдали дом, и почему-то не позвонили. На миг представил, как мне тащить все барахло домой – посуда, печка, подушки еще до хрена всего. Но мужчина успокоил:

– Я сейчас уеду.

Кожаная куртка так и висела на гвозде шапочка в кармане, ботинки размером с ладонь под сервантом.

– Ключ нашел под ведром. Извиняюсь.

– Вы кто?

– Жил здесь когда-то, дом еще вот тут стоял.

Он показал на фундамент.

– Соседи некоторые еще живы, надо же. Я вчера приехал, ночевал, думал, раз никого нет. Ты хозяин?

– Нет. Снимаю.

– Бабушку в девяносто пятом последний раз видел, на следующий год она ушла, а я уже заграницей жил. Вот столько лет не был. Дом сгорел в двухтысячном, кто-то участок купил, соседи сказали…

Я был уверен, что он не врет. Говорил с очень легким акцентом, как прибалт. Напоминал сериального милиционера.

– Ладно, прошу прощения. До свидания.

– До свидания.

Он ушел. В доме запах еды, дорогого парфюма. На столе листочек с моим номером телефона, наверняка, дядя сфоткал его на память. Плевать. А Риты не было.

Чем дольше ее не было, тем больше я сходил с ума. Стала сниться, говорят, значит, человек, думает о тебе. Окрыленный я вглядывался в мельтешащую перед глазами блевань. Бесконечные рифмы, совпадения, вижу ее у метро, в очереди на маршрутку – слепые призраки ожидания.

Первые желтые листья несет с Юсуповского сада. В городе стало больше узбеков, приходили к нам каждый день, молодые спрашивали – вакансии есть? Старые говорили – работа. Шли дальше, магазинов много.

Я уже собирался домой, переодевался, слышу, кричат мое имя. Одна из наших баб орет – к тебе! Рядом с холодильниками стоял этот мужик, иностранец. Поздоровались за руку.

– Что вам надо? – говорю.

– Братан, а Рита, Рита Чернова жила с тобой?

Так и знал. И как он нашел меня?

– Жила, потом ушла.

– Я родственник. Кстати, Глеб.

Он протянул руку, я назвал свое имя.

– Номер ее помнишь?

– Не было у нее ничего, я и фамилию вот только что узнал.

Я разглядывал его профиль, что-то есть, что-то едва уловимое, как у Риты. Мы вышли на улицу. Есть такие люди – давят харизмой, все выложишь. Я рассказал, как мы с Ритой встретились, как уехал на работу, а она пропала.

– Ты когда домой?

– Все уже, иду.

– Пошли нормального пива выпьем.

– Я устал.

Он меня не слушал.

– Смотри, как чудесно!

Это была терраса ресторана, который рядом с нашим магазином, стилизованна под Мюнхенские пивные.

– Здесь дорого.

– Угощаю!

Говорил только он, о том, как «все изменилось», и что не видел этих улиц почти тридцать лет.

– Вот здесь был первый «панасоник», ларьки ночные на углу…

Я заметил, что один глаз у него, как мертвый, зрачок не шевелился, смотрел только прямо.

– Глаз стеклянный, в машине сидел, подошли сзади, шмальнули в затылок. Три дня в коме, тоннель видел.

Я поддакивал, сам думал, какой пиздец эти террасы. Дышать выхлопным газом, люди туда-сюда на расстоянии вытянутой ладони, в кружки заглядывают. Надо скорее налакаться…

И я налакался, рассказывал про нашу с Ритой весну, как познакомились, жили, и как все быстро кончилось. Мне показалось, что этот родственник меня совсем не слушал. Смотрел куда-то вдаль по проспекту.

В самом ресторане очень вкусно пахло, посетители говорили только на английском. Нашел туалет, сел на унитаз, не снимая штанов, достал телефон…

Когда вернулся, наш столик был пуст, даже посуду убрали. Глеб догнал у самой парадной, я обернулся на топот. Он упал, и схватил меня за ногу, и заорал мое имя!

Я второй ногой освободился от объятий

– Ебаный ты ж дурак!

Нырнул в парадную, бегом по лестнице к себе на этаж!

Нашел в интернете, и первый раз в жизни записал себе номер телефона отдела полиции.

Он появился еще раз через несколько дней, и это было удивительно. Мы шли навстречу друг другу, на пешеходном переходе, вот-вот нас столкнет толпа. Я сжал в руке телефон, приготовился. Он не узнал, хоть и клюнул взглядом, как обычного встречного пешехода. Прошел мимо, я подумал, наверное, ему стыдно. Прощаю, только исчезни навсегда, пожалуйста. И как он похож на Риту, такая же презрительно-усталая полуулыбка…

Однажды грянул гром очень сильно с треском, все небо стало черным. Забегали людишки, толкотня в дверях магазинов, под козырьками остановок спрессованные брикеты человеческих туловищ.

Я успел домой. И услышал шум, непривычные в этих стенах, звуки. Это на полу у кровати жужжал и шевелился мой телефон. Я ушел гулять и забыл его.

– Але…

– Привет!

– Привет…

С грохотом лопнула туча на небе.

– Чего молчишь? – смеется.

Да, чего молчу? Слова заготовлены, речь миллион раз отрепетирована, конкретные фразы вырублены в памяти, как раз на такой вот случай.

– Ладно, встретимся – поговорим. Мои вещи у тебя? Ты дома? Я на Жуковского, где театр. Как раз поможешь. Буду прятаться где-нибудь здесь, дождик не вовремя…

Слышу – шум колес автомобилей по лужам, хрустнул зонтик.

– Все, пока! Жду тебя!

Ага. Вот специально буду тупить. Полежу минут пять и пойду. Хотя ждет ведь, а я сколько ждал. Как-то внезапно все, что вот я сейчас ей скажу, все забыл, все вопросы и ответы…

Чуть не уснул, прошло полчаса, может, больше, на мой звонок не ответила. И я выбежал под грохочущий ливень.

Вот этот перекресток, где она? Дождь разогнал всех с улиц, прошел вдоль витрин и обратно. Набирал ее номер раз пятнадцать. Теплая вода щекотала ноги, вода везде: в кроссовках, карманах, все прилипло к телу, будто упал в бассейн. Вижу – маленький человек в куртке с капюшоном сидит на корточках, поднял что-то с асфальта. И машина полицейская разворачивается…

– Это надо быть таким уродом!

Девчонка тоже вся насквозь мокрая, стала радостно объяснять:

– Тойота бешенная выскочила, она дорогу переходила, вот здесь! Протащило под колесами до того люка! Кошмар! Совсем молодая, ждала кого-то, на троллейбус не садилась…

– Что?! Что ты говоришь, дура?

– Я все видела!

Несколько секунд мы смотрели друг на друга, дождь барабанил у нее на плечах, на щеках вензеля мокрых волос.

– Пошла ты…

Я перебежал дорогу, еще раз обошел перекресток, никто меня не встречал, не бежал навстречу.

Кафе "Атлантида" все столы заняты, сидели даже на подоконнике. Возле стойки свободная табуретка. Попросил водки, вытер телефон салфеткой, входящие вызовы… Гудок.

– Посмотри: я улыбнулась.

Слышишь ли: вздохнула я…

Так опять ко мне вернулась

Жизнь веселая моя.

Какого хрена? Музыка, смех, говор, но я слышу свой голос! Где?

– Я всегда к тебе спешила,

Столько спутала дорог!..

Не забудь сестрички милой

Имя нежное – Суок!

Ария куклы наследника Тутти из «Трех толстяков». Тогда весной, я читал ей сказки, она записывал на диктофон, говорила, так будет легче ждать меня. У нас была целая тумбочка забытых кем-то книжек.

Сигнал прервали, короткие гудки, мелькнул в дверях капюшон. Та с остановки! Расталкивая людей, выскочил на улицу, через секунду мы упали в лужу, я сжал ей горло.

– Сюда! Быстро!

Она разжала кулак, я выдернул Риткин телефон чуть ли не с пальцами. Захныкала:

– Он все равно ей больше не нужен…

– Пошла вон!

И я остался один под водопадом дождя, еще раз обернулся на перекресток, и побежал. Когда устал, пошел пешком, вдыхая в себя осадки, чуть не захлебнулся, когда закричал, понял, что плачу. Задыхаюсь слезами…

Осень пришла в свои дни. Я стал замерзать на работе. Вечером ванна с горячей водой и ее телефон в мыльнице. Лучше всего это слушать здесь в маленькой ванной комнате, весомее акустический эффект. Будто голограмма появляются люди, дома нереального города, непонятного времени…

– …Контейнеры двадцать футов, автохимия, про них Эдик знал, целый корабль из Ростока, все растаможено, надо брать. Эдик хозяйственник, корова наша дойная, у него точки везде на Фучика, Энергетиков, в Автово. Нам его "тамбовские" младшие отдали за массовку, когда Шпагата ебнули. Вообще-то хозяин папаша был, но занимался всем Эд, вот он и бесился. Папу его многие знали, рожа как у Челентано, мы так его и звали. Короче слил он нам его. И еще этот Гимназист нарисовался, очень вовремя. Мазай сказал, хватит с топором по улицам бегать, пора на хозрасчет. А никто и не против, только двадцарика было мало, контейнеры дорогие. Валя Гимназист мужик лет сорок, шрам на виске, всегда в розовом спортивном костюме, вечно орал – какие люди! какие люди! Все ошивался по мужским раздевалкам, сам не качался, хули – алкаш. Мы тогда сидели в сауне, приперлись Мазай, Ян и Валек. Маза все ему и выложил про эти контейнеры. Денег он сразу не дал, выебал все мозги Эдику, бабе директору "Экватора", это фирма владелец груза… Бухал за наш счет, ха!.. обнимал за плечи, подарил Мики старую кобуру под зажигалку. Среда была, как сейчас помню, приехали в порт. Валек хотел чиста посмотреть, а чего там смотреть, шаланда с прицепом за четыре ходки все сделает, к вечеру приезжай на базу, смотри. Но оказалось все в масть, Гимназист сам шел навстречу… У проходной народу до фига, все машинами заставлено. Мы припарковались неподалеку, там, где гаражи, тропинки между ними, все зассано, бутылки, собаки бегают. Ха!.. ага собаки, бутылки бегают. Мне так все казалось в башке форшмак, руки трясутся. Кароче, Ян говорит – надо отлить, не доеду. Ушел. Сидим, ждем. Вдруг слышим – ебать! Ни хуя! Идите сюда! Ну, мы все бросились в ущелье между контейнерами. Валентин впереди меня, темно, вонь несусветная, я перчатки натянул, что бы пальцы себе не отрезать. Стопка кирпичей как раз в тему, я правой ногой на нее, сразу выше Валька. Хоп и леску ему на шею. Спиной к спине, как Мазай учил, и на колено. Упали, тяжелый пиздец, сильный. Ян ему ноги держит, Мики правую руку, лягается, грохот неимоверный. Как люди жить-то хотят на самом деле, это не кино. Затих падла, рожа синяя, язык лопатой. Машину подогнали, в багажник и в лес. Хотели сначала его на Энергете завалить, там много укромных мест, но, что вышло, то вышло… Была моя очередь, Мики майора пошинковал, все честно…