Глава седьмая: кровь войны и жир земли

Они встретились там, где и было задумано – посреди давно брошенного поселка, умершего еще перед Полуночью. Мэдмакс и Рэд вышли прямо на вкусный запах мяса, жарившегося на угольях и уткнулись в старшего отряда, довольно грызущего ребрышко.

– А, – Белый, ткнул в их сторону едой. – Вот и наши опоздавшие. Наряд вне очереди обоим, как вернемся. По кухне, и не надо мне тут делать рожи, Рэд.

Спорить с ним не имело никакого смысла, старший и есть старший, наряд, так наряд.

– Нормально добрались? – Кошка, дремавшая подальше от костра, выглянула из аккуратно заштопанного спальника.

– Вполне. – Мэдмакс снял сумки, расседлал кибера и расстелил попону. – Рассуждали о комполенах и их фактическом присутствии на территории Альянса.

– Сошлись? – Белый заинтересованно рассматривал обоих вновь прибывших.

– Не особо.

Рэд, приглядевшаяся к угощению, уважительно кивнула:

– Кабанчик попался?

– Эт Голь, – Кошка зевнула и кивнула куда-то в темноту, накатывающую все гуще. – Не дал животине скончаться от грусти с тоской в одиночестве, переломал тому хребет, метнув кувалду.

– Голем сильный, – Рэд поцокала языком. – Все знают.

– Самый сильный, – согласился Мэдмакс, – от Сороки и до самого Камня. Или даже до льдов на севере.

Темнота, кружившая вокруг отряда, сгустилась и родила Голема, показавшегося на свет, довольно ухнувшего и снова скрывшегося. Громила очень любил признание своей силы и, из-за возраста, хотел, чтобы его хвалили.

Голему шел где-то, плюс-минус, четырнадцатый год, умственное развитие у него было странным, зато физическое перло неимоверно быстро и круто. Белый отыскал громадину в те времена, когда у него была целая рука. Отыскал, охотясь на стаю странных волков, чересчур умных для зверей. Волки оказались стаей хорошо выдрессированных метисов, убивших собственного хозяина, у Белого с собой оказался полный патронташ жакана и зверье померло. Вот только в самой чаще леса, на границе степи и огромного бора в бывшей Самарской губернии, Белый чуть не погиб из-за Голема, испугавшегося стрельбы. Но «чуть» не считается.

Голему тогда шел, согласно расчетов Доцента, одиннадцатый год, хотя выглядел, особенно в сумерках, он лет на двадцать. Пока не выбирался на свет. Великан с лицом не совсем полноценного ребенка вернулся с Белым в Сороку, прижился и сейчас отряд без него нормально не функционировал.

Плохо говорит? Случается. Читает еле-еле? Хорошо, что вообще читает. Любит сладкое и похвалы? А кто их не ценит, так-то. Выживал в лесу, действительно выживал, если читать по шрамам по всему, включая от медвежьих когтей, выживал и выжил. В лесу, степи и даже в руинах городов Голем переставал чувствовать себя неуклюжим слоном в посудной лавке, становясь самим собой – огромным и опасным хищником. И хорошо, что стайным, и еще лучше, что своей стаей считал Братство.

Как же его не похвалить?

– Сложно спорить с официальными выводами официальной науки до Полуночи, – заявил Доцент, попивая чаёк. – Реликтовые гоминиды, равно как персонажи мифов вогулов с остяками, никогда не находились. Но вот рассказы о встречах с ними распространены от южной части Камня и до Северного океана. Вот.

– В рот компот, – сказал Белый, – сам говоришь – никто и никогда их не видел.

– Что никак не доказывает их отсутствие.

– Да ну? – удивился Белый. – Вот сейчас, дружище, мне совершенно не по себе. Ты и говоришь такое?

– Я и говорю, да. – Доцент поправил походную маску с комплектами разных линз. – Я недавно ковырялся в останках твари, принесенной лично Мэдмаксом из степи. Тварь, имеющей полное отношение к некросфере и, одновременно, как-то связанной с Прорывами. Что мне после такого думать в случае с самым обычным снежным человеком? Что он миф, а вот непонятная фиговина, загрызшая целую семью и половину деревни – реальность? Не кажется тебе такое отношение несколько странным?

– Сейчас заведутся и проспорят до самого утра, – зевнула Рэд, – вы, мальчики, такие милые, спасу нет. Только давайте спать. В караул заступаем, Белый?

– Ёж с Бесом пришли на сутки раньше, они и заступят, я разбужу, а отоспятся в машине утром. Дрыхнете, черт с вами. И, да, Макс…

– Что?

Белый чуть помялся:

– Завтра едем к Масленке. Без нее наша машинка проедет с полсотни верст и все, у-лю-лю, гони гусей, бибика умерла.

Макс пожал плечами:

– Ну, хорошо. Масленка, так Масленка.

Они все сверлили ему дырку в затылке, когда Макс устраивался спать. Это нормально, он и сам также смотрел бы на самого себя, не подающего вида. А переживать имелось с чего, эт точно.

Ночь крутилась вокруг давно умершего поселка, рассматривая странных людей, спокойно расположившихся здесь на ночь. Ночь давно не видела здесь таких вот, ходящих на двух ногах и не боящихся ее темноты. Ночь считала этот кусок павшей страны своей, зная ему цену и не трогала нежданных путников, сама изумляясь своей доброте.

Тракт, с два десятка километров ранее делал виток, уходя на удивительно сохранившуюся дорогу из асфальта. Давно сдохли все магистрали, соединявшие города, губернии и уезды. Тонкая полоска серого покрытия, цеплявшая на себя, как бисер на нитку, несколько волостей, после Полуночи стала Дорогой. На ней частенько грабили поначалу, но потом, когда людские муравейники снова ожили, таких начали давить, совсем как клопов.

Там, двадцать километров на запад, стоял самый настоящий форт, выросший на месте блокпоста бывших военных ЕИВ. Жандармы, набрав силу и людей в подразделения Внутренней Стражи, превратили несколько бетонных плит и старенький вагончик-кафе в укрепление, с небольшой гостиницей, конюшней и даже загонами для скотины. Туда дети Ночи старались не соваться, там больно обжигали раскаленными выстрелами, там постоянно глухо лаяли огромные цепные псы, там даже имелось два прожектора и дизельный генератор, дававший электричество.

Здесь, посреди поселка, забывшего свое имя, ничего такого не имелось. Зато в нем самом и в округе хватало другого, такого, что заставило бы дрожать большую часть караванщиков, сейчас спящих или напивающихся в форте.

Но эти, разложившиеся вокруг небольшого грузовичка, собранного с бору по сосенке, плевать хотели на детей Ночи. И те не совались, чуя, что их мать сама удивлена и не собирается дарить деткам, со всеми их клыками-когтями, расположения. Этих людей не получится разодрать и сожрать, если не навалиться всей кучей. А дети Ночи такого не умели, ну, либо не хотели.

Здесь, в десятке домов, давно превратившихся в невысокие мохнатые холмики, скрывалось немало неприятностей.

Бывшая длинная коробка МТС, ставшая настоящим курганом, стоявшим поодаль, приютила медведя. Медведь пришел с далекого бора, проделав своими лапами путь в почти двести вёрст. Медведь заболел еще там, наткнувшись после прошлой спячки на странный чёрный волдырь у самой берлоги. От матово-непроницаемой блямбы, выросшей посреди прошлогодней травы, вкусно несло падалью, голодный мишка сунулся мордой и… Сейчас существо, не так давно бывшее самым большим хищником округи, умирало. Умирало для возрождения, свернувшись почти кошачьим клубком, сплошь в лентах кожи, сползавшей вместе с остатками шубы. Зверь, наткнувшийся на случайно занесенный ломтик некросферы, грозил округе большими бедами. Но сейчас спал.