Цитаты из книги «О нем и о бабочках»

Ну и, конечно, сиятельный рубин, будто кровь в стекле бурлит, помещенный сбоку, придающий ювелирному изделию изумительную асимметричность. Я даже тайком пытался сфотографировать чудо ювелирного искусства на телефон, но Иратов инстинктивно руку убрал, взялся ею за трость с эбонитовым набалдашником, другой же ухватился за поручень.

На восьмой день произошло освобождение, и я направился на троллейбусе «Б» в Большой театр, куда имел билет в бельэтаж на премьеру авангардной постановки «Евгения Онегина». Добыл я приглашение за ничто – нашел торжественный конверт, торчащий золоченым уголком из почтового ящика соседа. Сосед, свинья-чиновник, в театры и концерты ходить не обучен. Всегда нахожу просроченные билеты возле мусорного ведра. Бабульки-билетерши не хотели меня пускать, так как я был экипирован не совсем для посещения храма искусств, но аккуратненько, даже с неким лоском. Мой стиль. Зыркнул на бабушек волком – они и сжалились. – Мода! – уведомил я. – И галстук при мне! – Пусть проходит! – низким контральто возвестила старшая билетерша. Пела, что ль? – Не в партер же идет… – Да и пусть! – поддержали остальные.

Странно как: ведь семья татар, а как цыган привечают – как русские промышленники до революции. Да хотя что русские, что татары – все одно.

Прядь демонически прикрывала правый глаз, а левым Иратов пялился на свежеприготовленную, исходящую горячим паром котлету по-киевски. Но где Иратов – и где кулинария!.. Обознался грешным образом. Не он, нет, не он! Цыган какой-то знакомый, кажется, артист, что ли? Но похож… Сам зашел в отдел готовых блюд и попытался купить ту самую котлету, истекающую теплым сливочным маслом. Не хватило семи рублей, зато приобрел две полтавские, по весу больше, помяснее и сытнее, да и картошки жареной грамм двести вышло. Вот она – ясная, простая выгода. Пусть Иратов питается киевскими, денег у него… И опять совестливые нотки зазвучали в сердце моем. Во-первых, всегда считал зависть грехом, а тут еще зависть к мифической котлете – совсем не мой полет. Чувства надо сильные развивать. Пусть зависть, но возведенная в абсолют!

Арсений Андреевич скинул халат и лег рядом с женой. Через мгновение он почувствовал ее ищущие пальцы внизу своего живота. Потом пальцы угомонились, и рука принялась гладить его лобок. Иратов успокоился, ему стало приятно, как кастрированному коту, которому тепло, которого чешут.

Поднимаясь на свой этаж, Верочка терла руками лицо, будто стирая с него наваждение, галлюцинацию. Уже в квартире женщина выпила залпом два бокала красного вина и, упав в кресло, почти час тряслась в нервном припадке. «Это инопланетяне! – судорожно думала она. – На Земле таких технологий мгновенной кастрации – без шрамов и неизменности гормонального фона – просто не существует! Или это какие-то бактерии?..»

Верочка смотрела на низ живота мужа так долго, словно осознания картинки не происходило вовсе, а потом констатировала: – Иратов, у тебя нет хуя! – Мне не нравится, когда женщины матерятся, – поморщился Арсений Андреевич. – А мне не нравится, что у тебя его нет! Он пропал! – она нервно засмеялась. – Ты думаешь, мне нравится? Я же говорил, что все можно поправить с помощью хирургии. – Тогда это будет не твой… – Она сдержалась. – Не твой это будет!.. Но как все это могло произойти? – Сам бы хотел знать ответ на этот вопрос, – развел руками Иратов, а потом запахнул халат, перевязав его накрепко поясом. – Но у меня его нет! И ответа тоже! – Это ужасно!!!

На ровной кожной поверхности, столь гладкой, будто ничего и никогда на ней не произрастало, виднелась маленькая аккуратная дырочка. Арсений Андреевич смотрел на нее долго и внимательно, словно эта дырочка – космическая червоточина или вовсе черная дыра, затянувшая в себя его естество… Мозг отказывался верить в трансляцию с помощью зрения, но, как было уже известно, сам Иратов к вере во что-либо относился как к чепухе, убежденный, что только знание определяет существование. Познай, а потом положи на сердце! Он спустился со стула, уселся на унитаз и по-женски помочился. Эта дырочка не черная дыра, а выводящая мочу уретра. Отупело он спрашивал себя, как такое могло случиться, вновь и вновь засовывал руку в пах, убеждаясь, что произошедшее не галлюцинация, а реальность… Он так долго сидел на унитазе, что еще раз опростал мочевой пузырь, а потом, натянув спальные штаны, добрел до кровати и лег, забывшись до утра.

капитан Алевтина Воронцова, в полном парадном облачении, осклабившая рот в жуткой улыбке… Это последнее явление было послано наполненным мочевым пузырем, заставившим Арсения Андреевича проснуться, хоть и не до конца. На автопилоте он сошел с кровати и, не открывая глаз, оставаясь в связи со сном, прошел в ванную комнату, окутанную ночной, чуть зеленоватой подсветкой, уперся ногами в унитаз, приспустил спальные штаны, поискал рукой внизу живота, но не нашел искомого предмета, с помощью которого организм обычно расстается с переизбытком жидкости. Пришлось просыпаться, чтобы восстановить координацию. Он открыл глаза, оперся одной рукой в стену, а другой попытался отыскать главный орган мужского тела. Тот отсутствовал… Мозг Иратова, как старый подвисший компьютер, с трудом переваривал полученную тактильным способом информацию. Пришлось наклониться, чтобы подключить зрение. И вот здесь сознание завопило предсмертным криком, как будто в него вонзили электрический нож. Нету его!!! Нету!!! Под черепной коробкой вспыхнули прожекторы, мобилизующие всю нервную систему. Иратов, вспотевший от ужаса, вылезающий из штанов, придвигался к огромному, в рост человека, зеркалу. Зацепился ступней за штанину и упал, больно ударившись коленом о кафель. Поднявшись, он надеялся, что все это галлюцинация возвращающегося недуга, но, залитый включенным светом, полностью нагой, Арсений Андреевич удостоверился, что орган в отражении отсутствует, а также исчезла и приданная к нему мошонка. Он вдруг коротко вспомнил, что когда-то в Америке была эпидемия отрезания ревнивыми женами мужских достоинств, – а вдруг это…

Ему захотелось есть, и впервые за долгое время тело его не дрожало в предвкушении обильной пищи. Иратов натянул молодежные джинсы с дырками, кричащую своим слоганом майку «I love KGB», надел кеды на босу ногу и помчался на Верочкин этаж по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки… После обычной яичницы, гренок и кофе он любил счастливую Верочку долго и нежно. – Мой демон! – шептала она. – Вернулся… Они были единым целым до полудня, потом, счастливые, слегка уставшие, разъединились, вспомнив себя, и принялись строить планы на жизнь. Театры, выставки, поездки в дальние страны, спорт… Они напланировали на две жизни, но сначала договорились поужинать в маленьком грузинском ресторане, недалеко от Старого Арбата. Он вернулся к себе в квартиру, прошел в кабинет, ощущая себя Давидом, победившим Голиафа в себе самом. Мысли повелительно завертелись в направлении созидания, и он набрал номер телефона брокерской конторы, находящейся в Швейцарии, клиентом которой являлся. Прослушав биржевые сводки, изменившиеся за время его отсутствия, он сделал несколько распоряжений о продажах энергетического сектора и приобретении европейских облигаций. Также были выставлены опционы на валютные пары развивающихся стран. Между деловыми звонками объявилась Верочка с вопросом: – Что же делать с пловом? Целый казан… – Отдай консьержу. Впредь только здоровая еда! Соединившись с израильским партнером по скайпу, он поинтересовался информацией о сапфире. – Пришел в себя? – хмыкнул партнер. – Спасибо, Роберт! – Не благодари! Ты мне нужен больше, чем я тебе. – О’кей, я твой должник. – Так вот, есть сапфир с наилучшими характеристиками. Если бы ты видел, какой цвет, мамуля моя дорогая! Я понимаю, что ты отошел от камней…