– Увидим, – холодно произнес я. Злорадство в ее голосе мне определенно не понравилось. – Так ты в игре?

– Пожалуй… Когда?

– Прямо сейчас. Чего еще ждать?

И я двинулся к диджею, роль которого на вечеринке исполнял восемнадцатилетний сын Белова Кирилл. У меня с ним сложились неплохие взаимоотношения, так что я мог рассчитывать, что он уважит мою просьбу.

– Слушай, Кир, – обратился я к парню, – надоело трястись уже. Запусти медляк какой‑нибудь. Ну «Belle» хотя бы…

– Нет проблем.

Он принялся рыться в своих дисках, а я повернулся, чтобы оценить, как работает моя отвлекающая комбинация. Юля в своей роли была безупречна – мастерски подкатила к Кошкину и завладела его вниманием. Зазвучала «Belle», и он положил руки ей на талию. Так, здесь все на мази, и я начал искать взглядом Лену. Но ее нигде не было. Не поверив своим глазам, я еще раз осмотрел зал уже более тщательно, но с тем же успехом. Не может быть! Только что она была здесь. Не в воздухе же растворилась, в самом деле!

Признаться, давно я не чувствовал себя таким идиотом. Еще бы – облом был первостатейный. Куда же она делась? Воспользовалась случаем, чтобы улизнуть от слишком назойливого ухажера? Хотелось бы верить…

И тут меня словно кто‑то в бок толкнул: «Вот он, твой шанс! Найди ее! Сейчас или никогда!» Есть мнение, что стоит доверять своей интуиции: дескать, она плохого не посоветует. Не знаю, не знаю… Лично я как‑то больше привык полагаться на логику. Возможно, потому, что интуиция у меня по своему развитию недалеко ушла от эмбриона и доверять ей было опасно. Но в данный момент мой разум, как, впрочем, и всякий раз, когда я нахожусь во власти сильных чувств, впал в ступор и заткнулся. Так что детский лепет моего внутреннего голоса стал безальтернативным, и я его послушал.

Надо сказать, вечеринка планировалась с размахом – на два дня, так что на даче Кошкина были подготовлены трехместные комнаты для ночлега и отдыха гостей. Я припомнил, в какую из них заходила по приезде Лена, и направился туда.

Пока я шел, мои мысли шарахались из одной крайности в другую. Я то уверялся, что мне следует немедленно вернуться в зал и оставить Лену в покое, то приходил к выводу, что ее уход был намеком и она хочет побыть со мной наедине… Короче, диагноз налицо: любовная горячка с полным отрывом от реальности.

По мере приближения к двери моя решимость уходила, как вода сквозь пальцы. В общем, чтобы поднять руку и постучать, мне пришлось выдержать нешуточный бой с самим собой. Победа, впрочем, была одержана, и стук состоялся.

– Да? – послышался голос Лены.

– Лена, это я, Игорь. Можно войти?

– Входи…

Я открыл дверь и шагнул внутрь. Она сидела на кровати, смотрела на меня и немного устало улыбалась. Из моей головы махом исчезли все загодя приготовленные слова, словно их выдуло оттуда сильным порывом ветра. Однако прийти и молчать – что может быть глупее?

– Лена… я хотел тебе сказать… То есть поговорить с тобой… В общем…

И тут неожиданно куда‑то пропало наваждение, которое привело меня сюда. Я посмотрел на нее и многое прочел в ее глазах. В частности, то, что она уже догадалась, о чем пойдет речь, и всей душой не хочет этого разговора. Все еще можно было обойти роковую тему, изобрести что‑нибудь. Однако это означало спрятать голову в песок, чтобы сохранить какую‑то иллюзорную надежду на ее благосклонность. Но не таков был мой настрой. Не для того я выдержал бородинскую битву с самим собой у ее дверей, чтобы отступить сейчас. Измученный неизвестностью, я нуждался в том, чтобы расставить все точки над «и», так что, преодолев робость, решительно произнес.

– Хочу поговорить о своих чувствах к тебе.

– О нет…

– Лена, ты мне очень нравишься. Впрочем, дело много хуже – кажется, я в тебя влюблен.

– Игорь, не надо…

– Пожалуйста, не спеши с отказом! Дай мне шанс! Далеко не у всех пар сразу же вспыхивает взаимная страсть. Давай хотя бы повстречаемся некоторое время, чтобы ты смогла разобраться в себе…

– Извини, я сейчас не испытываю желания встречаться с кем‑либо…

«Даже с Кошкиным?» – просился на язык горький вопрос. Но я удержал его в себе, вместо этого уцепившись за словечко «сейчас».

– Сейчас… Я правильно понял, что ты оставляешь мне надежду?

Видно было, что в Лене борются два желания: не обидеть меня и внести определенность в наши отношения, точнее, в их отсутствие. Похоже, она нашла компромисс, высказавшись предельно дипломатично, но от этого не менее ясно:

– Я бы на твоем месте не стала строить планы на наше совместное будущее.

Вот так, Игорь! А чего ты, собственно, ожидал? Чтобы эта мисс Совершенство, как ее ревниво назвала Юля, упала к твоим ногам? Боюсь, это случилось бы лишь в том случае, если бы ты точно попал ей в челюсть. Однако сейчас, образно говоря, «получил в челюсть» я сам. Вернее, под дых. Хотел определенности? Получай!

– Понятно, – выдавил я, безуспешно пытаясь овладеть собой. – Спасибо за откровенность.

Я повернулся, чтобы уйти, но тут Лена, кажется, испугалась, чтобы я не наделал каких‑нибудь глупостей.

– Ты только, пожалуйста, не обижайся, ладно?

– Ничего, все в порядке. – Я сделал еще шаг к двери.

– Как там наши?

– Вовсю… – Я попытался подобрать слово.

– Колбасятся? – улыбнулась она.

– Именно.

Я уже открыл дверь, когда она остановила меня в третий раз:

– А… сколько времени?

– Сейчас… – Я полез в карман за часами, у которых во время танцев отлетела одна из дужек, удерживающих ремешок. – Вот. Без пятнадцати двенадцать…

– Спасибо.

Исчерпав все способы задержать меня, не подавая ложных надежд, она наконец позволила мне закрыть за собой дверь, и я остался наедине со своей болью. Пятнадцатое января 2008 года, 23.45. Эти цифры надолго осядут в моей памяти. Правда, тогда я еще не знал, что с этого момента моя жизнь радикально изменится, и воспринимал его лишь как дату очень болезненного и горького, но все‑таки очередного личного разочарования.

Не наделать глупостей… Об этом я думал в последнюю очередь. Может, как раз и стоило бы покуролесить? В стиле Мишки Тихонова ворваться в зал и вмазать Кошкину по наглой роже. Да, я бы наверняка потерял работу и выглядел перед всеми полным психом, но, наверное, мне стало бы чуть легче. Однако остальные‑то чем виноваты? Я не хотел портить людям праздник. Нет, ничего такого я делать не буду, но «в общество» в эту ночь уже не вернусь: не могу видеть, как другие веселятся, когда умерла часть меня.

Да‑да, не смейтесь, именно так я себя и чувствовал. Кто никогда сильно не влюблялся, не поймет. Из меня как будто убрали стержень, помогающий сохранять вертикальное положение. Правда, какая‑то мелкая, ничтожная часть моего существа даже радовалась этому. В глубине души я понимал, что эта девушка – не для меня, что с ней я сгорю, как мотылек в костре, и ей в угоду мне пришлось бы коренным образом ломать свою жизнь. А я, если уж говорить начистоту, к этому совсем не готов. С другой стороны, я мог бы ради нее, подобно Мюнхаузену, выдернуть себя за волосы из серого болота обыденности и стать чем‑то большим, чем был до сих пор.

Мне жутко захотелось напиться. Но там, где было спиртное, были и люди. Только мне туда, в моем состоянии, нельзя. А куда можно? Туда, где никто не будет злорадствовать, лезть с расспросами и лицемерить. Где можно быть самим собой и нет нужды маскировать свои душевные раны. Такое место я знал – это ночной лес, с трех сторон окружающий дачу. И не суть важно, что там сейчас минус пятнадцать и дует ветер! Главное – побыть одному.

Ретроспекция 1Денис Колесников

Новосибирск. 12 октября 2003 г.

Денис вышел из школы и поежился. Конечно, от октября в Новосибирске трудно было ожидать какой‑то другой погоды, но в этом году она стояла какая‑то особенно поганая. Постоянные холодные ветры приносили частые дожди, а солнце показывалось только по большим праздникам. Мальчик с тоской подумал о том, что до дома тащиться почти четыре квартала. С общественным транспортом в этом районе было туго, а пешком добираться больше получаса. За это время можно совершенно окоченеть, да и дождь в любой момент может пойти.

Но самое обидное не в этом: Колесниковы жили в собственном двухэтажном коттедже, в гараже которого квартировало две машины, так что либо отец, либо мать вполне могли бы в такую погоду забирать его из школы. Так нет же – Колесников‑старший скорее удавится, чем будет гонять новенький «форд» из‑за четырех кварталов. Ну а про «БМВ» даже заикаться не стоило. «Вот скупердяй! – думал порой про отца Денис. – Ведь денег навалом, но экономит даже на спичках!» У того, правда, было иное объяснение данной ситуации. «Не хочу, чтобы деньги испортили парня, – сказал он однажды матери. – Пусть учится быть самостоятельным, а не изнеженным папенькиным сынком! Потом сам мне спасибо скажет!» Видимо, это «потом» еще не наступило, потому что благодарить отца у Дениса пока не возникало ни малейшего желания. Вот и сегодня, когда очередной, особо ретивый порыв ветра пробрал его насквозь, мальчика в который раз охватило раздражение. «Самого бы тебя заставить по такому ветру четыре квартала переться! Интересно, кому бы ты сказал спасибо?!»

Весь погруженный в свои невеселые мысли, Денис совершенно не обращал внимания на окружающих, а потому не заметил, как из‑за угла навстречу ему вывернули трое парней, которые за последний год сумели превратить его жизнь в постоянный кошмар. В свои тринадцать он ничего не мог противопоставить этим шестнадцатилетним садистам, выглядевшим к тому же как двадцатилетние.

Неизвестно, чем он привлек их внимание – тем, что хорошо одевался, или своей замкнутостью, – но они начали его преследовать. Поджидали после школы на улице и отбирали карманные деньги, часто с издевательствами и побоями. Через некоторое время мальчик приспособился к их «графику» и манере действий и, внимательно наблюдая за улицей, научился от них ускользать. Иногда он менял маршрут и уходил переулками. Так или иначе, но в последние два месяца Денис попадался им намного реже. Но в этот злосчастный день отвратительная погода и не менее плохое настроение заставили его забыть об обычных мерах предосторожности и привели прямо к ним в руки.

– А вот и наш юный друг! – глумливо усмехаясь, проговорил Вадим Бродкин, идейный вдохновитель этой мерзкой троицы. – Если честно, мы по тебе уже соскучились.

Денис остановился, словно налетел на стену. Он сразу понял, что влип капитально: его охватили с трех сторон, так что сбежать вряд ли получится. Помощи тоже было ждать неоткуда: холодный ветер и скапливающиеся в небе грозные тучи вымели с улицы прохожих. Лучше всего в данных обстоятельствах было не дергаться, а покорно отдать деньги, надеясь, что этим все и ограничится. Однако именно сегодня этот вариант Денису категорически не подходил. То ли раздражение копилось в нем слишком давно, то ли устал он быть вечной жертвой и его забитое самолюбие вдруг решило упереться рогом, но у него вырвалось:

– Отстаньте, наконец! Ничего я вам не дам!

То, что замышлялось как твердый и уверенный отказ, прозвучало полуистерическим фальцетом.

– Правда? – Бродкина, казалось, позабавил этот жалкий намек на сопротивление. – Ну мы не гордые – сами возьмем. Толян!

Анатолий Скаченко, самый здоровый из троих, схватил Дениса за воротник куртки, но тот рванулся и ударил его по руке. Это не было храбростью. Скорее – отчаянной яростью крысы, загнанной в угол тремя матерыми котами.

– Ого, да он трепыхается! – слегка удивился Бродкин. – Ну‑ка врежь ему!

Денис метнулся было прочь, но Алексей Колупаев – третий из этой мини‑банды – поймал его за левый рукав и саданул по почке. От боли у мальчика перехватило дух, а Колупаев развернул его лицом к Бродкину, который впечатал свой кулак ему в челюсть. Скаченко подсечкой опрокинул Дениса навзничь, уселся на него верхом и еще раз от души ударил по лицу, пустив ему кровь из носу.

– Бабки! – напомнил Бродкин.

Скаченко рванул полы куртки в разные стороны и, сломав пластиковую молнию, сноровисто обыскал мальчика. Единственной добычей его стали двести рублей, извлеченные из нагрудного кармана пиджака, которые он тут же протянул Бродкину.

– Маловато будет! – буркнул тот. – Ну да ладно – на пиво хватит.

Внезапно его губы скривились в гнусной ухмылке – видно, в голову пришла очередная идея.

– Ну‑ка окуни этого горячего парня, – посоветовал он Скаченко. – Пусть охладится.

Тот подхватил Дениса, уже совершенно неспособного к какому бы то ни было сопротивлению, подтащил к ближайшей луже и окунул лицом в грязную и холодную воду. Подержал пару секунд и вытащил, а затем повторил процедуру.

– Бог троицу любит! – Бродкин откровенно наслаждался происходящим.

Окунув Дениса в третий раз, Скаченко на этом не успокоился и, выпрямившись, напоследок ударил его ногой по ребрам.

– Все, хватит с него! – Издевательства над практически безвольным уже телом наскучили главарю шайки. – Пошли пиво пить.

– Приятно было пообщаться, сопляк! – внес свою лепту Колупаев. – В следующий раз прихвати с собой побольше денег!

И троица, гогоча, удалилась.

Стоит ли говорить, что в тот день Денис вернулся домой в наипаршивейшем настроении? Оно усугублялось тем, что рассчитывать там на сочувствие не следовало: отец был холодным и равнодушным домостроевцем, а мать во всем ему подчинялась. Безрадостные ожидания Дениса оправдались на все сто процентов: увидев его, всего мокрого, грязного и с разбитым носом, глава семьи только холодно приказал ему убираться в свою комнату.

Отец ушел в гостиную, закрыв за собой дверь, а мальчик остался в прихожей – снимать мокрую одежду. Он глянул в зеркало: кровь уже не шла, однако нос здорово распух. Все тело болело от побоев. Немудрено: кулаки у Бродкина и К° – о‑го‑го какие тяжелые! Дверь оказалась закрыта неплотно, и из‑за нее слышались голоса родителей. Денис на цыпочках подкрался к двери и прислушался.

– Я должна посмотреть, что с ним, Гена!

– Ничего ему не сделается: в первый раз, что ли? Только куртку новую покупать придется. Кстати, подберем что‑нибудь подешевле.

– И все же…

– Не стоит цацкаться с этим оболтусом, Лариса! Тебе дай волю – ты с него пылинки сдувать будешь. Не может постоять за себя – так ему и надо!

Денис не стал дослушивать, ибо прекрасно знал содержание дальнейшего разговора: подобные беседы уже не раз проходили в этом доме. Он, сжав зубы, тихо отступил к лестнице на второй этаж. Мальчик не плакал – у него скулы сводило от ярости, быстро переходящей в бешеную ненависть. Он ненавидел шайку Бродкина, травившую его без всякого повода, отца, который проявлял свою родительскую заботу лишь сдержанными похвалами за успехи в учебе и плевать хотел на его проблемы.

– Клянусь, я отыграюсь! – тихо шептал мальчик, поднимаясь к себе. – За все отыграюсь. Чего бы мне это ни стоило!

И в тот же миг, как эти слова сорвались с его языка, он почувствовал на себе внимательный взгляд, словно только что произнесенная клятва привлекла чье‑то внимание. Денис испуганно огляделся. Вокруг никого. Да и откуда бы? Слова эти не предназначались для посторонних ушей и произносились столь тихо, что услышать их никто не мог. Мальчик поежился от пробежавшего по спине озноба, который с равным успехом мог быть как признаком страха, так и предвестником надвигающейся простуды.

У себя в комнате он задерживаться не стал. Только переоделся в сухое и тихо скользнул на чердак – свое любимое место в доме. Там было полно старых книг, вещей, одежды, оставшихся от предыдущих поколений семьи Колесниковых. Денис обожал рыться в этом старье, которое для него было собранием сокровищ, и уже не одну интересную вещь откопал в чердачных завалах. Каждую такую находку он тайком оттаскивал в свою комнату и ночами изучал.

Любое активное движение в этом затхлом царстве заброшенных и забытых атрибутов чужой жизни поднимало клубы пыли. Но они не могли отпугнуть страстного исследователя: постоянно бывая тут, Денис уже выработал в себе иммунитет к ней. Этим вечером он решил взяться за самый дальний угол чердака, до которого до сих пор не доходили руки. Помимо всего прочего, раньше мальчика останавливало то, что туда пришлось бы пробираться через груды рухляди, на которых запросто можно было заработать травму – от вывиха до перелома, в зависимости от степени «везения». Сегодня же Дениса почему‑то тянуло именно туда, словно чей‑то голос нашептывал ему, что в этом углу находится нечто ну совершенно необыкновенное.