– Нет. Мысли нет, только эмоции, – терпеливо повторил Илья. – Не путай.

– Интересно, – задумчиво произнёс Годогост, голубые глаза его буквально пробуравили парня насквозь. – Нет, магических способностей у тебя точно нет. А может быть, я их просто не чувствую. Ваш мир – дурное место, и оно очень плохо влияет на меня.

Захламленный двор, где Илья и повстречал своих спутников, почти не изменился. Но даже маленькое его преображение оказалось незабываемым зрелищем. Всё дело было в потухшем кострище, посреди которого располагался импровизированный вертел из двух железяк, воткнутых в землю, и обрубка согнутой арматуры. Всё бы ничего, только вот мясо, нанизанное на ржавую рифленую сталь, было человеческим. Зажаренные до черноты куски остались недоеденными и сгорели, остатки же разделенного тела лежали рядом. Самые мягкие части тщательно срезаны с костей. Остальное, очевидно, не шло в пищу пилигримов.

– Это Рустэм. Парень жил с отцом в соседнем подвале, – дрожащим голосом проговорила Ясмина и отвернулась.

Пустой желудок откликнулся жестокими спазмами, но опорожниться так и не смог. Девушка глубоко вздохнула, вытирая рот ладонью, и промолвила, морщась от болевых ощущений:

– Пойдёмте в подвал, я хочу найти тётю.

По пути они наткнулись ещё на три трупа диггеров – их расстреляли посреди мусорной кучи. Менее аппетитные, по мнению каннибалов-кочевников, их тела остались нетронутыми.

За ржавыми дверями царили мрак и затхлость. Близнецы Азат и Азиз лежали недалеко от входа, головы их были размозжены мощными выстрелами. Ясмина лишь на несколько мгновений задержала на них испуганный взгляд. Нагромождения старой мебели мешали свободно двигаться вперед. Пилигримы постарались: место, где быт был устроен абы как, стало поистине непроходимым.

– Тётя! – всхлипнула Ясмина, бросаясь вперёд. – Бедная моя тётя!

Изможденное долгой болезнью тело женщины лежало на сколоченной из досок кровати. Чёрная мумия. Именно эта ассоциация пришла на ум Илье. В груди Ирады торчал вогнанный по самую рукоять кухонный нож. Сам хозяин жилища, Аббас, находился невдалеке. Испещренный страшными разрезами труп лежал на кухонном столе. Его пытали, вне всякого сомнения, от этого он и скончался. Что же нужно было пилигримам? И что так тщательно скрывал диггер? Запасы провизии? Это вряд ли. Она, судя по тому, что видел Илья во дворе, не особо и нужна людоедам. Возможно, сами издевательства служили потехой для сумасшедших кочевников и не несли в себе ничего конкретного.

Ясмина рыдала на груди тёти, причитала и проклинала пилигримов. Мужчины стояли в стороне. Глупо вмешиваться и пытаться успокоить девушку, пускай выплачется как следует.

Если Годогост сохранял полное спокойствие и только периодически тяжело вздыхал и хмурил густые брови, то Илье опять досталось. Страдания терзали его рвущуюся на части душу. В какой-то миг боль от потери родного человека заполнила собой всё. Илья только что сам не склонился над убитой Ирадой и не заревел навзрыд. Однако собственное сознание взяло верх. Парень даже немного удивился тому, как быстро смог блокировать поток чужих эмоций.

– Что с тобой, отрок? Вид у тебя болезненный, – тихо поинтересовался Годогост.

– Всё в порядке, Годогост, сейчас всё в порядке.

Местом погребения выбрали заросший белыми цветами пустырь, расположенный сразу за развалинами. Илья с Годогостом принесли Ираду на руках, по просьбе Ясмины, предварительно завернув ту в выцветший старый плед. Сама девушка прихватила лопату, кирку и небольшой бумажный свёрток, найденный в тайнике дяди. Земля оказалась податливой, и могилу выкопали без особых усилий, после чего тело аккуратно погрузили в яму и стали молча закапывать. Ясмина также безмолвствовала, да и слёзы больше не текли по её смазливому смуглому личику. Она бросила горсть земли на труп любимой тёти, заменившей ей мать, и отсела в сторонку.

– Пусть боги укажут и осветят ей дальнейший путь, – без эмоций произнёс Годогост, смотря на холм из сырой земли, на который Илья водружал древнюю швейную машинку.

Уходя из мрачного подвала, Ясмина попросила забрать этот антиквариат. У диггеров так принято – класть на могилу любимые при жизни вещи покойного. Илье пришлось возвращаться и снова наблюдать кошмарную картину расправы. Ему вообще сегодня не везло: сначала эмоции девушки едва не свели его с ума, потом нож, который… да, именно ему пришлось выдернуть его из груди Ирады, а теперь вот…

– У нас, у гмуров Южного королевства, всё по-другому, – Годогост сидел, привалившись спиной к стене и накинув на голову капюшон. – Мы не хороним своих усопших. Древний ритуал прост, как поддоспешник^[3] под кольчугой. Термиты-камнегрызы, что не одну тысячу лет живут с нами по соседству, в недрах Острой горы, и служат могильщиками. Их старые норы приспособили для захоронений. Место является святым и единым для всех сословий гмуров, будь ты простой рудокоп или же королевских кровей.

Они слушали рассказы Годогоста, расположившись невдалеке от свежей могилы, и ели вяленое мясо степного землекопа. Странная, но довольно вкусная пища, как отметил про себя Илья. Как выглядел зверек при жизни, парень не знал, но раз уж он теперь на свободе, было бы неплохо узнать об этом животном поподробнее. Гмуру тоже понравилось мясо этого дикого травоядного. Однако на этом трапеза не закончилась. После того, как они немного насытились, Ясмина развернула бумажный кулёк, извлекая стеклянную баночку. Содержимое, таившиеся в ней под пластиковой крышкой, было известно Илье. Вот только откуда у диггеров тушёнка, произведённая специально для ханского стола интернатовскими поварами? Аппетит пропал. В памяти снова всплыли мерзкие подробности того вечера, когда он впервые попробовал тушёную свинину. Жирная, ненасытная извращенка Сабина заставила его делать такое… Илья с трудом проглотил вяленое мясо и быстро запил его водой.

– Самое вкусное и ценное, – прокомментировала зеленоглазая Ясмина, расценив взгляд Ильи, как удивление. – Дядя умудрился договориться с сыном местного чиновника, отвечающего за сбор податей, из твоего Интерната. Айдан зависим уже много лет и не может обходиться без дурман-травы. Добыть нужные стебли и листья редкого растения на болотах, кишащих тварями, и приготовить хороший Банг^[4] удаётся далеко не каждому. Дядя Аббас это умел.

Годогост от мяса не отказался, со смаком и похвалами: «знатная кухарка стряпала, знатная!» – съел больше полбанки.

– Эх, винца бы сейчас, да с вечно зелёных склонов Алатырской горы^[5], – гмур блаженно закатил большие глаза, только вместо вожделенного напитка отхлебнул воду из древней пластиковой бутылки. – Экая диковинная вещица, вроде бы и прозрачная, как стекло, а мягкая!

– Это пластик, его производили наши предки до «Последней войны». Очень прочный и износостойкий материал, – пояснил Илья. – Сейчас из него ничего не делают, все технологии утеряны.

– Что это была за война? – гмур нахмурил брови. – Это из-за неё ваши города разрушены?

– Да. Её называют по-разному: «Великая война», «Последняя», «Ядерная». Но суть одна: большая часть человеческой цивилизации была уничтожена. Погибли или же мутировали почти все живые организмы и растения. Ещё я слышал о каких-то химических и бактериологических заражениях. Есть места, где дышать воздухом – это верная смерть!

Потом, конечно, были ещё войны, но не такие крупные. Этнические, религиозные стычки. Остатки человечества ринулись делить то, что уцелело. Геноцид и расовая дискриминация довершили дело. Теперь ты видишь мир, где таких, как я, белокожих людей почти не осталось, – закончил Илья, по большей части пересказывая речь учителя Абдула, термины из которой оставались до конца неясными для самого парня.

– Ей-богу, глаголешь вроде по делу, только вот слов много непонятных, – изумлённо произнёс Годогост.

Луч солнца скользнул под капюшон, и гмур зажмурился, резко опустив голову, на лице отразилась страдальческая гримаса.

– Ильм Сварожич^[6], это светило сожжёт меня в пепел! – резко воскликнул пришелец из другого мира, напугав погруженную в свои мысли Ясмину.

– Что с тобой происходит? – не на шутку встревожился Илья.

– Мы, гмуры, народ подземный и не выносим яркого солнечного света, поэтому редко покидаем подземелья до заката. Впрочем, меня можно считать исключением. Моя необычная сродность с Лесными братьями, альвами, дала возможность находиться на поверхности средь бела дня и не страдать от этого. Но ваше светило – оно другое. Я не сразу это прочувствовал. О боги, оно же убьет меня! – гмур резко поднялся на ноги. – Нечего рассиживаться! Прелестная сударыня Ясмина, я помог тебе. Уважь и меня, горемычного, отведи к Одинокой топи!

Ясмина поднялась с травы, взглянула на быстро высыхающий холм свежевырытой земли, промолвив единственное слово:

– Пошли.

Они шли по пересеченной местности, все больше удаляясь от относительно благоустроенного района Руин, прилегающего к Интернату.

Илья ещё никогда не видел ничего подобного. Только сейчас он понял, что под всеми этими оврагами, озерцами, возвышенностями, каналами и болотцами скрывается навечно похороненный город. То тут, то там из земли торчали заросшие бурьяном бетонные перекрытия и остатки кирпичной кладки, валялся ржавый металл, пластик и битое стекло. Ясмина вела их едва видимой тропой, пролегавшей между наиболее безопасными элементами рельефа. Годогост, стоически перенося жару, закутавшись в свой балахон, плелся позади молодых людей, периодически взывая к своим богам.

Ясмина, немного отошедшая от последних событий, рассказывала свою жизнь.

Эту тропу ей показали двоюродные братья – Азат и Азиз. Аббас брал их иногда на Большие болота, что простирались дальше от таинственной Одинокой топи. Они помогали ему собирать коноплю и охотиться на тритонов.

– Дядя многое умел, его считали самым опытным охотником и диггером в наших местах.

Парень невольно вспомнил прощание Ясмины с Аббасом.

«Поделом тебе, тварь! – гневно произнесла девушка, мельком глянув на растерзанное тело старого диггера. – Оставайся тут и сгнивай вместе со своими отпрысками!»

Да, у Ильи не было семьи, но жить в такой, как у Ясмины, он бы не хотел. Подумать только, эту бедняжку близкие родственники использовали для сексуального удовлетворения! Сколько же ей пришлось пережить? Нет, это, конечно же, не шло ни в какое сравнение с тем, что происходило между ним и Сабиной. Девушке было гораздо хуже.

Свобода – такое сладкое слово. Поскорее выбраться за стены Интерната – именно этим грезил Илья в последний год, как только зависимость от столовской еды сошла на нет и его сознание прояснилось. Теперь он принадлежит сам себе, однако, открывшийся мир не стал отдушиной. Он нисколько не лучше, здесь точно так же царят низменные человеческие страсти и беззаконие. Он был разочарован. Нет… Скорее, подавлен тем, что худшие опасения подтвердились. А чего он, собственно говоря, ждал? На что надеялся? Таким, как он, в этом мире нет места. И это чудо, не иначе, что белокожий отпрыск выжил и попал в Интернат. Можно, конечно, осознавать всю неизбежность ситуации, но смириться – никогда! Уверенность в собственной неординарности, избранности подстегивала его. И с прочитанной когда-то пословицей: «Где родился, там и пригодился», – ему не по пути. Парень знал: совсем скоро его жизнь круто изменится. Шедший позади Годогост был тому подтверждением.

Кожа на лице и лысой голове покраснела и начала болеть. Снимающее болевые ощущения заклятье помогло, но ему приходилось прятать открытые части тела от злых лучей чужого солнца. Целью Годогоста была Одинокая топь, и до нее нужно добраться как можно скорее. Во-первых, там, в развалинах, можно укрыться от полуденного зноя. Во-вторых, найти вход, брешь между мирами, портал… – как его не назови, суть одна, – и вернуться домой. Только вот со вторым пунктом все гладко лишь в мыслях. Как осуществить переход… как, вообще, найти двери, ведущие домой, гмур не имел ни малейшего представления. Случай особый, с подобным ему не приходилось еще сталкиваться. Его наставник, светлый маг Акамир, не раз упоминал о возможности перехода в другие миры. Однако это считалось Высшей магией, недоступной таким недоучкам, как Годогост.

Боги, даровавшие ему при рождении частичку своей силы, не оставили и здесь, на чужбине. Они послали ему спутников – подростков с непростой судьбой, не растерявших лучших человеческих качеств. Их судьбы сошлись, а к чему это приведёт, покажет ближайшее время.

Путники шли довольно долго. Годогост всё пытался вспомнить местность, разглядеть знакомые детали пейзажа. Тогда, после перехода, он был напуган, растерян и, конечно же, поступил глупо. Ноги сами несли его по таящей опасности ночной пустоши. Легкое заклятье «Ясный след» он все же не забыл, а вот Светляком предпочёл не пользоваться. К тому же ночь была довольно светлой. А небо… от вида незнакомых созвездий и одинокого диска Луны он едва не лишился чувств. Луна-дочь сиротливо светила на него сверху. А где же вторая вечная спутница – красная громадина, Мать? Он в другом мире! Тогда эта догадка показалась ему сумасшедшей…

– Почти дошли, – объявила Ясмина, щурясь и смешно морща носик от слепящих солнечных лучей. – Вон те развалины, там Одинокая топь!

Годогост и сам всё почувствовал. Ключ на груди вдруг мгновенно стал тёплым, но не таким горячим, как тогда, в колодце. Опасаясь новых ожогов, гмур все же достал его из-под одежды. Несомненно, это верный знак, они на правильном пути.

– Уж извините, это страшное место, – зеленоглазая спустилась с пригорка, вставая позади своих спутников. – Кто из вас пойдет дальше первым, решать вам, но я буду сзади.

– Кто, кто, – напыщенно заворчал гмур, выпятив грудь. – Конечно же, я!