К концу Гражданской войны оголодавшее население Советской России мечтало о сибирском хлебе, тогда как возрождавшаяся помалу экономика нуждалась в ресурсных инъекциях. Недра европейских губерний уже не могли удовлетворить растущий индустриальный аппетит. Как назло, именно к началу 1920-х гг. состояние железнодорожного транспорта республики перестало отвечать запросам промышленной логистики. Ситуация потребовала от правительства срочно заняться налаживанием арктического судоходства.
Уже к середине XVII в. северное побережье Евразии было обследовано русскими землепроходцами практически на всем своем протяжении. Тем не менее, даже 260 лет спустя попытки наладить регулярное морское сообщение с устьями сибирских рек разбивались об отсутствие в Арктике сети метеорологических станций и службы ледового мониторинга.17 Первым шагом на пути развития северной периферии стала «советизация» Комитета Северного морского пути (Комсеверпуть), созданного еще колчаковским правительством в 1919 г.[5] Постепенно расширяя свои полномочия, Комсеверпуть координировал общие усилия государственных органов и двух исследовательских организаций, одновременно учрежденных для содействия освоению Крайнего Севера.
Первая именовалась Северной научно-промысловой экспедицией (Севэкспедиция) и отвечала за развертывание комплексных научных изысканий в самых труднодоступных районах Арктики. Вторая носила оригинальное имя в духе советского новояза – Плавморнин, что означало Плавучий морской научный институт. Как и следовало из названия, институт базировался главным образом на приданных судах, занимаясь оценкой и изучением рыбных богатств Баренцева моря. Обе организации активно взаимодействовали с Академией наук при посредстве ее Арктической комиссии, учрежденной в 1914 г. и возобновившей свою деятельность при ленинском правительстве. В 1923 г. одна из экспедиций Плавморнина на борту исследовательского судна «Персей» впервые в советской истории приблизилась к берегам Земли Франца-Иосифа. Два года спустя Севэкспедиция была преобразована в Институт по изучению Севера во главе с 44-летним геологом Рудольфом Самойловичем. Под его энергичным руководством институт распространил свою деятельность на акваторию Белого, Баренцева и Карского морей, а также острова, в этих морях расположенные. От Севэкспедиции институту достался маленький флот в составе моторной шхуны «Шарлотта» и бота «Зарница». Летом 1927 г. шхуна доставила на Землю Франца-Иосифа первую советскую научную группу, совершившую две высадки на о. Нортбрука, в том числе и на мысе Флора.18
В 1920 г. наблюдения за погодой на территории от западного побережья Таймыра до западного побережья Новой Земли вели всего 4 метеостанции, организованные в 1882–1915 гг. Берега ЗФИ не видели ученых с 1914 г. и спорадические визиты специалистов Плавморнина не могли дать полное представление о природных процессах, происходящих на островах. Расширение метеорологической сети в северном направлении становилось одной из важнейших задач, решение которой имело и политическую окраску. Постоянно действующие форпосты науки на Крайнем Севере автоматически становились признаками эффективного суверенитета.19 Начиная с 1920 г. Главное гидрографическое управление ВМС республики требовало установить «радио-метеорологические станции» в двух ключевых пунктах архипелага Новая Земля – на мысе Желания и в проливе Маточкин Шар. Летом 1922 г. на Новой Земле побывал уполномоченный Совета Труда и Обороны РСФСР по вопросам Северного морского пути Георгий Красинский. По итогам поездки он представил на имя Наркомвоенмора РСФСР записку, копии которой получили Управление делами Совнаркома и Наркоминдел республики. В документе, датированном 15 ноября 1922 г., Красинский сделал упор на «продолжающийся незаконный промысел норвежцев» у берегов Новой Земли и высказал мнение, что «формально-фактическое закрепление» этих островов за Советской Россией невозможно без строительства на них радиостанции, одновременно являющейся местом постоянного пребывания представителей власти. Представление Красинского нашло полное сочувствие у управделами Совнаркома Н. П.Горбунова, а уже на следующий день было принято постановление Госплана РСФСР «О колонизации Новой Земли». В начале декабря того же года с доводами Красинского согласились участники совместного совещания представителей вышеуказанных органов и ученых. К тому времени норвежский промысел морского зверя в советских водах начал переход на концессионные рельсы и хотя бы формально перестал быть незаконным. В связи с этим совещание нашло возможным ограничиться на Новой Земле одной полярной станцией. Последняя была успешно построена в августе-октябре 1923 г. на северном берегу пролива Маточкин Шар близ выхода в Карское море.20
Норвежские зверобои с 1867 г. вели промысел на Новой Земле, а спустя двадцать лет появились и на Земле Франца-Иосифа.21 На Новой Земле это уже в конце XIX в. привело к установлению русского военно-морского присутствия и началу весьма ограниченного заселения островов большеземельскими ненцами. Разумеется, в период революционного лихолетья какой-либо контроль над островами Арктики был утрачен и западное побережье Новой Земли оказалось фактически открыто для любой деятельности иностранцев. Враждебность между Россией и Норвегией не наблюдалась и в этих условиях, хотя вопрос о статусе Шпицбергена продолжал служить камнем преткновения в отношениях двух стран. Российская Империя последовательно декларировала особый интересе к этому архипелагу на международных конференциях в 1910 и 1912 годах. В 1920 г. статья 10 Договора о Шпицбергене гарантировала русским подданным те же права, что и гражданам прочих «Высоких Договаривающихся Сторон». Тем не менее, Советское правительство поначалу отказалось признавать договор, заключенный без участия его представителей. В действительности вопрос о Шпицбергене воспринимался большевиками как часть более важной проблемы, а именно международной изоляции Советской России. Для ленинского правительства Шпицберген был шансом добиться признания своей легитимности норвежцами.
В 1921 г. две нации сделали первый шаг к восстановлению официальных отношений, заключив Предварительное соглашение. В мае 1923 г. советское правительство предоставило норвежскому предпринимателю Кристиану Кристиансену концессию на ведение китобойного промысла на Крайнем Севере и Дальнем Востоке страны. В сентябре того же года Aalesunds Rederiforenings Saelfaugruppe (Группа судовладельцев г. Олесун) также получила право на добычу тюленей и китов в водах между Кольским полуостровом и западными берегами Новой Земли. Кульминацией сближения стало официальное признание Советской России норвежской короной, за которым немедленно последовало советское признание норвежского суверенитета над Шпицбергеном и островом Медвежий.22 С другой стороны, официальное включение Свальбарда-Шпицбергена в состав Норвежского королевства 17 июля 1925 г., равно как и усиление контроля Канады над Северо-Западными Территориями в июне того же года, ускорили принятие Советским Союзом «секторальной стратегии» в его арктической политике.23 15 апреля 1926 г. Президиум ЦИК СССР особым декретом объявил территорией Советского государства «все как открытые, так и могущие быть открытыми в дальнейшем земли и острова…, расположенные в Северном Ледовитом океане, к северу от побережья Союза ССР до северного полюса в пределах между меридианом 32˚04’35» восточной долготы от Гринвича, проходящим по восточной стороне Вайда-губы через триангуляционный знак на мысу Кекурском, и меридианом 168˚49’30» западной долготы от Гринвича, проходящим по середине пролива, разделяющего острова Ратманова и Крузенштерна группы островов Диомида в Беринговом проливе».
Постановление сделало Землю Франца-Иосифа частью арктических владений СССР, на что норвежское правительство поначалу никак не отреагировало[6]. Сам архипелаг оставался вне всякого контроля со стороны СССР и события, изменившие эту ситуацию, лишь частично имели отношение к Норвегии.24 В начале 1928 г. генерал Умберто Нобиле анонсировал план новой воздушной экспедиции в Арктику. Во советских властных структурах с большим удивлением обнаружили, что итальянец собирается лететь к ЗФИ и даже к «Земле Николая II» – ныне Северная Земля. Последняя была впервые замечена русскими гидрографами к северу от Таймыра в 1913 г. и с тех пор оставалась совершенно необследованной.25 15–18 мая 1928 г. дирижабль «Италия» под командованием Нобиле совершил 60-часовой полет из Кингс-Бея (ныне Ню-Олесун) на Шпицбергене к западному побережью Северной Земли через Землю Франца-Иосифа. По пути экипаж дирижабля активно занимался аэрофотосъемкой и собирал научную информацию. После крушения «Италии» 25 мая 1928 г. Советский Союз сыграл ключевую роль в международной спасательной операции, послав в Арктику четыре судна, два самолета и 138 человек личного состава. Большинство уцелевших при аварии дирижабля было подбрано ледоколом «Красин», однако судьба 6 итальянцев оставалась неизвестной, что побудило советскую экспедицию распространить поиски на Землю Франца-Иосифа. Основную работу по осмотру островов архипелага выполнила команда ледокольного парохода «Г. Седов». В конце сентября 1928 г. ледокол «Красин» также посетил западные острова ЗФИ. 21 сентября руководитель экспедиции Рудольф Самойлович организовал высадку на мысе Ниля (о. Земля Георга), где был поднят советский флаг и устроен склад продовольствия. За полтора месяца до этого, в начале августа 1928 г., капитан «Седова» Владимир Воронин с подчиненными высаживался на мысе Лофли в южной части Земли Александры и мысе Иохансена на западном берегу Земли Георга.26
О проекте
О подписке