Крытый экипаж остановился у величественного каменного особняка. Дверца повозки отворилась, и оттуда вышел молодой человек в высоком цилиндре и в черном плаще-макинтоше, поверх которого был небрежно накинут белоснежный шарф. Руки в атласных перчатках сжимали увесистую трость с отполированным до блеска набалдашником в виде головы волка.

Больше всего этот молодой господин напоминал лондонского денди или юного прожигателя отцовского состояния. Правда, последним Владимир Волков себя не считал, хотя многие бы уверили вас в обратном. И прибыл он вовсе не из Лондона, а из Парижа, в котором ему довелось провести последние четыре года жизни. За это время Волков успел соскучиться по Петербургскому свету и теперь спешил наверстать упущенное.

«Как странно так не любить свет и все время желать оказаться в его лучах», – подумал Владимир.

Эта мысль показалась ему достойной пера Байрона. Он и сам считал себя немного поэтом, но особого рвения на этом поприще не проявил. Так разум иногда рождал поэтичные строки и достойные пера замечания, но часто пера под рукой не было, и строки гибли. Владимир всегда считал, что лучше отдаваться жизни, чем глупым мечтаньям и поэтому всячески стремился окунуться в ее лоно, пытаясь наверстать упущенное.

После полученного на Кавказе ранения, его, молодого офицера, списали из войск, поскольку травма оказалась серьезной, и колено собирали разве что не по осколкам. Целый год он лечился на водах, а потом еще долго восстанавливался. Сейчас нога чувствовала себя хорошо, и он уже вполне мог обходиться без трости, но привычка всегда держать ее при себе у Владимира осталось. Но на тот момент о военной карьере пришлось забыть. А отец вместо того, чтобы поддержать несчастного отпрыска, будто обиделся, и по возвращению сына в Петербург встретил его весьма холодно. А вскоре отослал учиться в Европу. Возможно, он чувствовал угрызения совести за полученное сыном ранение, а возможно не хотел видеть его, как напоминание о своем разочаровании. Мысли родителя всегда оставались для Владимира загадкой вплоть до самой отцовской смерти, после которой он и оказался вынужден вернуться в столицу.

И теперь спустя долгие годы он хотел увидеть Петербургский свет, которого был лишен. Хотя, по его мнению, этот свет ничем не будет отличаться от увиденного им в лучших домах Парижа. Там и тут – везде одно и то же: мужчины будут похваляться, как павлины, выставляя себя напоказ, а женщины флиртовать, скрываясь за маской благочестия. Зато здесь наконец-то он сможет вновь встретить друзей. Эта мысль радовала.

На улице стояла ранняя осень, но погода была уже ветреной и прохладной. Петербург всегда казался Владимиру серым городом в отличие от Парижа, а сегодня он выглядел еще и мрачным.

– Свободен, – сухо сказал он извозчику и кинул тому монету.

– Благодарствую, ваше благородие, – поймав монету, произнес мужик и, ударив вожжами, погнал лошадь вперед.

А молодой дворянин небрежной походкой направился к особняку.

В парадной, любезно кланяясь, его встретили слуги. Владимир снял с головы цилиндр, обнажив длинные волосы, собранные хвост. Волосы были черными, как истинный агат, но даже в самых безупречных камнях иногда встречаются изъяны, и таким изъяном на голове Волкова оказался маленький седой локон, спадающий на лоб. Эту первую седину Владимир получил на Кавказе в тот злополучный день, когда у его ног взорвалась бомба. Впрочем, за изъян седой локон Волков не считал, напротив, эта тонкая седина придавала его образу шарм. Руки не одной красавицы накручивали манящий локон на свой пальчик, наслаждаясь его пепельным цветом на этих черных волосах. И Владимир тоже любил его и поэтому всегда старался отрастить челку чуточку длиннее, подчеркивая тем самым свою уникальность.

Вслед за цилиндром в руках лакея очутились белоснежный шарф и плащ. Трость молодой дворянин не отдал и, постукивая ею по мраморному полу, направился в зал. Перед ним распахнули дверь, и камердинер громко объявил:

– Владимир Михайлович Волков.

Перед дворянином открылся огромный зал с высоким расписанным под голубое небо потолком, который освещала не одна, а сразу три сияющих хрустальных люстры. От мраморного пола к своду потолка тянулись белоснежные колонны, выполненные в античном стиле. Оркестр, располагающийся в дальнем конце зала, зазывно играл вальс, под который большая часть публики весело кружилась в танце.

«Все как всегда», – отметил про себя Волков.

Некоторые, расхаживающие по залу дворяне, богатые помещики и чиновники, те, что не кружились в танце, обратили взоры в сторону вновь пришедшего. Кто-то навел на него лорнет, кто-то скользнул скучающим или оценивающим взглядом, а затем вернулся к делам. Владимир с гордым видом прошел мимо. К нему навстречу выдвинулся хозяин дома – граф Сажнев, но молодой человек с длинными светлыми волосами и сияющими глазами опередил его.

– Владимир, дружище! – Светловолосый заключил друга в объятья. – Когда ты прибыл? И почему даже не сообщил?

– Решил нагрянуть внезапно, Паша, – похлопав Зайцева по плечу, произнес Волков. – И попасть с корабля на бал, как говорится… Здравствуйте, граф.

Владимир отвесил поклон подошедшему Сажневу и протянул тому руку.

– Рад видеть тебя, Владимир Михайлович, – улыбнувшись в седые усы, произнес граф. – Мы с твоим покойным батюшкой всегда были хорошими приятелями. Кажется, еще вчера я нянчил тебя на руках, а теперь ты уже взрослый мужчина, а я старик, которому и кадриль уже пытка.

– Ну, полно вам, Степан Максимыч, небось, как держать саблю вы еще помните, – любезно польстил Волков.

– Это я впитал с молоком матери и этого у меня не отнять! – улыбнулся старик.

Дверь позади распахнулась и в зал еще кто-то вошел. Камердинер объявил и их. Степан Максимыч произнес:

– Прошу прощения, господа, но вынужден оставить вас. Надеюсь, мы еще поболтаем с тобой, Владимир Михайлович, но, а пока, сам понимаешь, гости…

И старик ушел к вновь пришедшим, а к Владимиру и Павлу подошел еще один молодой человек. Он был высокий и статный, в строгом офицерском мундире, к которому, несомненно, шли его густые бакенбарды.

– Приветствую, Владимир, – широко улыбнулся Орлов.

– Здравствуй, Алексей, – пожав другу руку, произнес Волков. – Я вижу, ты все еще служишь?

– Наш Орлов прямиком с Кавказа, – опередив офицера, ответил за него Павел. – Я-то оставил эти благородные порывы, как и ты после ранения. А он все служит.

– Да, но пока я в Петербурге, – сказал Алексей. – Владимир, расскажи лучше о себе? Как ты?..

– Да! Как заграничная жизнь? Как Париж? – вновь перебив друга, спросил Павел. – Как парижаночки, такие же прелестные кокетки?

– Братец, мы слышали о нелесной истории, приключившейся с тобой из-за одной особы?!

– Да, злые языки не врут, – улыбнулся Владимир.

– Но, как вижу, ты жив здоров, – сказал Алексей.

– Мы слышали о дуэли?!

– И снова слухи не лгут, – кивнул Владимир.

– Поосторожней с этим, братец, – произнес Алексей. – У государя нашего дуэли не в почете. Вот на Кавказе в полевых условиях – это другое дело, там все на горцев списать можно. Помню, была у меня одна черкесочка…

– Так, Орлов заговорил о Кавказе, значит надо отсюда уходить, братец. – Зайцев взял друга под руку и повел вглубь зала мимо роскошно одетых господ, наслаждающихся приемом, мимо очаровательных дам и их гордых кавалеров.

Немного опешивший Орлов устремился за ними.

– Давай, братец, я тебе пока местную публику покажу. Познакомлю с нашими. Вон смотри – это генерал Ютузов с супругой, – указал Павел на облаченного в мундир мужчину с еще густыми усами и бакенбардами, но уже с облысевшей головой. – Очень богатый субъект и начальник нашего Орлова, но, несмотря на это, весел и остроумен. Рекомендую, но не советую сближаться. У него две незамужние доченьки, но, увы, весьма не миленькие.

– А это кто? – кивнув в сторону престарелой дамы увешенной брильянтами, спросил Владимир.

– О! Княгиня Ольга! – шепнул другу на ухо Павел. – Уже не одного мужа на тот свет спровадила, а все рыскает по балам в поисках молодых ухажеров. В общем, не советую.

– Ты лучше обрати свой взор туда, мой друг, – вкрался в разговор Алексей. – Прелестные особы и одни, без маменек. Вот к ним-то он и ведет тебя, дружище.

Три прекрасные, как утреннее солнце, молодые барышни стояли возле колонны и о чем-то оживленно беседовали. Завидев приближающихся к ним друзей, девушки смущенно заулыбались.

– Bonsoir¹, сударыни, – поприветствовал Павел.

Девушки кивнули.

– Хочу рекомендовать вам моего доброго друга и сослуживца по Кавказу Владимира Михайловича Волкова. Прошу заметить: прямиком из Парижу. – Павел подмигнул, и сударыни вновь заулыбались, покрывшись легким румянцем. – А эти молодые прелестницы, мой дорогой друг: Мери, Лиза и Аня.

Про себя Волков отметил, что последнее имя Павел произнес с особым трепетом. Молодая стройная девушка обладала чарующими темно-карими глазами и обворожительной улыбкой. На вид шестнадцати-семнадцати лет, совсем еще юна и по-детски прелестна. Ее подруги оказались не столь юны, но тоже выглядели весьма милыми.

– Я очарован, сударыни, – кокетливо, с улыбкой, кивнул Владимир.

– И как там в Париже, месье Волков? – заговорила Мери, обмахиваясь кружевным веером.

– Весьма недурно, – вновь улыбнулся Волков.

– Ой, знаете, а здесь у нас такая скука!

– Ну, зря ты так, Лиза, – произнес Павел. – Не так уж у нас и скучно. Правда, Аня?!

– Да, – кивнула красавица. – Часто на балах бывает очень весело. А вы бывали на Парижских балах, месье Волков?

– Аня, ну, конечно же, бывал, – перебила подругу Мери. – Правда, ведь, месье Волков?

– Правда, – кивнул Владимир. – Но поверьте мне, балы везде похожи. Что тут, что там, все говорят по-французски и предпочитают вальс, только люди разные.

– И как вам парижане, месье Волков? – спросила Лиза.

– Весьма достойные, интересные и остроумные люди.

– А француженки красивы? – спросила Аня.

– Да, – улыбнулся Владимир. – Но перед вашей красотою, дамы, их красота меркнет.

Девушки вновь покрылись легким румянцем и заулыбались, пряча эмоции за веерами.

– Как вы галантны, – проворковала Лиза.

– Кто это у нас о красоте тут рассуждает? – раздался позади уже немолодой женский голос.

Все обернулись и увидели пожилую даму, держащую в одной руке бокал шампанского, а в другой лорнет.

– Это месье Волков, маменька, – ответила Аня.

Владимир поклонился. Дама, приблизив лорнет, внимательно на него посмотрела.

– Вы, случаем, не сын покойного Михаила Андреевича?

– Истинно так, – кивнул Владимир.

– Знавала я вашего батюшку, – сказала дама. – Но похвастаться этим не могу. Наше поместье по соседству стоит. Помнится, мой покойный супруг всегда из-за леса с вашим батюшкой собачился.

– Кажется, я тоже припоминаю этот случай, – произнес Владимир. – Помнится, мой батюшка даровал вольный для своих крестьян лов дичи в местных лесах, а соседский помещик был этим весьма недоволен. Если мне не изменяет память, его фамилия была Ларионов.

– Верно, это был мой супруг! – воскликнула дама. – Петр Карлович. А я – Елизавета Федоровна.

Волков еще раз поклонился. Елизавета Федоровна коротко ему кивнула и, подняв перед собой лорнет, назидательно произнесла:

– И, прошу заметить, что спор у них вышел не из-за вольнодумства вашего покойного батюшки, а из-за того, что он приписывал наш лес себе!

– Мне кажется, этот лес был общим, – сказал Владимир. – Но, как вам будет угодно. Давайте не будем ворошить прошлое.

– Вы правы! – всплеснула руками Елизавета Федоровна. – Что это мы. Давайте забудем о склоках старых соседей, к тому же, это было так давно. Надеюсь, вы не такой, как ваш батюшка?!

– Ну что вы, я на него совсем не похож.

– Вот и чудно, – улыбнулась Елизавета Федоровна. – Давайте тогда выпьем с вами шампанского.

– Давайте все выпьем шампанского, – порадовавшись, что все обернулось таким чудесным образом, воскликнул Зайцев. Он кивнул лакею с подносом и тот подошел к компании.

Павел взял шампанское и все остальные последовали его примеру.

– Давайте выпьем за мир, – произнес он.

– А я бы выпила за знакомство с месье Волковым, – сказала Аня.

– И я бы тоже, – вторила подруге Лиза.

– Тогда за тебя, мой друг, – сказал Орлов.

Все выпили.

– А теперь прошу меня извинить, мне нужно пообщаться с доченькой, – сказала Елизавета Федоровна.

– Надеюсь, еще увидимся, месье Волков, – произнесла напоследок Аня.

И они ушли. Подруги, раскланявшись, поспешили вслед за Аней и ее матушкой.

– Прелестные создания, – сказал Алексей.

– В особенности Аня, – мечтательно вздохнул Павел.

– Господа, предлагаю переместиться в более удобное место и отметить мое возвращение, – предложил Владимир.

– Попойка! – оживился Алексей. – С превеликим удовольствием последую твоему зову.

– А я, пожалуй, вынужден отказаться, – сказал Павел. – Я обещал Ане ангажировать ее и ее маменьку завтра в театр. И мы еще не успели договориться. К тому же, не хочу завтра выглядеть потрепанным.

– Как хочешь, – пожал плечами Владимир.

– Но я надеюсь, ты завтра не откажешься составить нам компанию, – поспешил исправиться Павел.

– Театр, не знаю…

– Только не отказывайся, прошу тебя, – умоляюще произнес Павел. – Я пошлю своего лакея, чтобы он сегодня же взял на вас билеты, друзья мои.

– Буду рад, – сказал Алексей. – Надеюсь, Лиза с Мери там тоже будут.

– Конечно, – подмигнул Павел. – Там даже будет и сам государь. Владимир, где ты остановился?

– В трактире «У Гофмана», – ответил Волков.

– Завтра с утра я пришлю тебе билетик, – пообещал Павел. – Надеюсь, ты не откажешься. А теперь прощайте, друзья.

Юсупов поклонился и поспешил на поиски Ани.

– Влюблен, – кивая вслед уходящему другу, заключил Владимир.

– До безумия, – ответил Алексей. – Ну что, куда направимся?

– К Гофману. Думаю, там тебе понравится.