Рассказ-терапия о человеке, который болен лимфомой с многочисленными осложнениями, с которого началась эта книга. Он не пришел на консультацию, тем самым сподвигнув меня как психолога к сильному расширению своей практики за пределами кабинета в виде писательства, чтобы показать другим заболевшим посредством книги, что за любой болезнью нет ничего мистического и за всеми диагнозами всегда находится обычная, или пусть даже необычная, но все же человеческая история, которая все равно является проявлением жизни и ничем больше. Так появились рассказы «Людям о людях». В этой истории талант борется с номенклатурой – это личная драма этого человека – причиной его болезни было увольнение из театра по доносу и репрессии в родне в 30-х.
«Уважаемый, пройдите, пожалуйста, с нами». Это шутка, нет – это точно розыгрыш, но по лицам милиционеров было понятно, что шутить они не умеют. Василий внутренне собрался и даже догадался о причине его приглашения в отдел. Ему же недавно досталась главная роль шпиона и врага народа в новой постановке, и он сам шутил внутри себя, что такого шпиона он бы и сам арестовал и расстрелял бы с удовольствием. Играл он бесподобно! Шпион Василия, который по сценарию саботировал работу строительства новой ГЭС и одновременно рьяно, для показухи, поддерживал советскую власть для отвода глаз, был бесподобен. Зрители взрывались в порыве возмущения! Это была звездная роль! Василий ощущал себя подлинным народным артистом. Впереди была большая карьера в Москве. «Везунчик же я! – думал иногда Василий о своем таланте. – Такая удача стать артистом для советской родины! Буду обличать врагов на сцене!»
В отделении было ужасно. Сразу были приставлены конвоиры. Основной упор обвинения был представлен тем, что только настоящий шпион знает все тонкости той роли, которую играл Василий. Значит, он и есть шпион. Это расстрельная статья. Улыбка и одновременно страшная печать пронзала Василия и ломала ему душу в осколки. «Ну как же так, товарищи?! Я же специально вошел в роль, чтобы народ увидел, как они на самом деле ведут! Я же их разоблачал на сцене! Это же просто искусство! Но все было бесполезно».
Перед Василием лежала плотная пачка доносов. Оказалось, на него давно уже доносили почти все, даже режиссер труппы. Она еще даже не закончила театральный вуз и тоже хотела жить и работать в Москве в дальнейшем. Василий представлял, что они даже будут хорошими друзьями в большом творческом будущем. Она обвинила Василия в чрезмерном рвачестве, это явно признаки карьеризма, что является пережитком буржуазного мира. Даже костюмер студенческого театра обвиняла Василия, что он растратчик социалистической собственности и что он был замечен на прогулке в городе в театральной одежде. Но тогда нужна была роль – нужно было пройтись по улице, чтобы вжиться в роль!
Василий страшно вспотел и, казалось, уже сломался. Но все равно нервный злой пульс внутри поддерживал его, но только это был пульс не Василия, что-то иное в нем. Уже в камере еще раз ужаснула мысль о такой огромной стопке доносов. Приговор был ясен. Домой даже не пытались сообщать. Даже воды не дают. Нужно, видимо, было уже принять судьбу. Странно, но злой пульс прямо потребовал от Василия дорепетировать роль полковника НКВД, которая по иронии судьбы ему досталась в самой последней постановке, которая еще не вышла. «Буду жить артистом до конца – такая у меня судьба! Тут и антураж подходит».
Через секунды уже от Василия не осталось ничего, кроме энкавэдэшного полковника. Глаза источали сталь. Через минуту под гипнозом мощного таланта истинного актера охранник-лейтенант нервно открывал дверь камеры, извиняясь за такую ужасную ошибку. Через пять минут все протоколы допроса и все доносы были лично отданы Василию. Тут и нашлась форма, которую надел Василий, – хороший реквизит в НКВД, подумал Василий. Вот и оружие. «Нет, я так просто не сдамся! Я талант, такие не пропадают!» Щеголь – крепкий полковник НКВД Василий вышел на улицу и увидел глазами, как люди трепещут перед его обликом – прямо медали отливай, все в глазах стального полковника открылись потенциальными предателями, вся Москва стучала на всех!
«Ох и талантище ты, Василий», – подумал он сам о себе. Это был звездный час! Главная роль свободы – пик мастерства! Уже в поезде печаль, но только уже внутренняя, пронзила Василия до глубины души – он понял, что, будучи настоящим самородком, он, к сожалению, оказался среди посредственности, которая изображала связь с искусством. В Москве все сокурсники просто симулировали актерское мастерство – никто его так и не понял. Москва до мозга и костей мертва – там только стукачи разного толка. Нет там подлинного огня искусства. Ни одной стоящей души! Злой пульс нашел свое место внутри Василия – это его внутренняя особенная целая театральная школа! Уже через час Василий утопал в мыслях-мечтах, как он создаст свой театр где-нибудь в провинции, но искренними неиспорченными людьми! «Что меня теперь остановит? – я и есть искусство – оно меня ведет! Эти менты и стукачи мне еще на сцене будут цветы дарить!»
Рассказ-терапия про мужчину, который страдал раком кишечника, но ничего не хотел даже знать про психотерапию и умер.
«Черт, что за день! Вы видели, этот жид так был похож на Иисуса, у меня даже рука поначалу дрогнула! Но потом я ему в рыло выстрелил! Зачем я ему посмотрел в глаза?! Вот черт! Словно я в икону выстрелил. Сука жидовская под нашего Бога заделался! Шайзе!»
Николай уже целый год ходил в карателях и уже хорошо говорил по-немецки. Еще в начале войны он перебежал к немцам осознанно, чтобы служить в СС. С детства еще в Бердичеве нелюбовь к евреям у него была просто зверская. Всегда что-то изнутри хотело некого возмездия, даже неизвестно за что! Так надо! Но дружить с жидами приходилось, потому что их было много – они были повсюду, даже говорить на их языке! А потом уже на учебе в Доброхиме (Добровольном обществе друзей химической обороны и промышленности) он мечтал создать такой газ, который уничтожит всех жидов, а всех остальных оставит в живых. А тут вскоре война, и немцы как раз его мечты хотели реализовать. Надо сказать, что Николай со времен учебы никогда не расставался с противогазом, где-то внутри ожидая, что жиды могут опередить и первыми применят такой же газ, но только против него и высшей расы. Суки, выродки!
Работа карателем, в сущности, тяжелый труд. Расстреливать десятки людей в день – это физически трудно. Но надо было стараться перед немцами, и Николай старался! Еще в Бабьем Яру его заприметили эсэсовцы, и их удивило, что Николай без всякого заискивания перед ними хладнокровно сам расправлялся с поступающими в бесчисленном количестве на казнь евреями. Для Николая это был шанс, и он им удачно воспользовался. Сейчас он руководил расстрельной командой русских и украинских перебежчиков в айнзацкоманде под руководством штурмбаннфюрера СС д-ра Бруно Мюллера в Западной Польше.
Николай даже осмелился показать Бруно Мюллеру свой личный план уничтожения евреев и свою химическую формулу газа, который будет убивать только жидов. Таких безумцев хватало во время оккупации, и многие очень сильно разделяли идеи Третьего рейха, но Николай был не безумец. Получив личную расположенность такого высокопоставленного офицера, Николай уже грезил идеальным порядком на планете и своим местом в нем. Николай был уже почти пророком для себя.
Расстрелы и казни продолжались – война шла. Служа Третьему рейху уже в Треблинке-2, Николай уже полностью мимикрировал под истинного арийца. Он руководил процессом уничтожения польских евреев и к визиту Гиммлера весной 43-го был удостоен награды в виде нацистской формы и перевода из вахманов в штат СС в чин шарфюрера. Это означало, что Николай в Третьем рейхе стал бессмертным. Вахманов же оставлять в живых после войны немцы даже не планировали.
Август был тяжелым месяцем. Гиммлер приказал сжечь все тела, которые до этого были просто засыпаны в рвах. Странный приказ, но это приказ. Пленные работали, и крематорий работал исправно, но с большей нагрузкой. Николай ощущал свое превосходство над жидами уже не на шутку, позволяя себе невиданную жестокость уже без всякого повода. Одновременно он ощущал и их лютую ненависть к нему. Они его боялись больше всего – потому что он хорошо понимал польский, говорил на украинском, русском и иврите и уже убил немало узников просто за то, что он слышал их ругательства и недовольство, принимая их на свой счет.
Внезапный взрыв крематория сильно контузил Николая и бросил его в трупы недавно раскопанных евреев, приготовленных к сжиганию. Череда взрывов продолжалась – восстание разгоралось! Треблинка-2 восстала!
Находившегося среди трупов сильно контуженного Николая заволакивал газ «Циклон Б», который был специально разработан для окончательного решения еврейского вопроса. Кристаллы газа «Циклон Б» щедро разбросало после взрыва вокруг – они испарялись и забирали жизнь шарфюрера СС Николая Василенко. Паника и перестрелки слышны были уже словно вдалеке. Николай кашлял, шла пена изо рта, и только лицо молодого Христа смотрело в лицо Николаю так близко и так сострадательно, что Николай почувствовал на себе всю тяжесть ноши, которую он взвалил на себя! Он так устал нести крест спасителя на себе! Его Душа так сильно устала! Он устал убивать во имя идеала, которого даже не понял до конца. Господи, если ты есть, возьми меня, искупи мои грехи! И Бог дышал им, и Бог взял ношу Николая. И Николай ушел к Богу с легким сердцем, весь содрогаясь от слез, так, как только может плакать сама Душа, которая вечно скиталась по мраку и нашла путь домой! Николай узрел Бога в истинном лице – Бога, спасающего даже тех, кто спасен быть не может! В глазах Николая появились небеса!
Спасителем был подросток, очень похожий на Христа, – Яша Зацман, служащий в крематории посыльным. Он случайно увидел контуженного и задыхающегося Николая, стонущего в трупах. Сам едва оправившись после взрыва, он выбежал на небольшой вентиляционный холм, спасаясь от газа, но он видел оттуда отчетливо предстоящую смерть Николая. Разум Яши хотел мстить, но Душа хотела спасти. Набрав большое количество воздуха в легкие, Яша подбегал к Николаю и выдыхал его прямо ему в рот и потом немного его оттаскивал от облака газа, и так много раз, отбегая и прибегая с новой порцией воздуха, пока не вытащил Николая на себе на тот же холмик, откуда было видно яркое солнечное голубое небо! И убежал дальше! Восстание разгоралось!
Уже потом в Аргентине, спасшись от возмездия Красной армии, Николай иногда с трепетом заходил в синагогу с сильным комком в горле, осознавая, что у Бога нет врагов. У Бога все друзья, и Бога он видел лично, Бог его спас лично – и Душу, и тело, и для Николая было особо важно, что Богом был обычный еврейский мальчик, которого Николай хотел навсегда со свету изжить вместе с остальными. «Как жаль, что я был тогда так глуп», – думал про себя часто Николай.
О проекте
О подписке