– Не делай так больше никогда. Если тебе захочется в «свободное плавание», скажи мне, я не буду тебя удерживать. И ничего вернуть не потребую. Но пока ты со мной, у тебя больше никого не будет. Я никогда не предупреждаю дважды. Это только в сказках дают возможность ошибаться три раза.

Сквозь слезы она посмотрела в его глаза. Там не было ничего такого, что она ожидала увидеть – ни угрозы, ни холода, ни жестокости. Скорее даже сожаление и участие. Но еще жесткая, железная непреклонность. Спорить с таким взглядом невозможно.

– Теперь иди в ванную, приведи себя в порядок. Сегодня я не останусь – не хочу рисковать оказаться вторым. Увидимся завтра.

Больше таких проблем у них не возникало. Анечка была девицей легкомысленной, но, отнюдь, не глупой.

Парня того она еще видела пару раз, но тот ее демонстративно не замечал. Похоже, Чип и Дейл умеют подбирать слова в «деловых беседах».

Вот это парни! С ними бы она с удовольствием пообщалась «накоротке». Особенно с Чипом. Дейл какой-то простой и мужиковатый. Сидор его, наверное, держит только из-за габаритов – шкаф шкафом. Но эти ребята относились к ней почти так же, как к машине шефа. Дорогая блестящая игрушка, прихоть хозяина, за которой нужно приглядывать, чтобы не испортилась и не причинила ему неприятности. Ведь машины имеют странную особенность врезаться в деревья, а иногда еще и взрываться. А девицы норовят завести знакомства, вредящие шефу, и выболтать то, чего другим знать не полагается.

Анечка расплатилась с водителем и поднялась на второй этаж в свою квартиру, которая со времени знакомства с ее благодетелем разительно изменилась. Комнат в ней не прибавилось – как было две, так и осталось. Но теперь она превратилась в очень уютное и теплое гнездышко.

Девушка захлопнула дверь, сбросила плащ на пол, прошла внутрь, раздеваясь на ходу. Когда она дошла до ванной, на ней оставались только высокие мягкие сапоги, чулки и трусики, которые на ходу не скинешь. Она взялась за ручку двери, но, чуть подумав, вернулась в комнату и достала из ящичка в трельяже маленький пакетик с белым порошком.

Это был кокаин Сидора. Изредка, чтобы расслабиться после трудного дня или, наоборот, обострить чувства при сексе, он «забрасывал понюшку». Но делал это крайне нерегулярно и наркоманом не был. То ли его странный мужицкий организм не поддавался привыканию, то ли железная воля удерживала. Он и ей пару раз давал нюхнуть, но однажды она сама его попросила. Сидор изменился в лице, подошел к ней, больно сжал плечи и, глядя в глаза, сказал:

– Знаешь, девочка, я тебя почти люблю. Но если ты станешь наркоманкой – вышвырну на помойку. И не буду об этом жалеть ни секунды.

С того дня она позволяла себе микродозы раз в две-три недели. И ее почти не ломало, не сильнее, чем обычное похмелье. Наверное, аура Сидора действовала и на окружающих.

Она посмотрела на пакетик. Такой же она видела у Сидора дома. Она погрузила в порошок длинный блестящий ноготь большого пальца, поднесла его к трепещущим ноздрям и с силой втянула воздух, успев подумать, что в этот раз, кажется, перебарщивает. С удовольствием она оглядела в большом зеркале свою стройную фигуру, хихикнула, заметив, что нос перепачкан в кокаине, как будто она рылась в муке, обтерла его ладошкой и, почувствовав, что краски становятся ярче, а в ушах появился легкий гул, поспешила в ванную. Там она включила воду и опустилась на дно.

Голова закружилась. Сначала тело полегчало, и ей казалось, что она сейчас взлетит. Вскоре она обмякла. Руки, закинутые за голову, сползли вниз, задержавшись на груди, и по ней словно пробежал электрический разряд. Соски моментально взбухли и затвердели, внизу живота разлилось море огненной лавы. Горячая вода, сбегая по бедрам, вызвала целый табун мурашек, поскакавших по всему телу.

Она вздохнула и сдалась окончательно. Одна рука принялась ласкать грудь, теребя и сдавливая сосок до боли, а вторая потянулась вниз, вниз…

…Ускользающее сознание успело отметить, что она так и не сняла остававшуюся на ней одежду…

…Несносный старик вернется только через неделю. Черт бы его побрал с его командировками. Так трудно без мужчины…

Ранним утром, когда солнце только позолотило шпили «высоток» и они стали похожи на свечки, Сидор-младший вышел из вагона на перрон Казанского вокзала. В руках у него была только небольшая спортивная сумка. На этот час приходился самый пик прибытия поездов дальнего следования, и, несмотря на ранний час, вокзал был заполнен встречающими, транзитниками и теми из прибывших, которые еще не решили, куда им в столице податься. Петр Сидоров, он же Сидор-младший, был очень похож на отца, только на голову выше и еще шире в плечах. Такое же простое русское лицо, вьющиеся русые волосы, но еще не тронутые сединой.

Петр страшно не любил внедренную в России систему, когда поезда приходят в Москву ни свет, ни заря. В поезде он подолгу не мог заснуть, поэтому приезжал совершенно разбитым. Он купил традиционную по приезду бутылку «Афанасия» и пошел к стоянке такси. Подвезти предложили еще на перроне, но «бомбер» запросил до Сокольников сотню и, поскольку папа с детства приучил его не «башлять» наглецов и дармоедов, сделка не состоялась. На стоянке договорился в два раза дешевле и, сев в потрепанный «Опель», за десять минут добрался до дому. Отсюда до знаменитой «Матросской тишины» было рукой подать, и папа частенько посмеивался, что, мол, Петруша хату выбирал с умыслом – присматривался к будущим апартаментам. Неприятный юмор, но папа не Петросян, это не его стихия.

Младший заварил кофе и, поглядывая на часы, уселся в кресло ждать. Надо было срочно переговорить с отцом, но в это время его в офисе, наверняка, еще не было.

Настроение было препоганейшим. Поездка в Тольятти не давала повода для оптимизма. Автомобильный бизнес, которым он занимался, дал трещину. Иномарки, продававшиеся, большей частью, в его фирме, с августа перестали пользоваться спросом. Надо было переориентироваться на «Жигули», но запас «шестерок» и «девяток» быстро таял и если срочно не исправить положение, то клиентура быстро потеряет интерес к его фирме.

Подвязки в Тольятти были неплохие, через них он и раньше брал тачки с завода, пока не переключился на иномарки. Работали пацаны «наглухо». Весь сбыт был под контролем братвы. Даже машины им делали по спецзаказу. «Спецзаказ» оформлялся просто: ребята приходили с мастером на конвейер, тот выбирал им кузов покрепче, затем на листочке писали требуемые примочки, и ставили машину на поток, где работяги навешивали на нее требуемое. Если кто-то выполнял работу некачественно, виновного быстро находили и наказывали, но такое случалось крайне редко. Получить с завода партию машин без санкции братвы было почти невозможно.

К этим людям Петр и поехал, надеясь поправить дела. Но в Тольятти его ждал неприятный сюрприз – оказалось, что местные РУОПовцы, раздраженные наглостью бандитов, еще летом провели операцию по «зачистке» завода и с треском вышибли оттуда братву. Музыка, конечно, играла недолго. В скором времени хорошо проплаченные чиновники свели результаты «налета» на нет, ментов, образно говоря, сунули мордой в грязь, показав, что они значат. У многих были неприятности по службе, а некоторым, даже, пришлось уволиться из органов. Мафия победила и вернулась туда, откуда ее вышвырнули, как помоечного кота, за шкирку. Деньги в очередной раз оказались сильнее автоматов.

Но под эти фанфары пришло много совсем других людей, которых Петр не знал, силы были, в значительной мере, перегруппированы. Те, с кем он работал раньше, уже не могли предоставить прежние льготы – надо было зализывать нанесенные РУОПом раны.

Понаблюдав, поговорив со знающими людьми, младший вышел на команду, которая обещала лучшие машины по самой низкой цене, гораздо ниже заводской. Одна проблема – с нового человека они требовали предоплату. Имя Сидора для них ничего не значило. После долгих и утомительных переговоров Петр сумел договориться о том, что он платит пятьдесят тысяч «баксов», забирает десять «девяток» и столько же «десяток», а остаток возвращает через месяц. Кроме того, «братки» намекнули, что если он проплатит им сто пятьдесят, то машин дадут больше, цену еще сбросят, льготы увеличатся, и, в последующем, он будет им лучшим другом и сможет брать товар без денег, на реализацию.

В поезде Петр еще сдерживался, но дома дал волю чувствам. У него не было не только ста пятидесяти, но и просто пятидесяти. На руках тридцать, а двадцатку еще искать надо. Бесило другое – то, как держались эти дельцы. Дерзко, вызывающе. На компромиссы не шли, торговаться отказывались. Они, явно, чувствовали себя хозяевами, хотя сами были совсем из другого города. То ли мордва, то ли татары, то ли еще кто – Сидор-младший в этих тонкостях не разбирался.

Чип и Дейл бы всю эту Поволжскую республику на уши поставили. Может и не вдвоем, но точно организовали бы почтение к фамилии. Да что мечтать! Надо решать, где взять деньги. О своих ресурсах нечего и думать. Даже если, паче чаяния, его салон вдруг заработает, то деньги, все равно, не снимешь – должен поставщикам, а им дефолт не объявишь, такие фокусы проходят только у Кириенко. 0стается просить у папаши. Но этот вариант тоже фифти-фифти. Сидор сынка не баловал, говорил: «Помру – все бабки твои. А пока крутись сам».

Петр вспомнил, как отец, приходя домой и принося подарки и шоколадки сыновьям, не отдавал их им, а раскладывал и развешивал по всему большому дому в самых недоступных местах и говорил: «Доставайте, если хотите». Семилетний Антоха включал соображалку – где табуретку подставит, где шваброй спихнет, где сшибет тапочкой. А трехлетний Петька только ползал за братом и ревел от отчаяния и обиды. Делиться отец не разрешал, шутя, конечно.

Потом Антоха скармливал младшему утаенные сладости. Петр так и запомнил это чувство благодарности брату и счастье, когда сам в первый раз добыл «трофей».

Антон сгинул в бездне Афганской войны в 84-м, когда гонялся по Панджшеру за Ахмад-Шахом Масудом. В том же году, получив «похоронку», слегла и через три месяца умерла мать, а отец как-то очень быстро поседел. Второго сына он в армию не отпустил, и хоть любил он младшего даже больше Антона, но воспитывать с тех пор стал еще жестче, даже сурово.

Петр улыбнулся грустно своим воспоминаниям, посмотрел на часы. Полдевятого. Отец, наверное, уже в офисе, «смазал задницы» своим работникам. Самое время позвонить. Может удастся уломать, хоть под проценты, как обычный кредит, только очень быстро.

Когда секретарша ответила, что шеф улетел еще вчера в Америку и из руководства сейчас только Игорек, но он еще не появился, Петр изменился в лице. 0 т человека, минуту назад умилявшегося детским воспоминаниям, не осталось и следа.

Он в ярости швырнул трубку. Папаша чертов! Тут все рушится, а он по Америкам летает! А Игорек этот, пидор. Может папаня его и не зря ценит, можете он и умный невообразимо, но он хитрый и скользкий, как уж. Наверняка ведь подворовывает, сука! Поймать бы, да удавить.

Младший снова в отчаянии повалился в кресло. Надо где-то срочно найти денег. Сроку – неделя, самое большое – две. Потом делу каюк!

Утро одарило Игорька самым отвратительным состоянием духа. Да и откуда было взяться хорошему настроению? На голени вздулась посиневшая опухоль, голова потрескивала, как перезревший арбуз. Мозги, казалось, сжались в тяжелый свинцовый шарик, подвешенный на ниточке к макушке, и при любом движении он стукался в стенки черепной коробки. Внутренности подрагивали, вызывая ежеминутные приступы тошноты. Крутым мужиком он себя уже не ощущал, ничего разбить уже не хотелось, хотелось только спрятаться, пропасть, исчезнуть. Заглушенный вчера выпивкой страх выполз наружу. И похмелье только добавляло ему остроты.

Он уже позвонил в офис и предупредил, что болен и не придет, возможно, несколько дней. Он мог себе это позволить в отсутствие хозяина. Его задачей было вести личные дела Сидора, следить за юридической безупречностью совершаемых сделок и контролировать работу подразделений фирмы. Сами сделки и проекты осуществляли совсем другие люди. Так что его присутствие на рабочем месте было необходимо лишь в ключевые моменты.

Телефонная трель прервала его посталкогольную медитацию. Он с трудом заставил себя поднять трубку.

– Алло, это Игорек?

Игорек поморщился. Все звали его только так, уменьшительно, включая охранников, секретарш и шоферов. А ведь он, фактически, второе лицо в фирме. Когда-нибудь он заставит их всех уважать себя.

– Да, это я.

– Петр тебя беспокоит. У меня к тебе дело.

– Слушаю тебя внимательно, – выдавил Игорек, растирая лоб. Только дел еще не хватало для полного счастья.

– У меня неплохая сделка наклевывается. Но денег не хватает. На руках, я имею в виду. Чтобы собрать время нужно, а его нет. Батя в отъезде, а я неделю ждать не могу. Выручишь? Надо двадцать штук.

– «Баксов», разумеется?

– Конечно, мы же по мелочам не размениваемся, – шутливым тоном подтвердил Сидор-младший. Игорек поморщился презрительно. «Двадцать штук для него не мелочь. Дешевка».

– Видишь ли, Петр, – устало произнес он вслух. – Знаешь, за что твой отец платит мне деньги?

– Ну? – безразлично спросил Петр, понявший, куда клонит его собеседник.

– За то, что я вижу, когда предприятие безнадежно и не даю ему туда вкладывать средства. Если я начну заниматься благотворительностью, он в тот же день турнет меня с работы.

– Навар будет, Игорек, – сделал попытку Петр, – Процентов семьдесят. Половина – твоя.

– Спасибо за предложение, – остался непреклонен Игорек, – но я знаю положение твоей фирмы. Вкладывать в тебя – слишком большой риск. Сидор бы не одобрил. Извини, но твоя торговля дышит на ладан. К тому же у меня своих таких денег нет, а если я трону деньги Сидора без спросу, он меня сожрет.

– Мельтешишь, парень. Чтобы отказать, две причины придумывать не обязательно, достаточно одной, – зло ответил младший. – Ну да ладно, хрен с тобой, живи по-своему, сочтемся когда-нибудь.

Петр бросил трубку, и Игорек со злорадной улыбкой представил себе, с какой силой он это сделал. Хорошо, если аппарат не разбил. Пусть побесится, не мне одному страдать. Наверное, не очень хорошо так «опускать» сына хозяина, ну да нам с ним детей не крестить. Помоги! Мне бы кто помог!

Но долго радоваться не получилось, собственные проблемы не дали. Они требовали разрешения, причем, очень быстрого.

Прежде всего, нужно было понять, откуда Сидор получил данные по этому счету. Сам банк отпадает, что бы ни происходило в Швейцарии, они могут рассекретить счета нацистов, но рассказывать всем подряд кто и сколько вложил денег они не станут. Утечка была раньше.

Где он мог проколоться? Сделка была крупной и очень запутанной, проводили ее молодые ребята из отдела недвижимости, контролировал, чтобы они не засыпались, Игорек. Они с каждой бумажкой к нему бегали. Сидор решил прикупить небольшой курортик в Альпах, для этого продали дом в Берне и бунгало на Женевском озере недалеко от Лозанны. Для этих операций пришлось привлекать массу посторонних людей и организаций – риэлторов, оценщиков, юристов и прочих. Задействованные капиталы исчислялись в миллионах долларов, гонорары за многочисленные услуги распылены среди доброго десятка фирм и контор. В этой сумятице умыкнуть шестьдесят пять тысяч не составило труда. Ведь следить за использованием средств должен был сам Игорек.

Курорт Сидор брал на паях с одним швейцарцем Хотя, на паях – сильно сказано, швейцарцу приходилось меньше десяти процентов. Сидор себя не афишировал, но и особо не скрывался. Его представляла офф-шорная компания на Кипре. Поэтому Игорек и не стал сбрасывать «уворованное» в киприотский банк, где хранил большую часть своих «заначек». Было бы слишком подозрительно, если бы деньги, пришедшие с Кипра, обратно туда же и вернулись. Пришлось переводить в Цюрих, Фернан так посоветовал. Игорек перевел на три подставных фирмы двадцать, тридцать и пятнадцать тысяч. Пятнадцать причиталось Фернану, а остальные он должен был перевести на заранее открытый Игорьком счет. Все было чисто. Что же случилось?

Игорек хлопнул себя по лбу, тут же застонав от глухой боли. Фернан! Вот слабое звено! Французскоподданный Фернан, а на самом деле офранцузившийся турок Фарид, жуликоватый чернявый живчик, азиатский коммерсант от рождения, работал с Игорьком с самого начала его карьеры. Он сам вышел на Игорька, когда тот, в порядке испытания, контролировал сделку по покупке десяти «Рено» для автосалона Сидора-младшего. Фернан подсел к нему за столик в баре отеля, и предложил свои услуги по уводу денег у хозяина. Сначала Игорек оторопел и подумал, что это подставка. Но Фернан его успокоил. Свое предложение он объяснил просто – он давно работает с русскими, и понял, что он в душе русский. Он понимает русских. Им нужно одно и то же, то есть работать на кого-то, получая деньги для себя. Хорошие деньги.

Они проговорили долго и Фернан-Фарид сумел его убедить. Главным аргументом было то, что он занимается этим с русскими уже пять лет, и еще ни разу не прокололся. Весь его бизнес состоит в том, чтобы мотаться по свету, открывать фирмы, получать деньги, переводить их куда надо и закрывать фирмы.

В тот раз Игорек от «левака» благоразумно отказался, но взял координаты будущего партнера. Через полгода, когда он уже прочно занял свое место в окружении Сидора, почувствовал вкус денег и понял, что ему нужно больше, он нашел Фернана. Оказалось, что тот его не забыл. И колесо закрутилось. Сначала на малых оборотах – по пять-шесть тысяч, потом по десять. Фернан брал себе 20 процентов. Наконец, они «срубили» приличный кусок и, кажется, он оказался им не по зубам.

Игорек вспомнил, что неделю назад Дейл зачем-то летал в Марсель, где как раз Фернан держал магазинчик и меняльную контору. Никаких дел тогда во Франции у Сидора не было. Теперь цель того визита стала ясна. Как «бурундуки» вышли на Фернана, неизвестно, но у них свои методы, и то, что турок первый раз в своей карьере прокололся, было очевидно. Кстати, с тех пор Фернан не звонил ни разу, хотя раньше он это делал по два раза в неделю – напоминал о себе и планировал свой график.

Игорек похолодел. Если они раскололи Фернана, что не вызывало сомнения, значит просьба объяснить происхождение швейцарского счета, только первая ласточка. Сидор просто с ним играет, заставляет попотеть, понервничать. Дейл, наверняка, вытащил из него и остальные счета. А на них, ни много, ни мало, около ста тысяч долларов, спертых втихаря по мелочам.

За такие бабки Сидор и сынка родного удавит!

Эта мысль просто парализовала Игорька, сердечко заколотилось, как мышь в когтях кота. Стало трудно дышать, в голове появился тихий навязчивый звон, в глазах зарябило и задрожали губы. Это не просто неприятности, это конец.

Если все это так – а это именно так – то бояться ему нужно не за карьеру и деньги. Теперь бояться нужно за свою жизнь, которой, похоже, ему отмеряно только неделю.