– Смотря с чем сравнить. Обычно ребра да хребет остаются от сталкера. А тут и Всплеск помешал, да и умер мужик, не опустив руки. Вскрыл ножом много тварей, а самого здорового, – он показал ладонью от земли холку зверя: получилось ему почти по грудь, – он ножом выпотрошил, как селедку на кухне. Однако зверь его все равно достал, в горло вцепился. Еле зубы разжали…

Я вспомнил, как рассказывал Трофимычу про мёртвую собаку, которая встретилась мне по дороге в Зону. А он в ответ показывал татуировку на своей кисти – голову собаки. Как иногда все связано, скручено Зоной в одну цепь.

– Настоящий был мужик, – внезапно закончил рассказ начальник патруля.

Я от такого перескока мыслей аж вздрогнул. Начмед уловил в этом сумбурном рассказе другую информацию.

– Получается, он отстреливался до последнего патрона, но не сдал позицию. А потом вступил в бой с ножом?

– Получается, так.

– А ты не помнишь, череп разбитый у сталкера?

– Да помню, чего не помнить. Не каждый день такое случается. Разбит был, однозначно, – сказал начальник патруля. – Но не свежая рана, нет. Тряпкой обмотана голова была, но повязка, видно, уже давнишняя была. Грязная, пропитанная кровью. Горло перегрызли, ноги-руки погрызли, из-за схватки с вожаком до головы сталкера псы не добрались. Да и Всплеск подоспел, накрыл всех, как ядерной бомбой.

Я кивнул, медленно и уверенно:

– Как я и писал в объяснительной. Трофимыч остался сам, а удар по голове ему нанес урка по кличке Чес. Еще тут, в схроне на колхозе. От удара Борис ослеп на левый глаз, появилась головная боль, слабость в левой половине тела…

Начмед мгновенно собрал перечисленное мной в диагноз.

– Понял. Теперь я все понял. – Он встал и сказал начальнику патруля: – Спасибо за могилку и крест. Трофимыч заслужил это.

– Хватит там стоять! Холодно на ветру! – Махлюков даже попрыгал на месте, стараясь согреться.

Начальник патруля махнул рукой:

– Да за что спасибо? Это нормально, по-человечески.

Он не стал злить полковника и, ловко меся грязь и приминая траву, двинулся к нему. Мы с Барановым встали, собираясь последовать его примеру. Начмед же крепко схватил меня за шиворот и зашипел:

– Баранов, сделал вид глухонемого.

Тому понадобилась секунда для понимания приказа, и потом он уставился в сторону горизонта. Замер, словно столетний дуб.

– Кузьма, извиняться не буду, думал, ты Трофимыча ударил и бросил. Убедительно все получалось у Крысы, в отличие от твоей писанины. Скажу как есть, без понтов и надежды. Дело мы придержали, не выпустили, как джина из бутылки. Оно крутится в части, но Махлюков видит в тебе возможность перевода в другую часть. Тут он перестал получать откаты с артефактов и приуныл. Щемит его командир, страшно щемит. Да, Баранов?!

Ренат не отреагировал.

– Молодец, – улыбнулся начмед, – приказ выполняешь как надо.

Я же ничего смешного не видел.

Капитан наклонился и прошептал мне на ухо:

– Думай. Могу дать пистолет и отпустить в Зону.

– А что делать с полканом?

– То, что сделал Трофимыч с собаками.

3

Ветрянка молчала. Ветер усиливался, весенние тучи неслись над нами, а она стояла молча. Огромные лопасти не крутились, как в прошлый раз, не издавали шум. Мы подходили к зданиям колхоза. На короткую прогулку потратили часа полтора. Медленно, как улитки по скользкой дорожке, мы топали к схрону.

Начальник патруля показывал место, где нас с Крысой настигли собаки, потом дошли до места побоища. За две недели хищники подъели останки собак. Вот так, идеальная безотходная переработка. Полковник достал камеру, начал все снимать, записывать показания. Сначала спрашивал, получал ответ. Обсуждая его, корректировал, и лишь после включал камеру и просил повторить. На простой вопрос начмеда о постоянной съемке получил ответ сквозь зубы:

– Это внутреннее расследование, и правила устанавливаю только я. Или вы, товарищ капитан, не верите честному офицеру?

Я лично не верил, но меня и не спрашивали об этом.

Меня спрашивали о том, как я тащил Крысу, потом как толкал его в спину… Смешно, но печально.

Я же все это время параллельно думал. Голова начала отекать от простой мысли: принять ли предложение начмеда – убить человека, который хочет поживиться за твой счет. Цена вопроса: десять-пятнадцать лет в тюрьме, сломанная жизнь. Не только моя, а и моих родителей.

И тут меня тряхнуло. Сильно тряхнуло, словно я крепко спал и свалился с кровати… Это было ощущение непонимания и липкого страха, смешанное с болью удара о пол…

«О чем я думаю?! Убить человека?! Да, он урод, моральный урод. Да, он не хочет докопаться до правды, но – убить?! Чем тогда я лучше урки Чеса? Я сам поставил ему в вину смерть солдатика на блокпосте под мостом, а теперь начинаю жить по его же бандитским законам».

Я понял: это перекресток моего жизненного пути. Выбор, который определит мое будущее.

Убить полковника и сбежать в Зону. Я понимал, что начмед прикрывается, заставляя меня сделать это. «Оно и понятно, надо же ему будет как-то отмазаться от моего побега в Зону. А что там? Что меня там ждет? С пистолетиком? Снова Граница и деревня для новичков?» Шестерить на бандитов я не хотел. Хватило мне такого горя, хлебнул его с лихвой. «Примут меня вольные сталкеры с распростертыми объятьями? Шансы, конечно, высокие, пятьдесят на пятьдесят. То есть или встретят, или не встретят. Нет, это не выход. Значит, третий вариант – садиться в тюрьму. Батя в больничке сказал, что может помочь мне скостить срок. Это хорошо. Уже не десять, а все пять. А если признаться в том, чего не делал? Трешка – за хорошее поведение?»

Я резко остановился. Пазл собрался. «Нет, не проведешь меня, товарищ капитан медицинской службы и КМС по рукопашному бою».

Предо мною был старый знакомый. Колхоз.

– Ветрянка не крутится. Странно, – сказал я.

– Чего странного? Поломана давно, стоит без движения, – сказал мой прицеп.

– В тот раз крутилась будь здоров.

– Врешь.

– Ухо откушу.

– Я тебе откушу, – возмутился Баранов, но больше не стал обвинять меня во лжи. – Давай, обещал же рассказать про больницу.

«Обещал. Отвлекаешь ты меня, Баранов, сильно отвлекаешь. В таких ситуациях надо послать тебя подальше». Однако идея, которая посетила мою дурную башку, засияла, словно костер в темном лесу. И я замер, боясь поверить в спасение. Как там говорят англичане? Глупый выбирает из двух зол, а умный не берет ни одно.

– Слышал, что начмед имеет КМС по рукопашному бою? – спросил я тихо.

– Конечно. Его фото висит на стенде «Лучшие спортсмены части», – так же тихо ответил Баранов.

– Так вот, забудь про кандидата в мастера.

– Чего это?

– Как минимум мастер спорта.

– Так выше не бывает!

– Тогда объясни, как он смог сам покалечить пять бандитов? Просто разложил их на асфальте, как рубероид раскатал.

– Ты это видел?! – Баранов от эмоций начал махать стразу тремя руками: двумя своими и одной моей.

– Концовку. Я чуток занят был, спускался вниз. Сначала увидел, как подъехали «скорые», за ними – фризовцы. Разборки у них начались, а начмед спустился…

Я красочно описал, что произошло. Баранов уточнял. Тема ему нравилась, он впитывал каждое слово. Была бы ручка и тетрадь, начал бы конспектировать.

– А как он бил? Прямым справа?!

– Зачем тебе это, Ренат? – теперь удивлялся я.

– Да понимаешь, тут у нас изменения происходят. Перемены, – на выдохе произнес он последнее слово.

– Ты о чем?

– Тихо там, расчирикались! – раздался грозный окрик полковника. Он шел сзади, с камерой, царь мира, и не знал, что в моей голове решалась его судьба. Баранов перешел на шепот:

– По языковым секторам объявили отбор в спецвойска. Любой может подать командиру рапорт и, если тот подпишет, отправиться в лагерь на учения. Потом отбор – и все…

– Тихо!

– Сам – тихо, – произнес я в сторону.

– Что ты там сказал?!

– Так точно, товарищ полковник, так точно, – теперь уже я повернулся в его сторону.

– Замерли! – грозно рыкнул начмед.

Впереди идущий начальник патруля условным знаком приказал всем остановиться и теперь внимательно осматривал примятую впереди траву.

– Воздух колышется, – пояснил он причину остановки.

Я пригляделся: точно – легкое марево, словно смотришь сквозь немытое окно, четкость теряется.

– И что это? – требовательно спросил Махлюков.

– Аномалия, – ответил наш проводник.

– Я уже понял, товарищ прапорщик, я конкретно спрашиваю – что это?

Прапорщик за годы службы привык отвечать на конкретно заданный вопрос без проволочек и лирики.

– Аномалия, товарищ полковник!

– Ты что меня бесишь?! – Махлюков приблизился к нам, но зашел со стороны Баранова. – Я спрашиваю, что это такое?!

Проводник крутил головой, пытаясь понять, что опаснее для него в этот момент – аномалия или полковник в гневе.

– Прапор, полковник хочет узнать, какая это аномалия, – спокойно объяснил начмед. Он стоял позади нас, развернувшись в сторону блокпоста. Потом звонко передернул затвор – контролировал ситуацию. Опыт.

Такими действиями он мне напомнил Трофимыча: все выверено до мелочей, движения отработаны до автоматизма. Одна школа? Да, теперь сомнений не было: вот, значит, кто натаскивал начмеда ходить по Зоне.

– Я так и сказал, в переводчике не нуждаюсь, – нервно произнес полковник. Прапорщик же получил точный вопрос и честно ответил:

– Сложно понять. Мы ж просто охранники, границу стережем. Это сталкеры и военсталы лазят по отчужденной территории…

– Ты что такое несешь, прапорщик? Какие простые охранники?! Вы должны гордится честью, оказанной вам, – сберегать границу от мутантов и бандитов! Или ты намекаешь на то, что раз ты – охранник, то я тогда кто?! Начальник охраны?! Да я честный офицер, по недоразумению попал в этот…

– Камера работает, – так же спокойно сказал начмед.

Я был уверен, что он улыбался.

– А… Да, – спохватился полковник. – Так что за аномалия? Выяснить!

Я не понял, зачем начмед его предостерег. Хотя понятное дело: записи-то потом редактируются. Но все же… За кого играл капитан?

Думаю, что прапорщик лукавил, когда говорил, что в Зону он не ходок. По крайней мере, до начала Границы должен был тропинку знать. А комедию поломать перед полканом – это как вариант.

Начальник патруля, словно желая подтвердить мою догадку, полез в карман и вытащил ржавый болт. Кинул его в аномалию. Болт, просвистев над нами, отлетел в строну.

– «Подскок», – уверенно сказал начмед.

– Угу, – согласился прапор. Мы же с Барановым переглянулись.

– Дядя, – сказал я прапорщику, – предупреждать надо.

Полковник, который среагировал на полет болта и присел, с нами согласился:

– Прапор, ну ты не прав. А если в глаз?! – И тут же задал неожиданный вопрос: – А артефакты в нем есть?

– Какие артефакты? – удивился прапорщик.

– Это же аномалия. Раз аномалия – должны быть артефакты, – медленно пояснил Махлюков.

– А-а-а-а… Не, пустой был… – ответил прапорщик, – в смысле есть…

– Объяснительную ко мне зайдете и напишете, – прошипел полковник. – Тут же, наверное, артефактов немерено. Начмед, какие в этой аномалии можно найти безделушки?

– В «подскоке»-то? «Стальной цветок», «утренняя звезда»… В средней ценовой категории, – ответил начмед и усмехнулся: – Мне тоже объяснительную написать, откуда знаю такие подробности?

Полковник скорчил недовольную мину, словно в последний момент у него обломалась сделка на миллион.

Жадный офицер, хоть и честный. У каждого человека есть слабости. Надо просто их узнать и использовать потом.

Артефакты – вот ключ к успеху. Артефакты!

Я почувствовал прилив сил, бурлящий поток по моим жилам. «Это выход, это шанс на выход из этого беспросветного туннеля!»

«Подскок» – аномалию, которая высоко подбрасывает незадачливого сталкера или любой другой тупой предмет, – мы обогнули. Пришлось сойти с дороги и очень медленно проползти по обочине. Солнышко нагревало воздух, пробиваясь сквозь тучи.

Показалось знакомое здание – ветрянка, которая нам помогла при нападении туш.

– Что там светится?! – подозрительно спросил полковник.

– Это «разрядка». Аномалия, которая убила неизвестного мне бандита. Я ж писал…

– Да кому нужны твои описки, – огрызнулся полковник. «Угу, так я и поверил. Наверняка, когда сочинял историю Крыса, проштудировал мои записи и ответы. Нет, полковник, меня за дурака не держи».

– Расскажи, что здесь случилось, – попросил начмед.

Я в лицах и деталях рассказал историю про нахождение трупа, внезапное появление туш, отстрел их и укрытие в схроне.

Мы медленно передвигались к месту действия: от здания колхоза к ветрянке, которую я погладил по шершавому от ржавчины телу, и назад, через другой вход, к зданию.

Почти ничего не изменилось, только костей прибавилось. Обгрызенных и обглоданных. Да, видимо, тут происходил собачий пир.

– Это схрон?

– Да.

– Железные ворота, двустворчатые, по семьдесят сантиметров каждая створка, – начал начитывать Махлюков на камеру. – По словам задержанного, именно тут он провел несколько ночей, боясь выйти и попасть под стаю мутантов.

Он дернул ручку, и дверца с мерзким визгом начала отворяться. Полковник толкнул ее и тут же отскочил назад.

– Что это за дрянь?!

Я посмотрел в схрон. Внизу плескались электрические волны «разрядки».

4

– Сдвинулась.

– Сдвинулась или разрослась?

Мы стояли и обсуждали аномалию. В помещении сохранились вонь от гниющего мяса и легкий запах сгоревших вещей. Аномалия не пощадила ни раскладушку, ни стол – спалила все дотла. Щелкнула своими электрическими плетями – и начался пожар. Хотя, я был уверен, бесилась она долго. Влажность в схроне зашкаливала.

– Сьемку я не могу произвести, по объективным причинам. Так, давайте подтверждайте это на камеру, – начал командовать полковник.

Я остановился возле начмеда и произнес одно слово:

– Поговорить.

Он достал сигарету, неспешно закурил. Только потом отстегнул наручники. Баранов, недовольный таким положением дел, обиженно сопел.

Капитан двинулся в сторону, увлекая меня за собой. Мы уперлись в кирпичную стену, покрытую зеленоватым грибком.

Сергей Петрович достал пистолет, протянул мне ребристой рукояткой.

– Стрелять не обязательно, можешь просто бежать, – сказал он.

Как боксеры, мы смотрели друг другу в глаза. Роста мы были одинакового, оба – высокие. Оба – поджарые и наглые, словно борзые, готовые молниеносно догонять хитрохвостых лисиц. Или хорька.

Мимики – ноль. Он просто курил, выпуская дым в сторону, и пытался прожечь во мне дырку пристальным взглядом серых глаз.

– Струсил? – спросил он. Не мигая.

– Мысли были, – ответил я. Не мигая.

– Какие?

– Умные.

Первое проявление эмоций – легкая усмешка. Не отводя глаз, не мигая.

– Говори, пока есть время. Сейчас нас полковник начнет теребить.

– Говорю. В пистолете или нет патронов, или при передаче его мне произойдет выстрел. Случайный, а может, и в результате борьбы, и я закончу как Трофимыч.

Пауза.

– Как вариант.

– Это первое. Второе, я не стану стрелять в полковника. Он, конечно, гнида, но портить себе судьбу из-за него я не буду. Я не убийца, который жаждет крови.

– А на Болоте ты так не думал. Крыса говорит – с одной попытки горло перерезал.

– То было исполнение приговора, – чуть повысил я голос. Глаза жгло огнем, словно в них насыпали соли.

– Тогда тюрьма, – произнес начмед.

– Нет, есть другой выход, но мне нужна помощь. Я не знаю, доверять тебе или нет, – произнес я. Специально переметнулся на «ты».

– Не самые умные мысли, но радует, что черепушка у тебя варит, – произнес начмед.

Он отстегнул магазин, показал пустой ствол. Даже щелкнул в сторону. Потом, как фокусник, начал доставать по патрону из кармана и заряжать пистолет.

– Эй, какого вы там стоите? Быстро ко мне! – Полковник навел на нас камеру, словно автомат.

Я затараторил:

– Бандиты-то не просто так преследовали Крадуна. Рюкзак с артефактами. Целый рюкзак, набитый контейнерами, а в них – бирюльки. Понимаешь, что я хочу?

– Понимаю. Сам догадался или кто-то подсказал?

– Сам. Жизнь внезапно научила. Я для него никто, а ты офицер. Помоги.

– Последний раз повторяю. Оба, бегом ко мне! – орал полковник. Словно чувствовал, про него разговор.

– Уже на «ты»… Новое поколение…

Он сместился, встал спиной к камере. Щелкнул пистолет, патрон заскочил в ствол.

– Последний шанс. Бери и беги, – предложил он.

Я покачал головой. Нет.

– Смотри, если артефактов не будет, то помочь не смогу. Ни я, ни Батя.

Он ловко спрятал пистолет в набедренную кобуру.

– В рюкзаке они будут. Вопрос в другом, – сказал я.

– Ну, удивляй.

– Я не уверен, что знаю, где рюкзак.

Сергей по кличке Зуб засмеялся. На удивление, его смех не раздражал.

Полковник преодолел расстояние до нас, обогнул кости и остановился. Грязные берцы и штаны, распахнутая курточка, пистолет в кобуре, в руках камера серебристого цвета. Нет, он нас не боялся. Уверенность сквозила в каждом его движении. Привык, что под его приказы и капризы готовы люди плясать.

Я же еще в карцере вспоминал про рюкзак, поигрался с вариантами, где он мог находиться. Бросил, решил, что его уже нашли. Потом обломался, пытаясь понять слова Трофимыча о том, что Крадун спрятал рюкзак, как настоящий сталкер.

«О чем это он? Забросил на крышу? Привязал в ветрянке? – Я даже так и подумал: все же она сломалась и не работала. – Проблема же в другом: после того как Крадун заныкал рюкзак с артами, ветрянка крутилась. Значит – куда? А главное – информация в блокноте! Блокнот – вот ключ к лаборатории!»

Осталось одно место. Одно, где не лазили бандиты и проныры начальника патруля.

Теперь там плескалась «разрядка».

– Смотрю я на ваши физиономии и понимаю, что удумали вы ерунду сотворить, – цедя каждое слово, сквозь зубы произнес полковник.

Начмед удивился:

– С чего бы это?

Актер. Ему бы Станиславского удивлять такой игрой.

– Наручники зачем снял? Отвел его в сторону… Ты, капитан, не балуй, он мне нужен в целости и сохранности.

– Вы правы, – согласился начмед, – мне Кузьма по секрету, как своему начальнику, рассказал интересную информацию.

– Ну? Что за новость так вас всполошила? – полковник недовольно сморщился, словно вблизи нестерпимо завоняло.

– Рюкзак с артами. Неучтенными. Не знаешь, на сколько там потянет, а, Кузьма?

Я, конечно же, не знал, но бухнул наугад:

– Тысяч на двадцать.

Полковник засмеялся. Мне показалось, начмед сейчас достанет пистолет и пристрелит меня на месте. Но я же еще не договорил, чего сразу яриться?

– Тысяч на двадцать долларов. Это минимально, с учетом сдачи местным барыгам. А они не сильно щедрые люди.

– Врешь. – Махлюков перестал смеяться и настолько крепко сжал камеру, что она затрещала пластиковыми боками.

– Вы думаете, товарищ полковник, три бандита будут за двадцать рублей в Зоне ползать?

– Двадцать тысяч зеленых – это хорошо. Это новая машина или половина трехкомнатной квартиры, – произнес начмед.

Полковник задумался и закивал, соглашаясь. Он уже начал думать, куда пристроить бабки. Очнулся. Все верно, их надо было сначала получить.

– Так, в рамках следствия я конфискую рюкзак.

– Кузьма? – лениво протянул начмед, как котяра, который объелся сметаны.

– Черт. Забыл. Помнил, а теперь забыл.

Я правильно уловил посыл от Зуба. Полковник приблизился ко мне, начал дышать прямо в лицо.