Цитаты из книги «Метро 2034»

Ты опять тянешь! – Она нахмурилась, отскочила от него. – Ты то обещаешь помочь, то стараешься задержать меня! – Да, – он собрался с духом и поймал ее взгляд, – я хочу тебя задержать. – Зачем?! Чего ради?.. – Я не играю с тобой. Поверь, я нашел бы, с кем играть, и мало кто стал бы отказываться. Думаю, я влюбился. Надо же, как коряво звучит… – Думаешь… Ты этого даже не думаешь! Ты это говоришь, вот и все. – Есть способ отличить любовь от игры, – серьезно сказал он. – Когда обманываешь, чтобы заполучить человека, – это любовь? – Настоящая любовь ломает всю твою жизнь, ей плевать на обстоятельства. А игру можно в них вписать…

Три дня назад, когда упыри чуть Рината не загрызли, он потом ходил и добивал их.

Когда много лет живешь бок о бок со смертью, страх умереть уступает место равнодушию, фатализму, суевериям-оберегам и звериным инстинктам.

Страх и ужас – совсем не одно и то же. Страх подхлестывает, заставляет действовать, изобретать. Ужас парализует тело, останавливает мысли, лишает людей человеческого

Но чтобы превратиться из карикатурного Гомера в настоящего, из мифомана – в мифотворца, чтобы восстать из пепла обновленным, нужно было вначале сжечь себя прежнего. Ему казалось: если он продолжит сомневаться, станет потакать себе в тоске по дому, по женщине, беспрестанно озираться назад, то обязательно проглядит что-то очень важное впереди. Нужно было резать.

Он понял: делом всей жизни нельзя заниматься на полставки.

Ее отец верил: возвращения никогда не бывают случайны. Возвращаются, чтобы изменить что-то, чтобы что-то исправить.

Захватывающая история великого героя и его любви может пережить историю целой цивилизации, вирусом внедрясь в человеческий мозг и передаваясь от отцов к детям через сотни поколений. Когда старик наконец понял это, из самозваного ученого он стал сознательно превращаться в алхимика, из Николая Ивановича – в Гомера. И свои ночи он посвящал теперь не составлению хроник, а поискам формулы бессмертия. Сюжета, который оказался бы живучим, как Одиссея, героя, который долголетием сравнялся бы с Гильгамешем.

Чудесным образом сохраняется только то, что способно завладеть людской фантазией, заставить

Кодекс предписывал помогать своим – не проводя различий между живыми и мертвыми.