3

Наступивший день грозил обернуться для Маргариты продолжением вчерашнего кошмара.

Она работала два через два, то есть сегодня у нее второе дневное дежурство, потом – два выходных, а за ними – ночные смены.

В 8 часов она распахнула дверь терапевтического отделения и поморщилась. В нос ударили запахи приготовленной пищи. Маргарита вспомнила, что ничего не ела со вчерашнего дня, но при этом она совсем не чувствовала голода. Наоборот, запахи близкой кухни сейчас вызывали у нее тошноту.

Возле столовой уже образовалась небольшая очередь в ожидании завтрака. По коридору с озабоченным видом сновали ординаторы и медсестры. Ходячих больных выгнали из палат, чтобы произвести там проветривание и уборку, и они кучковались в холле, кашляя и шаркая тапочками по линолеуму. Кто-то кого-то громко распекал в кабинете старшей медсестры, а из процедурной доносились раздраженное звяканье инструментов, хлопанье дверец и визгливое рычание электродрели. Обрюзгший, краснолицый слесарь в грязном синем халате и засаленном берете, сидя на корточках и ежеминутно изрыгая проклятия, возился с дверным замком.

Женечка сидела за столом сестринского поста и с усталым видом заполняла журнал дежурств, ежеминутно сдувая со лба рыжую непослушную челку, норовившую закрыть ей глаза. Крохотный носик, усыпанный веснушками, казалось, стал еще меньше и напоминал сейчас выпуклую пуговицу от демисезонного пальто. Розовые пухлые губки шевелились, как у отличницы, старательно выводящей в тетради падежные окончания.

– Ты бы дала мне какую-нить таблеточку, сестричка, – упрашивал ее пожилой тучный мужчина в несоразмерно узком спортивном костюме и вязаных шерстяных носках. – Все нутро болит.

– Скоро начнется обход, – буркнула та, не отрываясь от своего занятия. – Получите назначение – будет вам и таблетка, и конфетка, и какава с чаем. – Она повернула голову к больным, топчущимся у стенда с вырезками из медицинских журналов и расписанием диет: – Ишаков! Где градусник?

– Иншаков, – виновато поправил ее прыщавый молодой человек в круглых очках, извлекая из-за пазухи халата термометр. – Тридцать семь и четыре…

– Практически здоров, – резюмировала Женечка и, увидев Маргариту, приветственно махнула рукой: – Привет, подруга! По тебе часы сверять. Небось, спала-то от силы два часа?

– Вообще не спала, – вздохнула та, пристроив на стол сумочку и снимая с вешалки белый халат. – Легла в три, ворочалась, мучалась, а полседьмого прозвенел будильник.

– Сочувствую, – покачала головой Женечка. – Без сна заступать на второе дежурство – сплошная пытка. По себе знаю. – Она раздраженно цыкнула на больного, который продолжал канючить и просить «таблеточку», и вновь повернулась к Маргарите: – Сделать тебе кофейку, подруга?

Та благодарно улыбнулась:

– Спасибо.

Женька ей здорово помогла вчера, несмотря на то, что опоздала почти на полчаса. Без ее поддержки и утешения Маргарите пришлось бы совсем худо. Прямо с порога, едва узнав, что произошло, она решительно взялась за дело: попыталась растолкать спящего Журналова, объяснилась с реаниматорами и дежурным врачом хирургии, которых вызвала Маргарита, запротоколировала и документально оформила летальный исход в ПИТе, проконтролировала транспортировку тела в морг и потом до двух часов ночи отпаивала рыдающую подругу успокоительным. Кроме того, Женечка взяла на себя труд все обстоятельно доложить заведующей отделением, которую разбудила телефонным звонком, и не преминула в разговоре сделать выводы о виновниках происшествия.

– Мы потеряли больного из-за главврача, который уволил вторых дежурных сестер, – заявила она. – И конечно, из-за пьянства Евгения Игоревича Журналова! Пока не будут сделаны соответствующие выводы, палату интенсивной терапии нужно переименовать в ПЛИ – «палату летальных исходов»!

– Спасибо тебе, – повторила Маргарита. – Но выпить кофе, наверное, не получится. – Она кивнула в сторону коридора. К сестринскому посту решительно шагала Тамара Игнатьевна, задевая плечами снующих сотрудников и зазевавшихся больных. – Это по мою душу.

– Байкалова! – словно в подтверждение ее слов, гаркнула старшая медсестра. – Немедленно зайди ко мне!

Женечка захлопнула журнал.

– Не дрейфь, Марго, – приободрила она подругу. – «Вобла» поорет-поорет, да утихнет. В этих стенах и не такое бывало. На то она и больница, чтобы в ней люди умирали. Главное, помни: ты ни в чем не виновата.

Маргарита вяло кивнула и поплелась в кабинет Тамары Игнатьевны.

Квадратная комната с высоким потолком и пузырящимися бледно-зеленой краской стенами была словно специально создана для обструкций и выговоров. Гулкое эхо вторило каждому слову и разлеталось дальше по коридору, как грозное предупреждение: «Не входить! Идет экзекуция!»

Вся мебель состояла из тяжелого, двухтумбового стола на коротких ножках, четырех стульев, стеклянного секретера для документов и серого несгораемого шкафа для хранения лекарственных препаратов. На стене, прямо над головой старшей медсестры, висел портрет Пирогова, а чуть ниже, в дорогих рамках темного дерева, – сертификат Всероссийского общества медицинских работников и диплом об участии в конференции «Врачи – за мир», проходившей двадцать лет назад в Иркутске.

На столе, заваленном бумагами и папками скоросшивателей, стоял старомодный телефон без диска и селектор громкой связи, а между ними ютилась цветная фотография. На ней Тамара Игнатьевна стояла в обнимку с грубоватой на вид, мужеподобной женщиной с короткими темными волосами.

– Доигралась, девонька! – без обиняков начала старшая медсестра, когда Маргарита прикрыла за собой дверь. – Скандал на всю больницу! Завотделением в девять часов идет на ковер к главному, а тот, если захочет выносить сор из избы, доложит по инстанции. История попадет в газеты, и нашими мордами будут пугать людей! Сырой Яр – большая деревня!

– Позвольте объяснить, Тамара Игнатьевна…

– Да уж, сделай милость, объясни, как могло получиться, что система оповещения ПИТа сработала в девятнадцать тридцать две, а врач реанимации был вызван лишь спустя полчаса? Где ты была все это время? – Старшая медсестра поджала губы и вопросительно уставилась на Маргариту.

– Меня кто-то запер в процедурной, – развела руками та. – Пока я сверялась со списком лекарств, ключ оставался в замке. А потом…

– Кто-то запер? – Тамара Игнатьевна брезгливо поморщилась. – Ты хочешь убедить меня в том, что в нашем медицинском учреждении завелись клоуны и шутники? Хочешь, чтобы я поверила в нелепые совпадения?

– Я говорю правду. – Маргарита растерянно пожала плечами. – У меня была мысль, что замок заклинило…

– У нее была мысль! – насмешливо воскликнула старшая медсестра, и ее голос эхом ударился в потолок. – Как мило! Ты толкуешь мне о замке, зная, что я с утра распорядилась поставить новый! Забавно, да? Поди, мол, теперь проверь! Еще одно чудесное совпадение!

– Дверь не открывалась! Я кричала, звала на помощь…

– И тут по странному стечению обстоятельств, – подхватила Тамара Игнатьевна, – сработал сигнал тревоги ПИТа. Пока ты неусыпно следила за компьютером, он молчал, а стоило тебе отлучиться на секу-у-ундочку… – она театрально закатила глаза, – …так сразу сработал! Чудеса, да и только!

– В этой истории действительно много странного, – согласилась Маргарита. – Я просидела взаперти минут двадцать, не больше, а в это время…

– У меня другая версия, – холодно оборвала ее старшая медсестра. – Полагаю, она близка к истине. Тебе, девонька, придется прекратить наводить тень на плетень и честно во всем признаться.

– Признаться? В чем?

– В том, что все это время кувыркалась в постели с врачом Журналовым! – выпалила Тамара Игнатьевна.

Маргарита вспыхнула.

– Как вам не стыдно?! Повторяю: я оказалось запертой в процедурном кабинете и просидела бы в нем неизвестно сколько времени, если бы один из больных случайно не проходил мимо и не услышал моих криков о помощи.

– Еще лучше! – покачала головой старшая медсестра. – Значит, ты развлекалась не с врачом, а с кем-то из больных?

– Перестаньте, пожалуйста! Ваш тон оскорбителен.

– И кто же твой великодушный спаситель? – поинтересовалась Тамара Игнатьевна.

– Меня освободил старичок из восьмой палаты. Его фамилия…

– Старичок? – фыркнула старшая медсестра. – Совсем девка совесть потеряла!

Маргарита замолчала и отвернулась.

Было слышно, как капает вода из крана в рукомойнике. Жирная муха, описав два круга по комнате, спикировала на портрет Пирогова.

– Ладно, – смягчилась Тамара Игнатьевна. – Допустим, ты ни с кем не тискалась, а просто заел замок… Но жмурику из ПИТа от этого не легче, понимаешь? – Она подошла к девушке вплотную и провела рукой по ее груди. Маргарита вздрогнула.

– И главврачу от этого не легче, – спокойно продолжала «вобла». – И мне… Мне тоже не легче… Догоняешь, Ритуля?

– Тамара Игнатьевна! – воскликнула та, отстраняясь. – Кто-то умышленно отключил аппарат искусственной вентиляции легких!

– Чего-чего? – Старшая медсестра мгновенно убрала руки, словно обжегшись. – Повтори, что ты сказала!

– Я сказала, что аппарат искусственного дыхания был кем-то отсоединен от сети. Вилка электропровода валялась на полу.

– Ты, верно, спятила, девонька! Белены объелась? Насмотрелась фильмов про эвтаназию и теперь в каждом враче видишь убийцу?

– Я не утверждаю, что провод выдернул врач, – возразила Маргарита. – И совсем не уверена, что это была эвтаназия.

– Не уверена? – ехидно переспросила старшая медсестра. – А что же это было? Помутнение в твоей милой, но пустой головке?

– Это было убийство.

Тамара Игнатьевна посмотрела на Маргариту так, словно та только что на ее глазах выпила флакон денатурата.

– Что ты хочешь ска…

На столе затрещал селектор, и обе женщины вздрогнули, одновременно повернув головы.

– Томочка! – послышался надтреснутый голос заведующей отделением. – Ты на месте? Слышишь меня?

Старшая медсестра подскочила к столу и щелкнула кнопкой:

– Слышу, Светлана Андреевна!

– Наше ЧП – не просто халатность медперсонала, – продолжала та. – Компьютер ПИТа показал, что причиной остановки сердца этого… как его… Струковского… явился сбой в функционировании аппарата искусственного дыхания.

– Сбой? – хрипло переспросила Тамара Игнатьевна, таращась на Маргариту.

– Или его отключение, – подытожила заведующая.

– Это… значит…

– Это значит, – перебил голос из селектора, – что ты должна взять с этой твоей… как ее… Байкаловой… подробное письменное объяснение всех событий вчерашнего вечера, понимаешь?

– Понимаю, – едва слышно откликнулась «вобла».

– Патологоанатомы констатируют «острую сердечную», тут к бабке не ходи… А мы должны разобраться! Обязаны, слышишь? Нам еще криминала не хватало!..

Тамара Игнатьевна отпустила кнопку селектора и медленно выпрямилась. Муха отлепилась от портрета и сделала круг по комнате.

– Слышала? – «Вобла» кивнула на аппарат громкой связи. – Бери ручку, бумагу, девонька, и пиши. Все пиши. Как было. Без вранья и домыслов. – Она поиграла пальцами по столу. – Я-то думала, что ты просто прозевала смерть больного, а ты…

– Что – я? – с вызовом спросила Маргарита.

– Садись и пиши! – прошипела Тамара Игнатьевна. – И постарайся вспомнить, кто, кроме тебя, заходил вечером в ПИТ! Выбор не так уж велик, девонька. Точнее, его вовсе нет, потому что у нашего душки Журналова – железное алиби. – Она криво усмехнулась. – Оказывается, пьянство на работе бывает полезным и даже спасительным.

Спустя час Маргарита покинула кабинет старшей медсестры.

Пока она писала объяснительную, «вобла» трижды выходила, возвращалась и подсказывала ей «правильные» формулировки:

«Испытав сильнейший оргазм с врачом Журналовым, я пошла в палату интенсивной терапии, чтобы поменять больному капельницу, и случайно задела ногой шнур электропитания аппарата…»

«Получив половое удовлетворение со старичком из восьмой палаты, я пошла в ПИТ и в экстазе выдернула провод из розетки…»

«Не достигнув ни с кем сексуальной разрядки, я пошла и со злости отключила аппарат!..»

В конце концов, у Маргариты лопнуло терпение, и она встала из-за стола:

– Знаете что? Пишите объяснительную сами и от своего имени! А меня увольте…

– Насчет «увольте» я подумаю, – кивнула ей вслед Тамара Игнатьевна.

Маргарите хотелось плакать. Голова кружилась, а перед глазами плавали сверкающие точки с красным ободком. Нервное потрясение, бессонная ночь и голод отняли у нее все силы. Хотелось упасть ничком, закрыть лицо руками и хотя бы несколько минут ни о чем не думать, не переживать, не бояться – не чувствовать ничего. Во рту ощущался противный железный привкус. В висках засела тупая боль.

«Надо принять что-нибудь… – вяло подумала Маргарита. – Или просто, наконец, выпить кофе…»

Только что закончился обход, стихла утренняя суматоха, и отделение терапии зажило обычной жизнью. Нянечки гремели ведрами, хлопали дверьми и, деловито покрикивая друг на дружку, перевозили к лифту из бельевой на каталках горы грязного белья, чтобы отправить его на первый этаж в прачечную. Больных в коридоре и холле заметно поубавилось. Двое мужчин в легких халатах и тапочках перетаскивали из одной палаты в другую круглый стол, покрытый липкой, выцветшей клеенкой. Сухощавый старик в грязной футболке медленно брел в уборную, разминая узловатыми пальцами сигарету без фильтра. Молодой человек в хлопчатобумажном трико громко разговаривал с кем-то по мобильному телефону, прислонившись спиной к стене и выставив вперед длинные ноги.

Маргарита устало опустилась на свое место за столом в холле и рассеянно оглядела стопки новых процедурных листов, назначений и выписок. Женечка уже ушла, оставив в дежурном журнале сообщение: «Лекарства для дневного приема разложила по стаканчикам, процедуры – по плану, в полдень – две выписки. Держись, Марго. Выше нос. Увидимся вечером. Целую, твоя Ж.»

Она слабо улыбнулась. Все-таки, Женька – чудесная подруга. Немного взбалмошная, иногда резковатая, но – верная и чуткая. Ей, как и Маргарите, не слишком везет в личной жизни. Ее нынешний жених – Юрик – сплошное недоразумение. Парень всего лишь год назад окончил школу, нигде не работает, не учится и занят, похоже, только тем, что целыми днями ошивается в единственной на весь город букмекерской конторе. Он убедил Женечку, что ему везет по-крупному, и та дает ему деньги.

– Я сколочу состояние на тотализаторе, и мы с тобой поженимся, – пообещал Юрик. – Мои ставки – самые верные, потому что в нашем деле успех – это везение, помноженное на хитрость. А я у тебя везучий и хитрый!

Первое утверждение не соответствовало действительности, а последнее было похоже на цинизм, поскольку Юрик за год обобрал невесту до нитки, а обещания по-прежнему не сдержал. Он открыто потешался над ней в компании таких же тинейджеров, как и сам:

– Моя баба в постели – просто шлюха, вытворяет такое, что и не снилось, исполняет любой каприз, и при этом не я ей плачу, а она мне!

– Ты действительно везунчик, Юрка! – восхищались приятели. – Расскажи поподробнее, чего там она вытворяет!

И тот с удовольствием рассказывал.

А Женечка, эта глупышка Женечка, любит своего бессовестного жениха до беспамятства, до самоотречения и слышать ничего не хочет про его подлости. Печально, но ведь и она, Маргарита, сама такая. Неудивительно, что они стали подругами.

Часы в виде градусника выбросили на табло четыре цифры – 09:30. Половина десятого. Через тридцать минут – начало процедур, а еще нужно успеть раздать больным лекарства, приготовленные Женькой.

Маргарита взяла с тумбочки поднос и расставила на нем пластиковые стаканчики с таблетками и пилюлями. На каждом стаканчике скотчем приклеена бирочка с фамилией и номером палаты. Удобно и просто.

Прихватив с собой графин с кипяченой водой и список назначений, она направилась с подносом в первую мужскую палату.

В двадцатиметровой комнате с белыми гладкими стенами, высоченными потолками и пластиковыми наклонно-поворотными окнами стояло шесть кроватей.

Увидев медсестру, пациенты оживились.

– Наша Риточка прикрылась ниточкой!..

– Рита-Рита, Маргарита, Маргаритка!.. Почему я, почему я не ковбой?..

– Маргари-ита! Окно открыто! Ведь ты ж не забыла, как все это было?..

– Чито-грито, чито-Маргарито…

В этой палате у мужчин вошло в привычку дурачиться и встречать ее словами из популярных глуповатых песенок.

– Ну-ну, – слабо улыбнулась она. – Разберусь с каждым в процедурной во время уколов! – И тут же помрачнела. Воспоминания о том, как с ней самой «разобрались» минувшим вечером в процедурной, заставили ее содрогнуться.

– Ритуля! – вскинулся больной лет сорока пяти с одутловатым рябым лицом. – Я готов для тебя оголять не только жо…, в смысле не только то, куда укол делают, но и все остальные места!

– Я так и сказала вашей жене, – не растерялась Маргарита. – И она готова по достоинству оценить такую самоотверженность.

Палата взорвалась дружным хохотом.

– Сестричка в карман за словом не полезет!..

– Язычок на месте!..

– Обожаю таких!..

Маргарита раздала лекарства, затем, сверившись со списком назначений, скомандовала:

– Малов! Через десять минут – на рентген. Первый этаж, по коридору – налево, одиннадцатый кабинет.

Больной с одутловатым лицом вздохнул:

– Мужчинам облучаться вредно…

– Да тебе уже трудно чем-то повредить! – сострил кто-то у окна, и палата опять взорвалась смехом.

– Трунов – на физиотерапию! – продолжала Маргарита. – Первый этаж, по коридору – направо, восьмой кабинет. – Она опустила список. – И пожалуйста, откройте второе окно. На улице тепло, а у вас здесь дышать нечем.