Цитаты из книги «Пегас, лев и кентавр»

Получалось лицемерное равнодушие к чужому мнению, добивавшее Рину двойственностью.

Смотреть Рина не стала. Темно, да и дворняжка Боба вертится, пыхтит и щедро делится блохами: не так часто увидишь человека в одной горизонтальной плоскости с собой.

– Эй, кто там есть? А ну, выходь по одному! Лапы за голову, хвостом вперед! – Рина махнула сосисками.

– Колбаса… колбаса… А, да! Не знаешь, куда подевались сосиски? – Нет, – машинально врет Рина, но обманывать ей неловко. Она вообще не любит лжи. Тухло это как-то. – Ну хорошо, я взяла! – Не подумай, что мне жалко, но… Съела? Весь килограмм? Рина молчит. – Ясно. Всё как всегда! – горестно кивает Мамася, но сосиски обратно не требует. Она знает, что счастье не в них, хотя сосисок жалко, конечно.

Он сейчас учится в Англии на почетного китайца, лопает на завтрак овсянку и плачет ночами, мечтая о соленом огурчике и докторской колбаске из медицинских работников.

Он просто живет в ритме трудолюбивой, упорной, но несколько замедленной черепашки.

Царь – тот, кто любит до жертвенности и готов умереть за свое царство. Дождливой ночью он будет скакать лесом, усталый и голодный, потому что услышал, что где-то обидели нищую старуху. А все остальные так, князьки. Из дневника невернувшегося шныра

Когда трудно и больно – значит, двигаешься в правильном направлении

Где он ошибся? Может, они с Улом взяли слишком высокий темп дружбы? Когда слишком быстро достигнешь накала, впоследствии сложно его удержать. Играть же на понижение уже нельзя. Дружба этого не прощает.

Афанасий делал всё, что положено уважающему себя третьему лишнему: улыбался, отшучивался, но ощущал, что его разрывает. Ему хотелось завопить и дернуть стоп-кран. Пусть все повалятся друг на друга, а ему на миг станет легче.