В комнате Чимоданова долгожданно полыхнуло. Дверь открылась от взрыва. Ссутулившись, почти скорчившись, над маленьким столиком кардинала Мазарини – натуральная реклама сколиоза, кифоза и лордоза – склонился хозяин комнаты Петруччо. Он даже не оглянулся. Взрывы были для него делом привычным. За исключением тех случаев, когда Зудука минировал больше двух ножек его стула разом, Чимоданов не обращал на проделки своего монстра внимания.

Петруччо был занят самым увлекательным и самым графоманским занятием из всех существующих в подлунном мире – законотворчеством. Определенная склонность к этому была у Чимоданова и прежде. Теперь же из него активно выковывался сложившийся бюрократ из той их части, что мечтает о преобразованиях. Кроме законов в чистом виде, он изобретал всевозможные постановления, правила и памятки, копии которых отсылал в Тартар Лигулу. На стенах комнаты, пришпиленные кнопками, висели бумажки в духе: «Проект улучшения работы мрака (3 этапа)», «Компьютеризация канцелярии Тартара», «Создание единой базы данных по находящимся в умыке эйдосам», «Правила поведения темного стража в местах со светлой репутацией». Там же, на стенах, можно было обнаружить разрозненные листы из двух философских трактатов, принадлежавших тому же автору. Первый назывался: «Может ли абсолютное зло подать милостыню нищему, если впоследствии это не приведет к роковым для света последствиям?» и второй: «Становится ли серое черным без помощи извне?»

Читал ли Лигул присылаемые ему во множестве бумажки или нет – сказать не берусь. Однако, если читал, то, скорее всего, был доволен энергией своего младшего служащего.

«Ему следовало бы запретить рождаться со мной в один день!» – со вздохом думал иногда Мефодий. С его точки зрения, Чимоданов куда больше подходил для управления Тартаром, чем он сам. Если допустить, конечно, что мраку нужен был глава-чиновник, а не глава-воин.

– Убирайтесь и закройте за собой дверь! Подчеркиваю: я занят! – сказал Чимоданов, не оборачиваясь и продолжая писать. Он писал и попутно обкусывал ноготь на левой руке, должно быть, черпая из него кальций пополам с вдохновением.

Мефодий посмотрел на его затылок, и ему захотелось запустить в него чем-нибудь в меру тяжелым.

– Нечего закрывать. Взрывать надо меньше, – сказал он.

Чимоданов поверил и, перестав писать, озабоченно обернулся. Дверь, хотя и потемневшая, висела надежно, в чем Петруччо и убедился.

– Очередная дебильная шуточка? Подростковый юмор и все такое? – спросил он с досадой.

Меф не стал вдаваться в подробности.

– Эйдос за испуг! Всего хорошего! – сказал он и вслед за Мошкиным вернулся в гостиную.

Петруччо задумчиво посмотрел на обкусанный палец, проверяя, нет ли где перспективного кусочка для зубов. Мысли его щелкали четко и верно, как костяшки счетов. Даже не мысли, а целые блоки взаимосвязанных, крепко спаянных цепочек, где каждая предыдущая вела следующую за веревочку ассоциаций. Не исключено, что в голове его в данную минуту вызревал трактат на тему: «Можно ли говорить „всего доброго?“ слуге мрака, и не будет ли обращение „всего злого“ – слишком банальным и очевидным?»

Внезапно снизу, из приемной, раздался зычный голос Арея, созывавшего всех к себе. Мефодий вопросительно посмотрел на Даф, которая как раз спускалась по лестнице, ведущей с мансарды. На шее у нее, смирный, как вылезший лисий воротник, висел Депресняк. Котик был сыт и настроен весьма благожелательно. Однако Зудука все равно на всякий случай юркнул за диван. Депресняка он побаивался.

– Ты слышала? Арей, похоже, вернулся, – сказал Мефодий.

– Похоже, да, – отвечала Дафна, сама порядком удивленная.

Накануне вечером, получив загадочное письмо, Арей помрачнел, собрался и сразу отбыл. Мефодий заметил, что, кроме меча, он захватил с собой еще и кинжал, который брал только в исключительных случаях. Зная, что Арей не любит ждать, все, включая Нату, появившуюся из комнаты, поспешили в кабинет. Начальник русского отдела стоял рядом с Улитой и с довольным видом поигрывал складками плаща. Его дарх – длинная и узкая сосулька на цепи – сиял больше, чем обычно. В нем ощутимо прибыло эйдосов, но откуда? Источник мог быть только один.

– Кто это был? – не выдержав, спросил Мефодий. Он знал, что Арей не терпит вторжений в свою частную жизнь, однако рискнул.

Барон мрака привычно нахмурился, но настроение у него было хорошее, и он, поколебавшись, ответил:

– Малоприятный субъект с ледяным дыханием… Один мечник из Нижнего Тартара…

– Из Ни-и-ижнего? – переспросил Меф. Он примерно представлял, чего можно ожидать от Нижнего Тартара.

– Да. Восемьсот лет он не знал поражений, тренировался и, надо сказать, достиг немалых успехов. В нападении он был совершенен, так совершен, что порой забывал о защите. Это его, в конечном счете, и подвело, – сказал Арей ровным голосом.

По тону его было ясно, что к разговору о мечнике из Нижнего Тартара он больше не вернется.

Неожиданно Чимоданов издал короткое восклицание и отшагнул, чтобы не наступить в красное, расползающееся пятно.

– Что это?

– Где?.. А, пустяки! Кажется, мне пора сменить бинт, – сказал Арей с досадой.

Он поднял руку. Все увидели, что от кисти и до локтя она обмотана тряпкой, сквозь которую проступает кровь – багровая, жуткая, светящаяся в полумраке. Даф с ее вечной потребностью помогать несчастным, угнетенным и больным, бросилась к нему.

– Вы ранены? Я знаю отличную заживляющую маголодию! – предложила она с жалостью.

В глазах Арея мелькнула усмешка.

– Блестящая идея! Давно мечтал, чтобы свет заштопал меня своей дудочкой… Да, кстати, а маголодии для увеличения роста тебе случайно не известны? Братская помощь малютке Лигулу, э-э? – поинтересовался он.

Даф вспыхнула.

– Я хотела как лучше. Просто помочь! Но если вы… если я… это просто гадость так говорить!.. – сказала она и, задохнувшись от негодования, отвернулась.

Арей смягчился.

– Извини. Беру свои слова назад. Помогать мне не следует. Рану мне зашьет Улита. Она отлично справится, тем более, что рана не первая и не последняя… Но это, однако, забавно!

– Что вам забавно? – не поняла Даф.

– Забавно, до чего участливы те, кого сотворил свет! Воображаю, что творится в Эдемском саду! Вся златокрылая стража в полном составе помогает муравьям перебираться с листика на листик. Бедный муравей! Он, может, никуда и не собирался, а его схватили и перенесли!

– Мы не помогаем насекомых! – рассердилась Даф.

– А вот это ужасно! Нет, вы подумайте: бросить в беде несчастных козявок! А если на них кто-то наступит?.. Да, всегда хотел спросить: какое наказание избирает себе страж света, случайно раздавивший жука? Не изгнание, нет? – продолжал Арей.

– Стражи света далеки от ехидства и злобы. Что бы ни случилось, они лишь себя считают виноватыми. И наказывают себя, а не других. Свою чашу боли и вины каждый из нас пьет сам, – сказала Даф.

Ее словесный выпад, скорее защитный, чем атакующий, попал в цель. Мечник мрака помрачнел.

– Хорошо… – сказал он глухо. – Ты достойно ответила мне, светлая! Мою чашу боли, действительно, пьют другие. Да только каждую ночь она наполняется снова и снова… Однако я позвал вас не затем, чтобы обсуждать свои проблемы. Сегодняшняя ночь единственная в году, когда вы сможете узнать свою судьбу на ближайшие годы. И как, вдохновляет вас это?

Ната, на которую Арей посмотрел первой, пожала плечами. Все, что не касалось непосредственно флирта или не имело к нему косвенного отношения, было ей глубоко неинтересно. Исключение составляли только вещи, связанные с уборкой в комнате (порядок – это святое!) и нестандартные кулинарные рецепты.

Ната отлично готовила и даже здесь, в резиденции мрака, не удержавшись, обзавелась переносной плиткой на две конфорки. Продукты она использовала только обычные, магические же терпеть не могла. «Нет, вы подумайте: магическое молоко! Пятый день стоит и ни фига. Скисло бы, что ли, для приличия! Почему бы не сказать, что это дохлое пастеризованное молоко от дохлой пастеризованной коровы!» – говорила она.

– Не слышу внятного ответа. В резиденции хранится некий предмет, первым владельцем которого был Синяя Борода. Вам что-нибудь говорит это имя? – продолжал Арей.

– Жен убивал, – сказал Чимоданов, втихую грозя кулаком Зудуке. Прячась под столом, Зудука чиркал спичками и пытался подпалить пергаменты, принесенные Улитой на подпись.

– И у него в замке была комната, куда нельзя было заглядывать. Не подвал, нет? – ответил и сразу усомнился Мошкин.

Арей небрежно кивнул, будто стряхнул что-то с волос, и посмотрел на Улиту.

– Скудно, друзья мои, скудно. А ты-то что хоть помнишь?

– Синяя Борода – маг-тартарианец двенадцатой категории. Хотел перейти в одиннадцатую и нуждался в некроматериале. Страдал угрызениями совести и провоцировал жен нарушать запрет. Кстати, одиннадцатой категории так и не выслужил из-за изменений правил ценза. Впоследствии женился на Грызиане Припятской и загадочным образом умер от удушья, проглотив во сне язык. Грызька, говорят, была безутешна… Лично сглазила портниху, которая сделала траурное платье слишком закрытым… – не то бойко ответила, не то насплетничала Улита.

– Да. Все верно, хотя и с лишними подробностями. Нас, однако, интересует не Синяя Борода, а некий принадлежавший ему артефакт… – согласился Арей.

Он наклонился, не глядя, брезгливо поймал Зудуку за ухо и, открыв дверь, выбросил в коридор. В полете Зудука разбрасывал горящие бумажки. С удовлетворением убедившись, что он свалился точно в фонтан, мечник мрака подошел к стене кабинета и принялся методично простукивать ее снизу вверх. Простучав стену, Арей решительно начертил извилистую руну примерно на высоте своего плеча. Послышался звук, какой бывает, когда камень трется о камень. Открылся узкий проход. Мефодий вопросительно посмотрел на Арея. Он ожидал, что тот пойдет первым, однако барон мрака спокойно отступил в сторону.

– Есть вещи, которые можно увидеть однажды в жизни. Мой день сделать это или не наступил еще, или давно прошел. Сейчас мы не станем вдаваться в подробности, – сказал он.

Мефодий заглянул в сырой узкий ход. Забиваться в эту нору совершенно не хотелось.

– Значит, я иду один? – спросил он.

– Нет. С тобой пойдут еще трое и Даф. И имейте в виду: каждый, кто перешагнет порог, сможет вернуться, лишь узнав свою судьбу, – сказал Арей.

– А Улита не идет, нет? – с надеждой спросил Мошкин.

Ведьма похлопала его по щечке. Акселерат Евгеша был с ней одного роста, даже чуть выше.

– Ты, Мошкин, сплошное хорошее настроение в таблетках. Мне нельзя. Какое у меня будущее? У меня нет эйдоса, малыш! Да и вообще чего я там не видела? – сказала она так бодро и весело, что в эту бодрость и веселость поверил бы лишь полный даун.

Из узкого прохода тянуло гнилой сыростью. Даф потихоньку достала флейту и держала ее в опущенной руке. Арей, заметив это, усмехнулся, и Даф поняла, что флейта ей не понадобится. То, что таилось во мраке, явно не обуздывалось маголодиями. Первым в потайной проход прокрался Депресняк. Даф посмотрела на его крылья, центр которых не вздувался горбом, и, спокойно спрятав флейту, отправилась следом.

Едва последний из пяти вошел, вновь послышался гул. Каменный мешок захлопнулся. Пустые десны темноты безрадостно приняли добычу. Арей сел за стол и задумался.

– НО! Измена! Нас замуровали! – взвизгнул с той стороны Чимоданов.

Кинувшись к стене, он принялся пинать ее ногами и бить кулаками.

– Прекрати истерику, болван! Иди вперед! – остановил его раздраженный голос Даф.

Даф крикнула это и осеклась, соображая, во сколько темных перьев обойдется ей этот «болван», если о нем узнают в Эдеме. Признают ли его «бранной лексикой» и «осуждением ближнего» (полтора темных пера сроком на 50 лет) или великодушно примут за «чересчур эмоциональное выражение» (0,25 пера сроком на месяц)?

Поняв, что камень ему не сдвинуть, Чимоданов утих и обернулся. В конце прохода брезжил голубоватый магический свет. На небольшой площадке стояло нечто четырехугольное, скрытое наброшенным покрывалом. Депресняк прыгнул, вцепился в покрывало когтями и, к крайнему своему изумлению, съехал с ним вместе. Показался темный деревянный бок с резными мелкими вставками, с узором из перламутра. Расположенная сбоку ручка дрогнула, и тихая заикающаяся музыка заполнила комнату.

– Шарманка, – сказал Мефодий.

Ната со своей патологической страстью к чистоте хотела машинально стереть пыль, но Даф удержала ее.

– Не надо!

– Почему? Что хочу, то делаю! А ну отпусти, светлая! – Ната рванула руку.

Пожав плечами, Дафна разжала пальцы.

– Да пожалуйста, раз жить надоело! Видишь мелкие фигуры сверху? Места