Цитаты из книги «Ладья света»

Свет! Я знаю, что ты есть! Я не знаю, чего ты от меня хочешь, но пусть будет так, как хочешь ты, а не я! – громко сказал Меф.

Все-таки во многом Эдем – это теория, а тут, на земле, – практика. Втолкнуть теорию в практику порой так же сложно, как толстенный словарь – в нагрудный карман рубашки. Сделаешь хорошее тому, кому, кажется, совершенно нельзя делать добро, и он ответит добром – верным и горячим. И, напротив, тот, кто казался надежным, оказывается так себе человечишко. Тут – главное, за собой следить, чтоб собственные ноги не подломились. Сами себя не понимаем, а лезем понимать других.

Багров. – Если кто-то один будет любить больше, а другой… – Опять «если»? Да какая тебе разница?! – с досадой сказала Ирка. – Любовь – не колбаса на рынке! Как только начинаешь ее взвешивать, она сразу протухает!

Значит, я люблю тебя, потому что ты – это ты. А ты меня люби, потому что я – это я! – повторил он, выигрывая время. – ДА! – воскликнула Ирка громко и торжественно. – Именно так, да! И больше никаких «если» или «а то»! В печку их! В кузнечную! – А если кто-то надует? – спросил Багров

так же! Ладно? Я не прошу большего! – Я тебя люблю. – Возможно. Но как любишь? Ты любишь во мне свои ощущения. Свое удовольствие. Свою выгоду, не знаю, как это выразить. Если однажды выгода исчезнет – исчезнет и любовь. А ты люби меня ради меня. Потому что я – это я. А я буду любить тебя, потому что ты – это ты. Будем радоваться радостям друг друга, ничего не желая для себя и все воспринимая как внезапный дар. Такая любовь будет надежна. Я буду знать, что даже обваренная кипятком или без рук и ног – я останусь твоей. Понимаешь?

Лучше сейчас. Ты мог бы любить меня так же, как себя? – Чего? – рассеянно переспросил Багров, не осознавший в первый миг всю глубину и опасность этого вопроса. – Люби меня так же, как себя. Хотя бы

Предположим, что я тебя умнее. Но если я вслух скажу, что я тебя умнее, то буду тебя глупее. Причем ощутимо глупее. Понял? – Неа. – Ну так абсолютно во всем! Если какой-то человек выше другого духом, но подумает на секунду, что выше его духом (только подумает! до слов даже не дойдет!), то станет ниже его духом. И жизнь ему быстро докажет, что так оно и есть

Нет, пока тебе самой не будет больно, ты не поймешь. Так и будешь хрустеть чипсами! Никто ничего не поймет, если его не разбудить болью. Без боли мы спим и никогда не проснемся

думать! Не потому ли многие поминки, такие горестные в первые минуты, очень скоро становятся чем-то вроде внепланового дня рождения?

Человек очень кратковременен в горе, если это не застывшее, давнее страдание, похожее на хроническую болезнь. Даже сквозь слезы, в самой искренней печали, человеку нередко и очень естественно хочется смеяться, есть, любоваться природой. Потом горе снова наваливается, человек плачет, маятник приходит в движение и… опять откачивается в спасающую, разгружающую сознание радость. Человек ужасается горя и, спасаясь от него, пугливо отбегает в область веселого. Убежать! Не