Глава четвертая
Летающий ботинок

Легендарный создатель пороха монах Бертольд Шварц погиб при взрыве своего изобретения.

Детская энциклопедия

Утро началось с вопля. Вопила Вика. Все сразу проснулись и сбежались к ней. Мало ли что и как. Новый дом, новое место.

– Мне под матрас залез таракан! – сообщила Вика.

– И все, что ли? Большой хоть таракан? – зевая, спросила Катя.

– Огромный! Никогда такого не видела!

– Положи ему мокрого хлеба, тараканы его любят, – посоветовала Катя и подняла матрас, чтобы посмотреть на таракана.

– Осторожно! Складки! – закричала Вика, единственная из всех ухитрившаяся постелить себе на ночь простыню.

Таракан оказался гигантской фиолетовой жужелицей, которая пряталась в трещине деревянного пола. Петя немедленно залез в Интернет и выяснил, что первой жужелица ни на кого не нападает, но, спасаясь от врагов, может выделять желтоватые капли кислоты. Если яд попадет, например, на руку, а потом этой рукой человек потрет глаза, то сетчатка глаза уже не восстановится.

Алена и Вика сразу стали убегать от жужелицы, а другие, напротив, бегать за ней. Саша пытался посадить жужелицу на лист бумаги, чтобы она выделила яд. Катя кричала: «Не трогайте ее! Она в Красной книге!», а Костя размахивал саблей, пытаясь попасть по жужелице и победить ее. Рита вопила просто за компанию, потому что видела, что все бегают и вопят. При этом она еще громко топала.

Закончилось все тем, что папа посадил жужелицу на ладонь, унес ее во двор и опустил на траву. И никаких капель яда жужелица не выделила. Она вообще не разобралась, что была на папиной руке. Ей, должно быть, казалось, что это кусок коры.

– Ты выгнал ее из дома! Ей было хорошо здесь, с нами! Уютно и безопасно! – горестно сказала Катя, а мама стала заставлять папу мыть руки с мылом.

– Если ты ослепнешь – кто нас будет кормить? Ты работаешь глазами!

– Очень весело! А о том, что меня жалко, никто как-то не упомянул! – надулся папа и поскорее отправился в свой новый кабинет, пока его не занял какой-нибудь бешеный карапуз.

Письменного стола в кабинете не оказалось. Стояла только пахнущая валерьянкой тумбочка с прикрепленным к ней светильником, у которого шея была как у шахматного коня. Папа стал двигать тумбочку, чтобы она оказалась ближе к свету. Оторвавшись от стены, светильник немедленно перекосился и рухнул. Оказалось, что места крепления болтов ухитрились подгнить.

– Ну вот! Первое разрушение! – сказал папа, с грустью вспоминая старичка, который отнесся к ним как к людям приличным.

– Не первое! Второе! – уточнил Петя. Оказалось, что он уже ухитрился сломать стул, который, по его словам, был сам виноват, потому что кто ж знал, что на него нельзя вставать ногами.

Стул и светильник папа перенес в подвал, а ноутбук временно поставил на подоконник. Когда он ставил ноутбук на подоконник, ему кто-то громко сказал «га-га!». Он решил, что это Петя, но потом увидел целую толпу гусей, которые длинной цепочкой, как заключенные в фильмах, прогуливались вокруг здоровенного корыта и ужасно галдели.

Рядом с гусями, спрятав под фартук руки, стояла пожилая женщина и любовалась ими. Все это происходило в каких-нибудь двух метрах от окна папиного кабинета. Если бы папа открыл окно, то через полоску клумбы легко мог бы дотянуться шваброй до гусей и женщины.

– Разве это не наш двор? – озадаченно спросила мама.

– Нет, не наш. Это со стороны улицы, – ответил папа. – И что, они целый день будут так гоготать? Это же город! Тут центральная улица в двух шагах! Откуда здесь гуси?

– Хочешь я заклею тебе окно пленкой и ничего не будет видно? – предложила мама.

– Ну уж нет, не надо! Я хочу видеть жизнь, а не пленку с цветочками!

Оставив папу наблюдать жизнь, мама отправилась на кухню готовить завтрак и спасать от Кати остатки продуктов. Где-то близко уже лаяли собаки, и мама подозревала, что без Кати тут не обошлось.

Выглянув на улицу, мама обнаружила, что так оно и есть. Катя скармливала собакам оставшиеся у них сосиски, а рядом стояла Вика и беличьей кистью, в которой мама узнала одну из своих любимых художественных кистей, мазала лысой длинной собаке спину зеленкой. Лысая собака ела сосиску, и ей было все равно, что на нее льют зеленку и размазывают ее натуральной беличьей кистью. Другие собаки, правда, смотрели на лысую с подозрением и отодвигались от нее.

– Что ты делаешь?! – закричала мама.

– А почему она лысая? Если лысая – значит, больная. Если больная – надо лечить! – заявила Вика.

– Не трогайте ее руками! Вдруг это лишай? – заволновалась мама.

– Да никто ее руками не трогает! Я ее кистью трогаю! – объяснила Вика, и доевшие сосиски собаки умчались за ворота облаивать одинокого велосипедиста.

Мама испугалась, что подумают, что это их собаки, потому что они выбежали из их ворот, и помчалась спасать велосипедиста. Велосипедист орал и дрыгал ногой, пытаясь попасть по собакам. Пока он ехал по улице-«восьмерке», собаки бежали рядом и страшно лаяли, а самая большая даже хватала его за штаны. Но едва велосипедист приблизился к выезду с улицы, собаки мгновенно утратили к нему интерес и отправились восвояси. При этом лысая собака ухитрилась поваляться в пыли и все следы зеленки с нее исчезли.

Когда мама вернулась, папа выгружал из автобуса вещи. Петя и Вика ему помогали, а Саша бродил по двору и выискивал всякое интересное. Интересного обнаружилось довольно много. Ржавые грабли без ручки, лейка в форме фламинго, изначально розовая, но выцветшая от солнца и почти белая, два очень старых автомобильных номера и здоровенный ботинок. Похоже, когда-то ботинок побывал в бетоне, потому что и сейчас он еще был в бетоне, и даже шнурки у него окаменели.

Саша взял ботинок, подумал, подержал его в руках, а потом со словами «А почему он у нас валяется?» перекинул его через забор к соседям.

– Не надо! – закричала мама, но опоздала. Она только успела услышать, как ботинок с той стороны свалился на что-то железное, потому что звук был металлоломный.

– Ну вот! Теперь придется идти к соседям извиняться! – сказала мама, однако прежде чем она сделала хотя бы один шаг, ботинок прилетел обратно и шлепнулся между мамой и Сашей.

– Ого! – сказал Саша и опять, быстрее, чем мама хотя бы пошевелилась, перекинул его назад.

На этот раз обошлось без грохота. Значит, ботинок пролетел мимо железного листа. А еще через три секунды ботинок вновь появился над забором, вращаясь в воздухе. Видимо, его запустили за окаменевший шнурок. Петя, шедший через двор с коробками, бросил коробки и кинулся ловить ботинок. Ему удалось перехватить его сразу, едва он появился из-за забора, и наискось забить, точно волейбольный мяч.

– Ты больной! – сказала Вика.

– А они здоровые, да? Ботинками швыряются!

– Мы первые начали!

– Нам можно! Это не наш ботинок!

– Как не наш? Он на нашем участке!

– Все равно не наш. Пусть покажут чек, что он наш!

В воздухе опять просвистел ботинок. Петр схватился за ухо и стал медленно багроветь.

– Ай! Он тебя задел? Тебе больно? – воскликнула Вика.

– Нет. Мне щекотно. Лучше все уйдите, потому что я могу промахнуться! – сказал Петр голосом, страшным в своей тихости.

Взяв ботинок за шнурок, он раскрутил его и с силой запустил вверх. Немного не достав до солнца, ботинок, набирая скорость, помчался вниз – и благополучно повис на ветках грецкого ореха.

Петя попытался полезть за ним, но верхние ветки грецкого ореха оказались хрупкими и его веса не держали. Тогда Петя стал отправлять Сашу, заявив, что «на арену выходит главный обезьян!».

Польщенный «главный обезьян» взлетел на орех, но ветки стали трещать даже под ним, и «обезьян» вернулся ни с чем. Видя, что время идет, а ботинок не прилетает, с той стороны забора разочарованно завозились. Стало слышно, как по железному листу что-то волокут, скорее всего стул, а потом кто-то, вздыхая, на него карабкается. Над забором появилось бледное, в ржавых веснушках лицо. Принадлежало оно мальчику лет одиннадцати.

– Хотел бы обратить ваше внимание, что бросаться предметами невежливо! – сообщил мальчик. Его голова качалась как маятник, то исчезая, то вновь появляясь.

– Это ты кидал? Сейчас я тебе в лоб дам! Ты мне в ухо попал! – закричал Петя.

Бледный мальчик серьезно посмотрел на его ухо:

– Минуту! Прошу прощения, что отвлекаюсь, но мне нужно срочно завершить одно неприятное дело!

– Какое дело?

Мальчик не ответил и исчез, а еще мгновение спустя лист железа страшно загрохотал.

– Что, убегаешь? – спросил Петя.

– Нет, – донесся слабый голос с другой стороны забора. – Не совсем так. Я упал со стула.

Петя сообразил, что это и было то самое неприятное дело, которое мальчику предстояло завершить.

– Как можно упасть со стула?

– Я стоял на спинке, а она сломалась. Не могли бы вы меня поднять? Я застрял.

Петя, Вика, а за ними и Катя перемахнули через забор и спрыгнули на железный лист. Они оказались во дворике, похожем на ракетку для большого тенниса. Ручка ракетки была выложена разноцветной плиткой. Там, где у ракетки находится круглая часть, располагался маленький двор. Во дворе стояли две клетки. В первой томились четыре курицы. Во второй, примыкавшей к стене, были заперты пять или шесть велосипедов.

На листе железа валялся стул со сломанной спинкой. Возле стула на спине лежал мальчик. Его нога застряла в разветвленном стволе акации, на колючих ветках которой во множестве сохли носки. Мальчик прижимал к груди руку. Его белая майка медленно окрашивалась в розовый цвет.

– Прощайте! – торжественно сказал мальчик, глядя не на них, а в небо. – Передайте, пожалуйста, моим родителям, что я умер. Хотя, думаю, они и сами догадаются!

Вика завизжала, а Катя присела на корточки и спросила, почему он решил, что умрет.

– Я порезался, – сообщил мальчик.

– Что порезал? Вену?

– Нет. Я распорол палец об этот железный лист. Теперь, конечно, родители его выбросят, но это уже бесполезно. Человек, порезавшийся ржавым предметом, умирает за несколько часов. У него начинается столбняк.

Катя вытащил ногу мальчика из развилки акации и подняла его. Мальчик стоял и покачивался. Раненую руку он прижимал к груди и никому не показывал. Майка продолжала окрашиваться в розовый цвет.

– У тебя дома кто-нибудь есть? – спросила Катя.

– Да.

– Ну пошли к тебе! Как тебя зовут?

– Меня звали Андрей. Андрей Мохов, – представился мальчик.

Катя и Петр подхватили его под локти и повели. Андрей Мохов шел твердо, но лишь пока не смотрел на свою майку. Тогда он начинал бледнеть и колени его подламывались.

– Конечно все будет плохо! – говорил он, пробираясь между клеткой с велосипедами и клеткой с курами. – Это ваша машина там стоит? Большая такая? Я из-за забора подсмотрел. Сколько у вас всего детей? Хотя можете не отвечать. Мне это уже не важно!

– Семь, – сказала Катя.

– По ряду причин это была бы ценная информация! – признал Андрей. – А у нас детей двое. Нина и Серафим.

– Тогда почему двое? Ты же вроде Андрей?

– Правильно. Но когда я умру, останутся только Нина и Серафим. Я подкорректировал число, чтобы не вводить вас в заблуждение.

– А сколько лет Нине и Серафиму?

– Нине четырнадцать, Серафиму восемь. Но он сегодня с утра потерялся, так что, возможно, останется одна Нина.

В конце двора они увидели небольшой потрескавшийся дом. Он был обвит уже не виноградом, а плющом со стволом толщиной в две человеческих руки. Чтобы корни плюща не разрушали стены, под них были подложены деревяшки.

– Надо же! Еще дом! Откуда он здесь взялся? – удивился Петр.

– Он здесь всегда был, – важно сказал Андрей. – Даже раньше вашего. Вашему лет шестьдесят. А нашему сто скоро будет. Смотрите, какой ракушник толстый.

– А почему мы ваших ворот не видели?

Андрей вздохнул:

– Потому, что наших ворот тут нет. Есть калитка, но она далеко… Тут все очень сложно в городе. Куча всяких улочек и двориков.

– Это мы уже поняли, когда свой дом искали, – сказал Петя.

– Ничего вы не поняли. Восьмерка – она такая вот, – Андрей провел пальцем по воздуху. – А тут еще один переулок, как единичка. Получается, не восемь, а восемнадцать. Мы на «единичке», вы на «восьмерке»! Короче, если через забор, то мы близко. А если пешком идти, то надо все кругом обходить.

Андрей поднялся на крыльцо и лбом стал стучать в дверь. Андрею никто не открыл, и тогда он нажал на ручку локтем.

– Открыто, – сказал он. – Идем!

Они оказались на застекленной веранде, где был установлен такой же, как у Гавриловых, газовый котел. Тут же помещались большой стол и кухонный уголок. Несмотря на то что снаружи был яркий день, плющ настолько затенял окна, что веранда освещалась люстрой с пятью пыльными шарами. В одном из шаров застыла огромная высохшая бабочка.

– Мы ее специально не вытаскиваем. Ради художественной тени на стене. Папа не разрешает, – объяснил мальчик.

– Твой папа художник?

– Фотограф. На набережной работает. И еще по школам ходит.

Андрей довольно спокойно уселся на стул, но случайно посмотрел на свою руку и, вспомнив, что умирает, стал сползать со стула на пол. Вика посмотрела на него с пониманием. Она сама любила пострадать, когда появлялся подходящий повод.

– Иди под кран рану промой! – велела Катя.

– Ни за что! Боюсь!

– Давай я твою маму позову. Где она?

– Маму нельзя будить! Она всю ночь в Интернете сидела и только что легла. А Нина на гитару пошла…

– А папа где? На работе?

– Нет. Папа ищет Серафима. Серафим потерялся. Он все время теряется…

– Где у вас лекарства?

– В белой коробке.

Катя стала искать белую коробку и обнаружила ее справа от чайника. Все ее стенки, крышка снаружи и даже крышка изнутри были исписаны множеством телефонов. Пока Катя искала коробку, она заметила, что на стенах веранды много икон, в том числе Млекопитательница и Казанская. На окне в подсвечнике торчал огрызок свечи.

– Тоже в храм ходите?

– Мама – да. Папа… ну тоже, наверное, да! А я атеист! – сказал Андрей. – Я верю не в Бога, а в то, что люди умрут, а потом разложатся на воду и минеральные элементы.

Петя посмотрел на Андрея с большим интересом и почесал нос.

– А как родители относятся к тому, что ты атеист? – спросил он.

– Нормально. Мама говорит, что атеизм – нормальная такая ступенька к вере и Бога она не пугает. Ой, не лей йод на рану! Йод нельзя на рану, только по краям! Господи! Больно же!!!

Воспользовавшись тем, что Андрей, дуя на рану, поневоле перестал вцепляться ей в палец, Катя ловко наклеила пластырь и вытерла руку мокрым полотенцем. Потом заставила Андрея переодеть майку. Едва пятна крови исчезли, Андрей сразу успокоился. Даже щеки у него заметно порозовели.

– Ну как? Жив?

Андрею неловко было признать, что он жив.

– Палец дергает! – сказал он, прислушавшись к своим ощущениям.

– Сильно?

– Нет, не сильно. Но дергает. Пошли в мою комнату. Только не орите. За дверью мама спит.

– Тут сейчас некому орать. Малышни нет, – сказала Катя – и ошиблась, потому что, пока они возились, через забор ухитрился перелезть Саша и перетащить за собой Костю. Риту через забор никто не перетаскивал, и она вопила с той стороны, требуя присоединения к коллективу.

Комната у Андрея оказалась настоящим пиратским уголком с настилом наверху, который держался на четырех деревянных колоннах. С настила свисала веревочная лестница. Правда, выяснилось, Андрей ею не пользуется, потому что ему лень. На захламленном столе лежали учебники за пятый класс, планшет и ноутбук, у которого не было ни единой клавиши. Только две-три резинки уцелели и несколько пластмассовых частей.

– Не обращайте внимания на клавиатуру! – хмуро сказал Андрей. – Ее Серафим отковырял, когда я на его саранчу сел. Он не поверил, что это было случайно.

– На саранчу?

– Ну да. Он саранчу травой кормил, и она тут по всему дому шаталась. И с «Рабочего стола» он мне все поудалял. Теперь у меня пароль – восемнадцать знаков. Я его на глазах у Серафима набираю – он не может запомнить.

– А как ты пароль набираешь?

– На выносной клавиатуре. Я ее на всякий случай прячу… Эй! Это тоже ваш брат? Заберите у него мои бумаги!

«Тоже ваш брат» оказался Костей, который стянул со стола какой-то лист, чтобы на нем порисовать. Костю отловили и лист у него отобрали. Костя хотел было повозмущаться, но сочувствующей публики, на которую можно было поработать, поблизости не оказалось, и он преспокойно занялся исследованием рыболовного поплавка, который светился, когда его встряхивали.

– Это что за формулы? Химию любишь? – спросил Петя, разглядывая лист, спасенный от рук Кости.

Андрей торопливо выхватил у него лист, исписанный жирным маркером. Прислушался, выглянул в окно и шепотом спросил:

– Секреты хранить умеете?

– Да! – сказал Петя.

– Тогда вот! Не знаете, где можно купить уран?

– Какой еще уран?

– Обогащенный. Я знаю, как сделать атомную бомбу, только у меня нет урана!

– А в аптеке купить? – наивно спросил Саша.

– Уран? В аптеке?

Петя расхохотался своим коронным смехом, однако Андрей посмотрел на Сашу без иронии, что Саша очень оценил.

– Ты не понимаешь! В аптеках таких вещей не бывает. Они даже марганец мне не продали! Сказали, что он запрещен к продаже.

Рядом со столом Андрея стояла здоровенная коробка из-под печенья, до краев наполненная всевозможными техническими сокровищами. Здесь были части телефонов, мотки проволоки, инструменты, батарейки, электромоторы от игрушек, детали конструкторов. Стоило Саше все это увидеть, как он прилип к Андрею, точно средневековый мальчик к крысолову с дудочкой. Поэтому, когда мама стала кричать из-за забора и звать их завтракать, старшие дети ушли сразу, а Саша остался вместе с Андреем. И Костя тоже остался. Он вообще все время таскался за Сашей и по тому, чем интересовался Саша, примерно определял, что надо у него отбирать или выкрадывать.

Саша и Андрей стали возиться в коробке. Временами Андрей охал, пытаясь согнуть порезанный палец. Они делали катапульту, которая должна была метать батарейки с примотанным к ним электрошокером. Электрошокер Андрей выпотрошил из разбитой пластиковой зажигалки. По замыслу, все это должно было взрываться и убивать всех на месте, потому что Андрей где-то прочитал, что батарейки содержат соли металлов, а кроме того выделяют еще и газ, который, конечно, грохнет от электрошокера. Возле них толкался Костя, все хватал и мешал. Тогда они по веревочной лестнице залезли на пиратский настил на колоннах. Костя из-за своей левой руки вскарабкаться по лестнице не смог и скандалил внизу. На него не обращали внимания. Тогда Костя вышел во двор, набрал комьев земли, вернулся и стал бросаться в них землей.

– Мальчик, ты совсем ку-ку? Чего тебе надо? – возмутился Андрей, когда кусок земли попал ему по носу.

– Это Костя, – подсказал Саша.

– Костя! Чего тебе надо?

Костя не знал, чего ему надо, и сердито надулся.

– Скажи «стол»! – дрожащим от гнева голосом потребовал он.

– Стол! – послушно повторил Андрей.

– Стол! Твоя бабушка боксер!.. – крикнул Костя. – Ха-ха-ха! Скажи «нос»!

– Нос!

– Нос! Твоя бабушка боксер!

Андрей замотал головой:

– Нет, не в рифму! Тут уже нельзя говорить «твоя бабушка боксер»… Вот скажи «полотенце»!

– Полотенце! – повторил Костя.

– Полотенце! Твоя мама любит немца! Запомнил?

Костя в полном восторге помчался во двор и стал кричать, чтобы его забрали домой. Вначале его никто не слышал, а потом папа послал Петю и тот передал Костю папе через забор. Костя дрожал от возбуждения.

– Папа, папа! – закричал он. – Скажи «полотенце»!

– Полотенце!

– Твоя бабушка боксер! – сказал Костя и радостно расхохотался.