Он вышел сразу после завтрака и направился в город. Надо сказать, что Германом овладел азарт обречённого. Когда с каждым разом проигрываешь всё больше и больше, но ещё веришь, что отыграешься. Он хотел найти Анжелу, остальное не имело никакого значения. Он даже ни на секунду не задумался, что будет, если он найдёт её, а она откажется возвращаться с ним. Для него это предположение относилось к области фантастики. Герман решил, что девушка таким образом всего-навсего хочет испытать его. Что ж, он пройдёт это испытание!
Город носил название: «Люблинск». Герман решил, что это доброе предзнаменование. Но стоило ему войти в городскую черту, где с бешеной скоростью мчались автомобили и грохотали трамваи, как он тут же потерялся, не зная, куда двигаться дальше. Хорошо, что он вспомнил об инструкциях, переданных ему Владом. Он достал бумагу, внимательно изучил её, после чего поднял руку, останавливая машину.
– Шеф, на цветочный бульвар не подкинете?
Вместо того чтобы сразу назвать сумму, водитель спросил:
– В какое именно место? – Цветочный – большой, почти весь город пересекает.
– Как Бродвей в Америке!
– В Нью-Йорке. Да, типа того.
Герман ещё раз сверился с листком.
– Там где-то должен быть большущий такой, просто громадный магазин одежды.
– А! Понял! Сотня.
– Едем.
Герман выбрался из авто в виду солидного здания. По словам водителя, это и был центральный городской магазин одежды. Со слов же Влада выходило, что Анжелу вчера видели в этом магазине. Непонятно, зачем бы ей и сегодня приходить сюда, но врач сказал, что поиски лучше начать отсюда.
Отсюда, так отсюда. Молодой человек вошёл в магазин. До московских этому одёжному центру было, конечно, далеко, и до калининградских (Герман был родом из Калининграда) тоже, но по общероссийским меркам, действительно – громадина. Можно было пробродить по нему весь день, и не осмотреть полностью.
До полудня он обходил секции, но так ничего и не нашёл. И вот когда уже собирался пойти перекусить, он вдруг увидел её. Совсем не такая, какой он знал эту девушку: чопорная, до безумия чужая. Стоит и торгует мужскими туфлями, причём, с таким видом, будто занимается этим уже несколько лет, и всё это успело ей порядком надоесть.
Герман стоял в нерешительности, в упор глядя на девушку, с которой провёл незабываемую ночь за партией в шахматы. Одному ему известно, чего стоило перебороть свою робость, но это случилось, и, забыв обо всём на свете, он ринулся к ней.
Она остановила его холодным взглядом не узнающих глаз. Он снова замер, даже дышать забыл.
– Что Вам угодно, мужчина? – Спросила она тоном стопроцентной совковой продавщицы.
– Анжела… Девочка моя, Анжелочка, ты что, не узнаёшь меня?
– Гражданин, Вы что?! Чего Вам вообще надо?! – И слегка менее официальным тоном добавила: – Меня не Анжела зовут. – Показала бейдж.
– Лукошкина Светлана Николаевна. – Вслух прочитал в конец сбитый с толку парень. – Но как же так?! – Господи, да что же они с тобой сделали?! Анжелочка… всё забыла! А шах белому королю тоже не помнишь?
– Молодой человек, я впервые Вас вижу!
– А как же шах? – Не унимался он. – Мы же с тобой предыдущей ночью…
– Если Вы сейчас же не прекратите, я буду вынуждена вызвать милицию.
– Но… ведь это же… Господи! Да хватит меня разыгрывать! Неужели же я заслужил… я… ох…
Герман опустил плечи и поплёлся к выходу, шаркая, как старый дед.
– Молодой человек. – Окликнула его продавщица. Он обернулся; в глазах снова горела надежда. – Будете так шаркать, – никакой зарплаты на обувь не хватит. – Но слова её ничего не значили, потому что она протягивала Герману сложенный вчетверо лист бумаги.
Всё-таки – маскарад, – подумал он.
Подошёл, взял листок, открыл рот, но девушка приложила указательный палец к губам, а затем приблизила к глазу, мол, ничего не говори, за нами подглядывают. Тут же превратившись в пародию на шпиона, но, чувствуя себя стопроцентным Джеймсом Бондом, Герман спрятал лист в карман и, озираясь по сторонам, вышел из отдела «по стеночке».
Послание он прочёл уже на улице, не замечая, что в десятке метров над его головой завис предмет, смутно напоминавший птицу. Знакомым уже каллиграфическим почерком было написано следующее:
«17.00 ул. Садовая 4 – 17.
P.S. Будь осторожен, это секта какая-то!»
И всё. И ни словечка более; но Герман был уже на седьмом небе от счастья. Она назначила ему свидание, а значит – она любит его. Приписка насчёт секты? – Возможно, это, как в рыцарских романах: он должен спасти красавицу из пасти чудовища?
Эх, жаль, пистолет остался в номере, – подумал Герман, – уж с ним-то я чувствовал бы себя настоящим героем!
Улица Садовая шла параллельно Цветочному бульвару, но, в отличие от центральной улицы города, казалась занюханным проулком. Возле каждого дома громоздились кучи мусора, будто бы никто из местных жителей не был озабочен тем, чтобы относить его куда-то. Отходы выбрасывали прямо из окон. Пахло гнильём и испражнениями. Асфальт появлялся местами, остальная часть представляла собой месиво из грязи, осколков и обёрток. Листва на кривых, словно скрюченных тяжёлой болезнью, деревьях тоже росла хлипкими клоками. Узловатые ветви никли к земле. Дома, казалось, пытались вжаться поглубже в землю, чтобы не видеть ничего вокруг, в том числе и таких же серых заморышей, как и они сами. Окна их скрывались за толстым слоем паутины и пыли. Несмотря на ясную погоду, солнце – даже оно! – боялось заглядывать сюда.
Герману стало страшно. Ему вдруг почудилось, что сам воздух – непрозрачный и дурно пахнущий – тяжким грузом лёг ему на плечи. С трудом он нашёл притулившийся на задах перекошенный многоквартирный дом под номером четыре. Лифта не было. А если бы и был, – подумалось Герману, – ему бы пришлось ездить по диагонали.
Дух на лестнице стоял адский, и молодой человек решил дождаться свою девушку на улице. Он едва дотерпел до пяти часов, не зная уже, чем занять себя. За это время мимо него всего два раза прошли люди: сначала – двое, затем – трое. Все, как на подбор, крепкие молодые парни. Нужный Герману подъезд проглатывал их, как удав кроликов.
Наконец, появилась она.
Он бы бросился к ней, да только Анжела была не одна. Её сопровождающий являлся почти точной копией тех, что уже зашли в подъезд. Девушка шла, не обращая внимания ни на Германа, ни на своего спутника; и вообще взгляд у неё был стеклянный.
«Земля вызывает юпитер» – шутили обычно над такими, но Герману было не до шуток. Почва под ним, по всей видимости, зажила собственной жизнью и начала плавно уходить из-под ног.
Анжела и её провожатый зашли в подъезд. Последний всё не возвращался, как, впрочем, и предыдущие пять. Выждав несколько минут, Герман пошёл вслед. Он чувствовал, как по жилам разливается жгучий лёд. Это ощущение пришло откуда-то из детских кошмарных снов.
Потоптавшись, он постучал в дверь, с номером семнадцать, потому что по близости не было никакого намёка на звонок.
Тишина.
Но нет, внутри очень приглушённо звучала музыка. Религиозная, или весьма с ней схожая.
Шаги.
Герман зажмурился, затаил дыхание.
Дверь открылась.
Молодой человек поднял веки. Перед ним стоял парень, провожатый Анжелы, одетый в распахнутый чёрный халат с бахромой, под которым он был абсолютно наг. Из-за его спины доносились песнопения и ритмичные с элементами агонии вздохи.
Пришедшего жестом попросили внутрь. Он вошёл. «Пожалуйте в комнату» – опять же жестом. Стоило ему перешагнуть порог, как дверь за ним захлопнулась с подозрительным металлическим щелчком. Заскрежетал запор. Герман кинулся к двери и саданул в неё плечом, но та непреклонно парировала атаку.
В комнате не было ничего. Четыре стены, и… всё! Однако одна из стен была зеркальной. Он хотел было проломиться сквозь неё, но тут стена стала прозрачной, и молодой человек не только увидел, но и услышал, что происходит в соседней комнате.
Волосы его встали дыбом.
Мертвенный свет, наполнявший комнату за стеклом, исходил от пяти чёрных свечей, которые держали крепкие парни в чёрных же халатах, накинутых на голые тела. Они стояли, не двигаясь, по вершинам пяти лучей, выведенной на полу звезды. В центре пентаграммы стоял импровизированный алтарь, на котором, разметав руки и ноги, лежала Анжела. В свете колеблющихся огоньков пот на её нагом теле искрился, стекая капельками на алтарь. Шестой парень был занят тем, что в такт звучащим песнопениям входил в девушку своей напряжённой плотью. Она тоже в такт выдыхала какое-то слово, а, может быть, просто бессмысленный набор звуков.
Ноги Германа подкосились, и он осел на пол.
Темп музыки ускорялся. Ускорялся и парень, а вместе с ним вскрики Анжелы. Наконец, музыка понеслась вскачь, и внезапно зависла на самой высокой, пронзительной ноте. Пара достигла оргазма.
Парень вынул начавший поникать член, подошёл к ближайшему подельнику справа, принял у него свечу, и всё началось по новой: музыка, ритмичные движения и вздохи.
И опять. И опять.
И так до тех пор, пока все шестеро не вошли в неё и не изверглись.
Шестой сменил первого, взяв у него свечу. Всё это Герман наблюдал в полном оцепенении, словно происходящее касалось не его самого, и не его девушки, а кого-то другого. Прозрачная стена представлялась всего лишь экраном телевизора. Но при последующих событиях он встрепенулся.
Тот, что брал Анжелу первым, встал меж её ног на колени и отпечатал поцелуй в промежность. Но от взгляда Германа не утаилось, что в этот момент его правая рука скрылась под алтарём, что-то доставая оттуда.
В свете танцующего пламени он увидел кинжал с огромной рукоятью, едва ли не превосходящей по размерам сам клинок. Что собирался делать с ним «чёрный халат»? Двух мнений на этот счёт быть не могло.
Герман рванулся на стену, в надежде проломить её своим весом и прекратить всё это хоть как-нибудь.
Стена не поддалась, будто была сработана из стали, а не из стекла. Герман стал сползать по нему. Его сил хватило лишь на один удар отчаяния кулаком.
Блеснуло лезвие.
Клинок по самую рукоять плавно вошёл в тело девушки. Прямо туда, куда вводили свои «орудия» «чёрные халаты».
Она выгнулась дугой.
Хлынула кровь.
Свечи задули.
Мрак окутал обе комнаты.
Воздух в той, где находился Герман, наполнился газом.
Молодой человек потерял сознание, надеясь, что это – смерть пришла за ним.
Но его надеждам не суждено было сбыться. Спустя час, судя по его наручным «Casio», он очнулся. В его комнате было по-прежнему темно, а вот комната за стеклом освещалась холодным сиянием люминесцентных ламп.
Если бы вместо прозрачности стена вновь приобрела зеркальность, то Герман узрел бы в своей шевелюре седую прядь. Купаясь в синеватых лучах, посреди комнаты покачивалось обезглавленное тело девушки, подвешенное на дыбу. Невдалеке валялась груда окровавленных лохмотьев, в которых Герман не сразу признал голову Анжелы. Впрочем, лица видно не было. К счастью.
Кинжал по-прежнему торчал из промежности тела, как обвисший гипертрофированный член гермафродита.
У молодого человека закружилась голова. Пол ушёл из-под ног. На этот раз по-настоящему. Герман полетел куда-то вниз по узкому жёлобу.
Хотелось кричать, но тело отказывалось повиноваться ему. Если обычно мысли в мозге передвигаются химико-электрическим путём, то сейчас в голове Германа они передвигались исключительно благодаря силе тяжести.
Падение, а точнее, съезд по жёлобу, продолжался секунд десять-двенадцать. Однако несчастному парню они показались вечностью, наполненной болью и мукой.
Он с разгона плюхнулся в канаву, наполненную грязной водой. Из правого глаза посыпались искры: при падении он сильно ударился лицом об колено. Вокруг – темнота, хоть глаз коли. Думается, что он согласился бы лишиться зрения часа два назад, узнав, что ему придётся лицезреть.
Герман понятия не имел, где он оказался. Единственный порыв, руководящий им сию секунду, был: выбраться отсюда поскорее. Он поднялся на ноги, кое-как нащупал склизкую стену и, придерживаясь за неё рукой, побрёл вперёд.
Грязная вода доходила ему до колен. Иногда под ногами что-то двигалось и вроде бы пищало. Молодой человек не обращал не это особого внимания, но пару раз его стошнило. Наконец, дрожащие пальцы нащупали металл.
Лестница!
Скобы, по которым можно забраться наверх. Собрав остатки сил, он полез наружу. Добравшись до предпоследней скобы, он понял, что между ним и наружным миром осталось ещё одно препятствие: крышка люка. Он упёрся в неё плечами и поднатужился. Никакого результата; она словно намертво вросла в ложе.
Откуда-то из далека тёмных туннелей донёсся холодящий кровь вой.
Герман дёрнулся. Крышка люка отлетела метра на полтора. При ударе он повредил плечевой сустав.
Люди, проходившие по Цветочному бульвару в половине девятого вечера, могли видеть следующую картину: люк дренажной системы срывается с места и отскакивает, в образовавшемся проёме показывается грязный молодой человек лет двадцати, со следами смертельной усталости на лице и подступающего безумия – в глазах. Волосы его перепачканы грязью, но можно различить две, или три седых ряди. Один глаз подбит. Правая рука свисает плетью.
Он выскочил из люка, точно ошпаренный. Теперь надлежало разыскать блюстителя порядка и поскорее отвести его туда – на Садовую. Изуверы, сектанты, или кто они там, должны получить своё.
Милиционер нашёлся почти сразу. Он сам выделил Рутштейна из толпы. Подошёл, козырнул, представился.
– Ваши документы.
– Сейчас, сейчас. – Герман привычным жестом полез в карман, но на полпути рука его замерла; он вспомнил, что оставил паспорт в номере. – Извините, кажется, я забыл их на шоу.
– На каком шоу?
– А Вы разве не знаете, что у вас тут новое реалити-шоу снимают?
– Что-то такое слышал, но там частные владения, так что… Но почему Вы в таком виде? Что произошло?
– Сейчас всё объясню. Я ведь и сам… это… хотел найти Вас…
– Меня?
– Да любого милиционера, хоть бы… У Вас тут в городе такое творится! – И Герман вкратце рассказал всё, чему сам стал свидетелем.
Поначалу у человека из органов всё шире и шире открывались рот и глаза, но в какой-то момент выражение его лица переменилось. Стало недоверчиво-снисходительным.
– Где, Вы говорите, всё это произошло?
– Садовая, четыре – семнадцать.
– Вы лжёте.
Герман задохнулся. Никак не предполагал он такого оборота событий. Ни слова не могло вырваться из его горла, хотя набилось их там порядком.
– Или же Вы – сумасшедший, – продолжал милиционер, – и выдаёте бред Вашего воспалённого сознания за то, что происходило на самом деле.
– Но почему?!
– Да потому, что на Садовой улице нет никакого дома под номером четыре. Его снесли лет десять назад, и была это обычная частная хибарка.
– Но я же там был!!!
– Знаете, что, молодой человек, мне придётся задержать Вас. Может быть, врачи заинтересуются Вами.
Поняв, что помощи тут ждать бесполезно, Герман рванул вперёд. Сотрудник попытался догнать его, на куда там, – у парня, словно второе дыхание открылось. Он бежал туда, откуда прибыл только утром, но совершенно другим человеком.
Было около девяти часов вечера.
А в начале восьмого участники шоу решили провести вечер на пляже возле озера и поиграть в волейбол. Притащили сетку, вкопали два столба, расчертили поле и разбились на команды.
В первой, где капитаном стал Андрей Сабуров, играли: Ислан, Миша, Рита, Олеся и Кира. Во второй: Дмитрий, Люба, Саша, Маша, Максим. Шестым, а также капитаном команды паче всяких чаяний стал Влад. Он тоже присоединился к ребятам, сказав, что неплохо было бы развеяться.
Остальные либо загорали, либо купались. Лика, похожая на колдунью, отсиживалась в тенёчке, будто на неё и правда негативно действовал солнечный свет. Психиатр Юра отыскал себе где-то раскладное креслице и зонтик от солнца. Больше всего он напоминал сейчас русского на иностранном пляже, изображающего колумбийского наркобарона, или хозяина шикарной виллы, как минимум. Свою Катю он гонял нещадно, будто бы она уже лет десять была его женой.
После первых минут игры выяснилось, что в команде Влада в волейбол умеют играть только трое: сам Влад, Дмитрий да Сашка. Максиму это было явно в новинку, а девушки, похоже, даже в школе манкировали этим видом спорта.
Андрей поначалу думал, что оказался в менее выигрышном положении: всего трое мужиков, причём, Ислан ни сном, ни духом, но он очень старался, очень. Миша – чуть лучше, но он так и норовил забросить мяч в аут.
Они с Кирой стояли как раз в линии защиты, когда он понял, что несколько заблуждался насчёт своей команды. Андрей отдал Кире пас над самой сеткой, надеясь, что она перекинет мяч. Девушка же грациозно, словно горная серна, взвилась в воздух и профессиональным движением загасила мяч. Команда противника даже сделать ничего не успела.
– Вот это да! – Воскликнул Андрей. – Где это ты так научилась?
– Да так, на курсы ходила. – Смущённо улыбнулась девушка.
Через несколько минут выяснилось, что Олеся тоже не лыком шита и, между прочим, КМС по волейболу.
Однако первый тайм они проиграли со счётом: двадцать три – двадцать пять. Противники их поняли, что расслабляться нельзя. Да и Андрей пропустил несколько лёгких мячей, потому что львиная доля его внимания была отдана не игре, а созерцанию гибкого, стройного, лоснящегося от игрового пота тела его девушки в бикини. Зрелище, надо сказать, и вправду потрясающее.
Ко второму тайму он собрался. Помогли два фактора. Во-первых, – он почему-то подумал, что те – за сеткой – противники не только в волейболе, во-вторых, – подстёгивал «Чайф» из магнитофона:
Какая боль, какая боль:
Аргентина – Ямайка: пять – ноль.
Нет, Шахрин, ты не прав, – подумал Андрей и принял сложнейшую подачу Влада. На этот раз команда Влада практически ничего не смогла противопоставить команде Андрея.
Двадцать пять – четырнадцать в пользу последней. В перерыве фотографировались на фоне сетки.
Третий тайм. Атмосфера на поле накалилась до предела. То одна команда, то другая вырывались вперёд, но отстающая тут же навёртывала. Разыгрался Дмитрий. Гасил почти все мячи, которые ему пасовали. Тройка: Андрей, Кира, Олеся, тоже не дремала. Они поднимали мячи от самой земли, смущали: девушки – мужскую половину, Андрей – женскую (было чем). И забивали, забивали, забивали.
При счёте: двадцать один – двадцать один игра была остановлена очередным истошным криком Лили.
Лиля понемногу отходила от случившегося с ней. Она с удовольствием смотрела, как ребята и девчонки гоняют мяч. Пару раз на её губах появлялась блеклая улыбка, которая тут же таяла.
Очень хотелось искупаться, но стоило ей подумать, что она войдёт в озёрную воду, как перед глазами вставали картины с болота. Она прекрасно плавала, но боялась, что чья-то склизкая рука с отслаивающейся кожей схватит её за ногу, или за руку (какая разница?!) и увлечёт её за собою в тёмную пучину ила к вечному мерцающему покою на дне.
Нет, купаться она не пойдёт. Однозначно. Она посмотрела в ту сторону, где сидела Лика. Вид у девушки был отрешённый, самосозерцательный.
О Лике в стане участников реалити-шоу ходили разные слухи. В том числе и такие, будто девушка видит будущее. Между вторым и третьим таймом Лиля поднялась с покрывала, на котором загорала, и подошла к отдыхавшей в теньке «ясновидящей».
– Привет.
– Привет.
– Я бы хотела поинтересоваться…
– Ясновидящая я, или нет?
– Точно!!!
– Нет.
– Но как ты тогда узнала о том, что я хочу спросить?
– Это же элементарно, Ватсон, – усмехнулась Лика, – я же знаю, какие слухи про меня ходят. Кстати, большую часть я распустила сама для поддержания имиджа. У тебя случилось горе, а когда у людей горе, то девяносто процентов из них хотят знать: что же будет дальше. К чему ещё готовиться? Это счастливые о будущем не думают, потому, собственно, и счастливы.
– Извини, что потревожила.
– Ничего, ничего. Кстати, кое-какое предостережение я тебе сделать могу.
– Что ещё?
– Если ты сегодня же не укатишь отсюда на все четыре стороны, то другого шанса может просто не представиться. Сечёшь?
– Но мне очень нужны деньги.
– А кому они не нужны?
– Я не могу уехать.
– Ну, как знаешь.
О проекте
О подписке