Глава 2.

Прошла уже неделя с тех пор, как Карл Моисеевич увидел своими глазами “товарища” Ульянова в кабаке "Понтий Пилат". За это время он не много чего нового узнал о нем для себя. Единственный вывод, который он смог сделать из своих умозаключений – Ленин был не однозначной личностью. Однозначно было лишь то, что он собирался менять жизнь в стране.

Но не вопрос истории или общества не давал покоя Карлу Моисеевичу всю эту неделю. При нем творилась история. Прямо на его глазах происходило что-то поистине великое, о чем будут рассказывать ещё не одному поколению “новых людей”, о чем будут судачить не один год великие умы этого мира. А что он чувствовал? Что он должен был чувствовать?

На первый вопрос ответ был простым – ничего. Его совершенно не волновало происходящие в стране события. А вот что он должен чувствовать? Этот вопрос тревожил его, держал в состоянии беспокойства, а по ночам мешал спать.

Когда Ленин сидел там, в "Понтий Пилате", все вокруг него испытали какое-то действительно необъяснимое чувство одухотворённости, воодушевления. Люди были словно заворожённые. Даже те, кто считал его деятельность подрывающей позицию императорской власти и даже террористической, при нем, в его присутствии, забывали о своих словах и объясняли всем вокруг, что все же он борется за народ, за правое дело.

Но Карлу Моисеевичу не было особого дела до народа в целом. Для него народ – был он сам. А кто стоит у руля страны? Есть война или нет? Какая разница? Цифры будут всегда, значит, ему будет что считать.

Белые ночи в Петрограде закончились, и летнее темное небо из-за всех сил давило на Карла Моисеевича, заставляя его думать над не покидавшим его голову вопросом. Благо, думать пришлось не долго. Сегодня, по долгу службы, его занесло в кабаре "На Садовой". Работы там, как всегда было не много, и закончил он ее быстро. А значит, было время для того чтоб отдохнуть, расслабиться, выпить стопку другую джина и посмотреть, как танцуют, задирая ноги выше головы, молодые нимфетки.

Карл Моисеевич вышел из подсобного помещения, располагавшегося в подвальной части кабаре, и очутился в просторном темном зале. Приглушённый свет и стены бархатного цвета создавали интимную обстановку и концентрировали внимание гостей на сцене, освещенной софитами и возвышающейся над столами гостей, где сейчас заканчивала своё выступление Обворожительная Аннет. К большому сожалению, Аннет выступала практически для пустого зала. Хотя сегодня и был вечер пятницы, но в последнее время дела у кабаре "На Садовой" шли из рук вон плохо, и такие “пустые” вечера были обычным делом. Как посчитал Карл Моисеевич – если дела пойдут так и дальше, то через два месяца заведению придёт конец.

А что могло измениться? Что должно было произойти, чтобы у людей появились лишние деньги для такого рода развлечений? Что должно было случиться, чтобы у людей в принципе появились деньги? Должна была закончиться война? Начнётся новая. Смениться власть? Будет все по-старому. Должен поменяться сам человек, так думал Карл Моисеевич. Должна поменяться сама мысль, что впервые зарождается в его создании, когда он только учится даже не говорить, а ещё ходить. Когда он только видит свою мать и отца и окружающий его мир. Но вот какая должна быть мысль – это был хороший вопрос.

Карл Моисеевич своим незаметным шагом быстро прошёл мимо пустых столов, заполняющих зал, и плюхнулся на барную стойку. Без лишних слов он показал бармену два пальца, указательный и средний – сигнал был подан и незамедлительно доставлен до адресата.

Музыка затихла.

Карл Моисеевич обернулся и устаивался на сцену.

Обворожительная Аннет закончила своё выступление. И с просящими, умоляющими глазами, ждала от пустого зала живительных оваций.

Нависла тяжелая тишина. Карл Моисеевич уже было хотел захлопать, но тут его опередили. Из темного конца зала раздались хлопки мужчины. За ними последовали хлопки его собеседника, или правильней сказать собутыльника. Во время выступления Аннет они жадно обсуждали какую-то тему и даже не смотрели на сцену. Именно это и отражали их хлопки. Они были безличными, холодными и уставшими, как и все в этом огромном кабаре.

Карл Моисеевич охотно присоединился к аплодисментам и добавил им немного живительного звона.

Услышав этот звон, Аннет бросила свой взгляд к барной стойке, едва заметно улыбнулась и скрылась за занавесом.

Проводив Ее взглядом, Карл Моисеевич отвернулся к барной стойке. Перед ним уже стояла полупустая бутылка джина и две рюмки верх дном. Он перевернул одну из них, откупорил бутылку и налил себе пол стопки. Поднеся Ее к очкам, он пристально уставился на жидкость внутри. Со стороны казалось, будто он пытается ее загипнотизировать, превратить из ужасного маслянистого напитка во что-то более изящное и игривое. Но, в свою очередь, джин в рюмке тоже гипнотизировал Карла Моисеевича, он посылал ему одну единственную четкую, острую и молниеносную команду – Пей!

Команда дошла влет. Карл Моисеевич резко опрокинул стопку и влил в себя Ее содержимое. Едкий, горький вкус резко заполнил доверху все его сознание. Место осталось только для одной мысли – хлопнуть сразу же вторую дабы перебить вкус первой. Мысль была глупая, но спорить с ней было не кому. Карл Моисеевич быстро откупорил бутылку, налил ещё пол стопки и влил в себя. Странно, но помогло. Едкий вкус немного смягчился, а горечь уже не настолько сильно, как до этого, терзала его горло. Карл Моисеевич пару раз причавкнул и уставился на стопку.

Маслянистая оболочка с внутренней стороны покрыла старую, потертую стопку и чуть заметно поблескивала на свету. На дне осталась лишь одна маленькая, одинокая капелька. Она не могла выбраться из стопки. Она была в ее плену, в плену Карла Моисеевича. Но он решил сжалиться над ней и повторно опрокинул пустую стопку себе в рот, подождав пока капелька скатиться на его язык, чтоб затем продолжить путь к своим товарищам, которые были уже близки к завершению своего пути. Они обволокли все внутренности своего гостеприимного хозяина, так же, как и эту стопку. Оставив за собой лишь тонкую маслянистую пленку, которая, наверное, "приятно" грела органы Карла Моисеевича, но, к сожалению, также и вызывала совершенно неуместную отрыжку.

– Гос-сподин Хороший, – упала на плечо Карла Моисеевича чья-то тяжелая рука, – прошу прощение за беспокойство, но рассудите наш спор. Где лучше умирать: забытым на чужбине, в попытке отстоять чьи-то чужие интересы или на родной земле, защищая -, *ик*, – себя, свою землю, свою семью и да свой весь народ?

Карл Моисеевич обернулся. Перед ним стояли два работяги, которые немного пошатываясь, устремили свои взоры на него. Хотя могло и показаться, что их больше интересует бутылка джина и Ее содержимое, чем человек сидящий подле неё.

– Ты неправильно задаёшь вопрос! – перебил его компаньон. – Но перед тем, как всем вместе вникнуть в эту животрепещущую тему, давайте выпьем, – компаньон кивнул на откупоренную бутылку джина, – чтобы мысль пришла… правильная. – закончил он, немного подумав.

Карл Моисеевич любезно протянул им бутылку, хотя и без особого энтузиазма, ведь разговаривать с ними ему совершенно не хотелось. Уж лучше пить.

Господа разлили в уже приготовленные рюмки, которые они принесли со своего столика, до краев содержимое бутылки. Налили и Карлу Моисеевичу. Затем содрогнулись и влили в себя горький джин.

– А вы кого-то ждёте? – кивнул компаньон на перевёрнутую стопку.

Карл Моисеевич не успел открыть рот, только неуверенно пожал своими плечами, как тот продолжил.

– Ну, да не важно. Дело вот в чем: сейчас большая часть мира охвачена войной. Это важное мировое событие, в которое втянуто уйма стран. Люди сражаются, умирают отстаивая честь и интересы своих государств. Итоги этой войны, как у победителей, так и у проигравших, окажут огромное влияние на развитие этих стран. – Наверно, он хотел бы это добавить, но его проспиртованный мозг не смог осилить эту мысль. – Да и на всю историю в целом! И стоит ли нам в данный момент брать и скатываться до какой-то междоусобицы?

– Какой ещё междоусобицы?! Как ты можешь?! – встрепенулся первый господин. – Там, черт знает где, наши парни отдают свою жизнь! А за что? Потому что так захотелось буржуазным козлам?

– Императору. – поправил его второй.

– Какому императору?! Его уже туда! Тю-тю. Сейчас там этот, как его там…да и им дела нет до нас, до простых смертных! Им б только развлекаться, да шампанЬское свое пить! У меня дядька, земля ему пухом, месяц назад от голода скопытился. Ты думаешь, буржуи сделали что-нибудь? Нет! Ни черта подобного! Им плевать! И почему, спрашивается, нам должно быть до него дело?

– Знаю я твоего дядьку! Спился он, вот и помер!

– Ничего ты не знаешь! И царь твой ничего не знает. И вместо того чтобы гибнуть там, наши парни сейчас могут изменить все здесь! На родной земле! Для себя же самих и для нас с тобой, понимаешь!

Карлу Моисеевичу становилось не по себе. Он все глубже и глубже увязал в их разговоре, хотя и понимал, что тот протекает совершенно без его участия. Но итогом все равно будет он, как судья, как чаща весов, как тот, кем он совершенно не хотел быть. Он хотел превратиться в улитку, залезть в свой панцирь и медленно ползти прочь. Но от этой участи его спасли.

– Мужчины, только и можете, что разговаривать о политике. Никакой пользы от этого нет, только сидеть и языками чесать. – раздался за их спинами чуть хриплый молодой женский голос. – Лучше бы что полезного сделали, то ни разговор не можете нормально поддержать, ни даже похлопать.

Из-за их спин показалось лицо обворожительной Аннет. Она встала рядом с Карлом Моисеевичем, сконцентрировав все внимание на себе.

Это поистине женская особенность и способность, затыкать любого мужчину за пояс. Какая бы ситуация не была и о чем бы не шёл разговор, появившись в кругу мужчин сильная женщина обрезает все нити внимания и связывает их на себе.

– Ну что же вы так резко реагируете, барышня. – ответил первый господин. – Может, вы тоже хотите поучаствовать в нашей беседе? Или выпейте с нами! Скоротаем вечерок.

Аннет выпрямила спину, уткнула руку в бок и раскрыла свои сверкающие глаза настолько, насколько это было физически возможно, а может даже больше. Боевая стойка у неё была доведена до совершенства. Не нужны были даже слова, ее поза уже сказала все что было можно про этих двух мужчин. И любое слово которое она бы сейчас произнесла было бы не приговором к расстрелу, а контрольной пулей или финальным гвоздем в их гроб.

Но она не сказала ничего. Аннет просто развернулась и пошла прочь из кабаре.

– Ну, куда же ты, красотка? Только мы разговорились… – крикнул первый господин.

Только идиот может крикнуть подобные слова такой женщине. И не тот Идиот, которого описывал в одноименном романе Фёдор Михайлович Достоевский. А конченый идиот, чьё существование, а не жизнь, мечется между рюмкой с маслянистой жидкостью и лужей в подворотне.

Карл Моисеевич понял, разговор продолжен не будет. Сейчас эти двое начнут обсуждать Аннет, а значит, пока они не втянули его в свою новую беседу, ему пора смываться. А так как он так и не вступил в предыдущий диалог, то уйти он сможет в своём любимом стиле – английском, без лишних слов.

Открыв дверь и выскочив на улицу, Карл Моисеевич увидел Аннет, которая стояла на тротуаре, спиной к входу. Он молча подошёл к ней.

– Я уже начала думать, что ты решил остаться с ними. Пойдём?

Карл Моисеевич кивнул в ответ.