Глава 4

Губрозыск занимал здание старинного купеческого особняка, выходившего узким торцом к улице. Над дверями висела табличка «Губернский уголовный розыск». Неподалеку от входа пустовала коновязь.

У дверей стоял скучающий боец ЧОН с винтовкой. От нечего делать, он вертел головой по сторонам.

Завидев вылезавшего из коляски Елисеева, боец напрягся, взял винтовку на изготовку.

– Вы по какому вопросу, товарищ?

– Мне бы к начальнику пройти.

– Нет его, по делам уехал, – сообщил часовой.

– А кто за него остался?

– Товарищ Колычев. Елисеев обрадовался.

– Тогда я к нему.

– Проходите, – разрешил боец.

Петр толкнул массивную дверь, оказался в длинном и темном коридоре. Доски под его тяжестью заскрипели. На скамейках, установленных вдоль побеленных стен, сидели люди: потерпевшие или те, кого вызвали для допроса. При виде Елисеева все, словно по команде, вскинули головы.

– Здравствуйте, – слегка опешив от неожиданного внимания, произнес Елисеева.

– Вы к кому? – спросил его дежурный, сидевший за обшарпанным столом.

Петр хотел ответить, но сейчас же зазвонил телефон, и дежурный схватился за трубку:

– Губрозыск, дежурный по городу Федотов… Говорите адрес… Медленнее, пожалуйста. Воскресенский проспект, дом три, все верно? Принято. Отбой.

Он бросил взгляд на настенные часы и что-то записал в большой прошнурованной книге. Потом, вспомнив об Елисееве, спохватился:

– Простите, вы к кому, товарищ?

– К Колычеву.

– Вторая дверь направо, – сказал дежурный и потерял к нему интерес.

– Спасибо, – поблагодарил Петр.

Колычев сидел в маленькой прокуренной комнатушке с узким зарешеченным окном. Из всей мебели два стола, несколько стульев и несгораемый шкаф, поверх которого лежали пухлые папки.

– Петр! – обрадованно приподнялся Колычев. – Здорово, герой!

Елисеев смущенно потупился.

– Брось барышню изображать! Проходи, не стесняйся! Из транспортной уже звонили, рассказали о твоих подвигах. Лихо ты, говорят, Пичугина кончил. Прямо голыми руками. Чуть голову не оторвал…

– Случайно вышло. Я его живьем, гада, взять хотел, – признался Петр.

– Все равно, молодец! Не сплоховал. Выходит, не зря я тебя товарищу Янсону сватал! – горделиво произнес Колычев.

Многие начальники уголовного розыска по традиции были переведены из ЧК. Не стал исключением из правила и начальник Железно-рудского губро, бывший латышский стрелок Янсонс. Правда, буква «с» на конце его фамилии постепенно исчезла, и теперь начальника величали чуть короче – товарищ Янсон. Прежде Елисееву не доводилось с ним сталкиваться лично, но все отзывы были только положительными: угрозыском заведовал человек ответственный, строгий, но справедливый, вдобавок, с неплохим опытом оперативной работы.

– А где он? – поинтересовался Петр и услышал ответ:

– Там же, где почти все наши – в клубе, Ленина слушает.

– Как Ленина?! – удивился Елисеев. – Он что – в Железнорудск приехал? А почему нам никто не сообщал? Это же такое дело… такое… – От избытка чувств у него перехватило дыхание.

Шутка ли – сам товарищ Ленин в их губернском городе. Да это событие всероссийского, если не сказать – мирового масштаба.

Колычев засмеялся.

– Ну, ты, братец, хватил! У Ильича и без нас забот хватает. В Москве он, работает.

– А как же… – совсем ошалел Петр.

– Ларчик просто открывается. Пластинки сегодня привезли с его речью. Наших первыми слушать пригласили, – похвастался Колычев. – Мы с тобой завтра пойдем. Товарищ Янсон велел устроить стопроцентный охват. Каждый сотрудник обязан услышать Ильича. Ты, кстати, как – партийный?

– Нет, – мотнул головой Елисеев. – Сочувствующий.

– Непорядок, – сказал Колычев.

Петр виновато потупился. Он подумывал о вступлении в партию, но не решался сделать первый шаг. Быть большевиком – большая ответственность. Честь велика, но велик и спрос.

– Я поговорю с товарищами по партячейке. Думаю, скоро поставим вопрос по тебе. Нас, партийных, мало, но вместе мы – во, сила! – Колычев сжал ладонь во внушительного размера кулак. – Горы свернем! Солнце с неба достанем.

Дверь распахнулась, в комнату стремительной походкой ворвался невысокий плотный мужчина лет сорока с русыми коротко стрижеными волосами. На нем был английский френч, обтянутый крест-накрест портупеей, и темно-зеленые кавалерийские галифе. Взгляд у мужчины был ясный и решительный.

Елисеев при виде его вытянулся. Вышло это как-то само собой.

– Товарищ Янсон, – сразу обратился к нему Колычев. – Вот, обещанное пополнение: Петр Елисеев из уездной милиции.

– Елисеев?! – обрадованно воскликнул Янсон.

Он протянул руку.

– Очень рад!

– Спасибо, товарищ Елисеев. Взаимно.

– Теперь будем работать вместе. Наслышан уже о вас, наслышан. Мало того, что Колычев все уши прожужжал, так еще и в клубе только и разговоров, как вы у вокзала отличились.

Начальник губро говорил по-русски бегло и без малейшего акцента. Петр с удовольствием пожал его крепкую руку, невольно отметив широкую, как у молотобойца ладонь.

– Одно плохо – засветились вы. Теперь вас как новое лицо в оперативных мероприятиях будет сложно использовать, – задумчиво произнес Янсон. – Уголовники нас наперечет знают. Потому и хотел вас, как человека пока неизвестного, к нам выписать. Но ничего, что вышло, то вышло. Будем надеяться, что сильно все же не примелькались. У вас есть, где остановиться в городе, хотя бы на первое время?

– К сожалению, нет, – честно ответил Елисеев.

– Решим вопрос, товарищ Янсон, – заверил Колычев.

– Отлично. Тогда сегодня устраивайтесь с помощью товарища Колычева, а с завтрашнего утра запряжем вас как полноценного работника уголовного розыска. Меня кто-то спрашивал? – уточнил он у Колычева.

– Нет.

– Тогда до свидания, товарищи. Завтра, к восьми часам, жду всех на планерке.

– До свидания, товарищ Янсон.

Начальник вышел из кабинета.

Только после этого Петр сумел немного расслабиться.

– Как тебе наш начальник? – подмигнул Колычев.

– Силен, – признался Елисеев.

– То-то, братец! Повезло Железнорудскому угро с таким начальником.

Он подошел к сейфу и, открыв массивную дверцу, стал укладывать в него папки с делами.

– Собирайся, пойдем, – сказал Колычев, запирая несгораемый шкаф.

– Что, вот так – сразу?

– А как ты хотел? Тебе же сказали, что до завтра надо решить вопрос с квартирой. Вот и поспособствую.

– У себя поселишь?

– И рад бы, да некуда. У меня семеро по лавкам дома, места приткнуться нет. Но я тебе неплохой вариянт подыскал. У Марии Степановны поселишься. Она хоть и шибко верующая (весь дом в образах, в церкву ходит и все посты соблюдает), но человек правильный: двух сыновей воспитала, оба краскомами служат. Геройская, я тебе скажу, тетка. И возьмет за постой недорого. Скушно ей в одиночестве. Сыновья далеко отсюда службу несут. Только в отпуск и навещают.

– А я ее не стесню?

– Не, за это не переживай. До тебя у Степановны другой наш сотрудник квартировал, Коркин. Только его с треском поперли из губро.

Тут Колычев нахмурился. Чувствовалось, что тема Коркина ему неприятна.

– Поперли, значит… И что же натворил этот ваш бывший сотрудник? – не смог сдержать интереса Петр.

Колычев вздохнул, однако ответил:

– Во-первых, не «ваш», а наш…

– Извини, наш, – поправился Елисеев.

– Во-вторых, связался со всякой шелупонью! – будто не замечая слов Елисеева, продолжил собеседник. – Дружбу завел с продажными девками. У нас их «маньками» кличут. И ладно бы дружбу… Чего ради дела не сделаешь? Поговаривали, что сам их, кому надо подкладывал, да деньги с бабенок стриг. Но вообще раскрываемость у него была – ого-го! Ценным сотрудником считался, грамоты имел. Знаешь, сколько эти «маньки» знают?! Раз в пять больше нашего! Почитай, все сплетни через них проходят. Так что вот тебе мой совет: обязательно заведи себе среди «манек» сексота.

– Кого? – не понял Елисеев.

– Секретного сотрудника. Ну, вроде как человечка своего в уголовном мире. Ты ему мелкое послабление, а он тебе сведения. Что сам не знает, у других по-тихому выяснит. Хороший сексот в нашем нелегком ремесле на вес золота. Некоторым еще и платить приходится.

– Из своего кармана, что ли? – нахмурился Петр.

– Бывает, что и из своего кармана, – признался Колычев. – Нам, конечно, кое-какие фонды отпускают, но тут как с получкой: иной раз по нескольку месяцев дожидаться приходится. Все, пошли. Степановна рано спать ложится. Не хочу будить женщину.

Они вышли из угро и повернули направо по скверно замощенной улице.

– Далеко идти? – поинтересовался Елисеев.

– За четверть часа неспешной походкой управимся. У нас город хоть и губернский, да не сказать, что большой. Не Москва и не Питер.

– А сколько народа живет?

– Да кто ж его считал толком? Тыщ семьдесят, пожалуй, наберется, да мильон в самой губернии. И на все про все нас – дюжина работников в губрозыске. Хоть порвись!

– Много работы?

– До хренища! Скоро на своей шкуре прочувствуешь.

– Поскорей бы, – честно сказал Елисеев.

Они подошли к деревянному домику самого что ни на есть деревенского вида. Забора вокруг не было.

– Мы на месте, – произнес Колычев. – Дорогу запомнил?

– Да чего тут запоминать?

– Оно и верно. Почти все прямо. Но я так, на всякий пожарный, уточнил.

Колычев постучал в незакрытое ставнями окошко.

– Степановна, открывай! Дело есть!

В доме кто-то зашевелился-заворочался. Открылась дверь, и на крыльцо вышла укутанная в серый шерстяной платок бабулька. Она прищурила подслеповатые глаза.

– Борька, ты что ли?

Только сейчас Елисеев узнал, что его сослуживца зовут Борисом.

– Я, Степановна. Гляди, какого постояльца к тебе привел, – похвастался Колычев.

– Что ж на пороге стоите? Заходите. Гость в дом, бог в дом.

Колычев подтолкнул Петра локтем, и они зашли внутрь вслед за старушкой.

– Башку береги, – посоветовал Борис. – Тут притолоки низкие.

Они вошли в избу, освещенную коптящей лампой.

– Представишь гостя? – спросила Степановна.

– А то! Прошу любить и жаловать, – заговорил Борис. – Это наш новый сотрудник, зовут его Петром, а фамилия Елисеев. Хочет у тебя остановиться.

– Я не против, пущай остается. А на сколько? – снова прищурилась подслеповатым глазом женщина.

– Да пока на улицу не попрешь, – усмехнулся Колычев.

– Скажешь мне! – погрозила пальцем Степановна.

Она подозрительно уставилась на Елисеева.

– Пьешь?

– Нет, Марь Степановна. Тверезый я, – сказал Петр.

– Это хорошо, – обрадовалась женщина. – Я винища на дух не переношу и в доме видеть его не желаю. А если с девками загуляешь, так сюда без моего разрешения не води. Я блудни-чать не дозволяю.

– Сурова ты, Степановна! – хохотнул Колычев. – Откуда девкам взяться: только-только товарищ приехал и знакомствами обзавестись не успел.

– Ничего, дурное дело нехитрое. Тем более – вон какой видный парень! Все девки в городе по нему скоро сохнуть начнут, – заявила старушка.

– Сколько возьмете с меня за жилье? – спросил Петр.

Степановна махнула рукой.

– Ить с вас много-то не возьмешь! Знаю я, какие у вас получки! Ты проходи, не стесняйся. Про деньги мы с тобой опосля договоримся.

Она указала на фанерную перегородку, неподалеку от большой деревенской печки.

– За ней мой прежний постоялец жил. Сам угол себе отгородил. Туда заселяйся. Сейчас белье новое постелю. И вещи твои найдем, куда пристроить.

– Ну, все, – сказал Колычев, – ты тут располагайся, а я домой побежал. Завтра на службе встретимся. Не забывай, что товарищ Янсон говорил: в восемь утра у нас планерка.

Видя вопросительный взгляд, пояснил:

– Для несведущих – это совещание такое, в котором мы планы на весь день обсуждаем. Пока, Петр! Не проспи! А то у Степановны перины-то лучше, чем царские. Из кровати вылезать не захочется.

– Счастливо! – улыбнулся Елисеев. – Не просплю! Спасибо за все, Боря!

– Тебе спасибо! Я перед тобой до гробовой доски в должниках буду.

– Проехали! Никто никому ничего не должен.

Петр проводил товарища и принялся устраиваться в «апартаментах». Много ли ему надо? Кровать есть, табурет на случай прихода гостей имеется, даже грубо сколоченная тумбочка – и та в наличии.

Красота! Живи да радуйся.

– Ты, наверное, голоден, Петя? – заглянула за перегородку Степановна.

– Есть маленько.

– Тогда садись за стол, поснедаем. У меня каша на молочке сварена, пироги остались. Сейчас самовар поставлю. Посидим, чайку попьем, поговорим. Не волнуйся, тайны выпытывать не собираюсь, – засмеялась женщина.