Цитаты из книги «Непрощенная Ахматова»

Нет такой гадости, которую Ахматова не могла бы о себе сказать.

Отзывы сводились к тому, что Ахматова воплощает собой двойственный тип святой блудницы или святой грешницы. Тип, который, строго говоря, она в русской литературе первая воплотила и первая культивировала. Это высокое бесстыдство – способность ввести прозаические детали в любовный контекст, разумеется, роднит Ахматову напрямую с русской классикой. И отсюда же типаж героини Достоевского – святой блудницы, вечно кающейся, от имени которой Ахматова впервые и заговорила. Чехов этот литературный тип ненавидел за пошлость – и вообще очень не любил всякого рода пошлость. Может быть, поэтому Ахматова так горячо не любила самого Чехова. Он видел явную моветонность этого литературного типа, но мы прощаем моветонность за литературный результат. Ведь дело в том, что это только у таланта хорошие отношения со вкусом. Гений – это почти всегда безвкусица, поскольку это выход за все границы.

В ахматовских стихах женская душа закричала, завизжала, зарычала о самом страшном – о бесконечной зависимости, о чувстве оскорбления, о том, как всегда мучительно-неожиданна измена. О том, как неизбывна обида и о том, как бесполезна месть – потому что тот, кому мстим, давно исчез . Эти чувства, абсолютно бесстыдные и жалкие,

Потому что первая, самая ранняя, изначальная лирическая тема Ахматовой – это греховность поэта, несчастность поэта, изгойство поэта, его обреченность. Именно за это вы все и будете нас любить, вот именно в этом наша святость и наша победа. Этот гениальный перевертыш и стал, собственно говоря, ахматовской лирической темой.

: «Путешествия подменяют настоящее действие, создают впечатление чего-то, чего на самом деле нет в жизни».

Мне не надо ожиданийУ постылого окнаИ томительных свиданий.Вся любовь утолена.

с другой стороны, а если бы не было наших любовных неудач, разве мы писали бы что-нибудь?– А как же Берлин?– Вы можете как угодно ко мне отнестись после этого, но те работы Исайи Берлина, которые я читал, и те воспоминания об Ахматовой, которые опубликованы, произвели на меня ощущение добротной, в каком-то смысле очень британской, традиционной, высоколобой, очень скучной посредственности.Грех это говорить, но даже его воспоминания о Пастернаке дышат каким-то глубоким непониманием. Он очень хороший, очень заурядный человек. Так мне кажется, я, может быть, не прав. Во всяком случае, его философия либерализма кажется мне абсолютно абстрактной.– Огласите список литературы, обязательной к прочтению в ХХI веке.– Это к Путину, там он все про эти сотни… (смех в зале, аплодисменты)– Возможна ли параллель между Ахматовой и Раневской?– Думаю, что нет. Я не стал уж об этом говорить, потому что все-таки мне репутация немножко дорога, но, знать, не судьба. Тут прозвучал вопрос, как я отношусь к Лидии Корнеевне Чуковской.Когда-то Слепакова очень точно сказала, что записки Лидии Корнеевны об Анне Ахматовой – это гениальные записки стервы о стерве, что, конечно, есть некоторое принижение обеих. Лидия Корнеевна – блистательный человек, безупречный в моральном отношении, но хочется сказать, что Тамара Габбе не зря звала ее Немезидой. Лидия Корнеевна – человек такой моральной бескомпромиссности, что готова нести поэта на руках, пока он идет на Голгофу, но стоит ему шаг в сторону заступить, и она его с презрением сбрасывает.Я понимаю, почему Лидия Корнеевна могла раздражать Анну Андреевну. Ну, вот представьте себе ситуацию: Лидия Корнеевна отправляет из Ташкента телеграмму Пунину, его тоже уже вывезли к тому моменту из Ленинграда, Анна же лежит в сыпном тифу, пишет: «У меня сыпной тиф, умираю. Желаю жить долго и счастливо». Лидия Корнеевна говорит: «Может быть, не надо, Анна Андреевна, отправлять? Он будет беспокоиться». – «С чего бы Вы стали такой христианкой?!» – говорит Ахматова, внезапно порозовев и привстав на постели. До этого она лежала серая и ни на что не реагировала. Как?! Лидия Корнеевна мешает, тут позу трагическую надо принять, и есть для этого все основания – в эвакуации, в тифу, в Ташкенте, в жаре, в жарУ – ну, что здесь?! А Лидия Корнеевна еще думает о других!Мне кажется, в этой ее позе было что-то не очень Ахматовой приятное. В такой ситуации ей, конечно, была нужнее Раневская, с ее цинизмом, с ее добротой, с ее слепым обожанием, а, главное, с ее неправедностью.Понимаете, почему Лидия Корнеевна была так Ахматовой необходима? – Она ей полная противоположность. Лидия Корнеевна любит моральную правоту, и, может быть, поэтому ее стихи слабее ахматовских. А Анна Андреевна любит быть последней, растоптанной, морально неправой, несчастной. Поэтому она – гений.Вот как бы сказать? – я бы все, действительно, все, самое стыдное, мог бы рассказать Ахматовой в надежде, что она не слушает, спит, что ей неинтересно. Но Лидии Корнеевне я ничего бы никогда не мог о себе сказать, боялся бы с ней говорить, а только бы благоговел. Представьте, я иногда могу и помолчать, и вот при ней я сидел бы молча.Рискну прочесть любимое свое ахматовское стихотворение. Сердце бьется ровно, мерно.Что мне долгие года!Ведь под аркой на ГалернойНаши тени навсегда. Сквозь опущенные векиВижу, вижу, ты со мной,И в руке твоей навекиНераскрытый веер мой. Оттого, что стали рядомМы в блаженный миг чудес,В миг, когда над Летним садомМесяц розовый воскрес, —

сказала, что ситуация Левы понятна: когда ты страдаешь, тебе всегда кажется, что ты страдаешь сильнее всех,

Более того, в случае Ахматовой мужчина как-то излишен. Нам бы пострадать…

Надо сказать: «Какая я плохая!» Причем сказать с большим опережением.