Одинокий заброшенный монастырь среди мрачных и густых деревьев в самом сердце Шварцвальда. Стены серые, окна дырами, кусты, лишайники вокруг. Я притормозил, машина встала. Худая и ухабистая дорога закончилась, тупо уткнувшись в стену старой постройки.
«Не развернусь! – медленно дошло до меня. – А если задним ходом с горки? Да нет, так километра два придется ехать».
Я еще раз внимательно огляделся.
«А мне точно надо сюда? – спросил себя опять. – Может, я чего-то напутал?»
Визуальная картинка никак не хотела совмещаться с привычным алгоритмом моей работы. Я полез в папку с бумагами. Заявка: имена двух дам, адрес, дата, время, машина «мерседес» S-класса. Всё совпадает, мне сюда.
«Приезжайте за нами вечером, Борис. Переночуете у нас, а рано утром мы отправимся в аэропорт», – выдала мне память телефонный разговор с клиенткой. Однако же по смыслу разговора «у нас» – это когда у нас, то есть в отеле. А где тут отель? В радиусе сорока километров ни души. Лес да лес вокруг готических развалин. Может, это у человека юмор такой? А уточнить уже нельзя – связь умерла минут сорок назад, в последней деревушке.
Я вышел из машины и достал сигарету. И тут причудливой волной от стен монастыря доплыли звуки до меня на тему «Хари Кришна». Я обмер и не закурил. Бесовщина какая-то, мозг тщетно пытался сложить картинку воедино: лес, заброшенный готический монастырь и песнопения каких-то сутр восточных. Голоса доносились чистые и только женские. «Вот те на…» – подумал я, и осторожно вошел в храм.
Внутри было мрачно, пусто, сыро и зябко. «Потеря времени с пространством давно хозяйничают здесь, – мозг выдал мне подсказку и тут же дал сигнал: – Пора мне уезжать, а то совсем стемнеет». Но любопытство, как всегда, мой разум за ремень заткнуло, и я медленно пошел на голоса сирен.
Живой звук вокала, который я так люблю, заполнял полукруглое помещение с высоким потолком и узкими мозаичными окнами. В центре сидя вкруг на коленях, выли женщины разного возраста. Их было немного, с десяток, но все они, как в зеркале, качались в такт, плавно растягивая звуки на каком-то тарабарском языке. Все до единой улыбнулись мне и синхронным жестом пригласили присесть рядом. Мурашки на моей коже стали поочередно просыпаться.
– Guten Abend! – услышал я за своей спиной и подпрыгнул от неожиданности.
В шаге от меня стояла не совсем молодая женщина, чья доброта лица, казалось, говорила: «Я призвана тебе помочь, родимый, ты только попроси». И ласково мне улыбаясь, она спросила:
– Чем я могу помочь?
Я растерялся – как ей одним лишь словом объяснить, зачем я тут и почему так поздно? Но попытаться было надо.
– Да-да, у нас бесплатно вы сможете найти себе приют на эту ночь, – и добрая женщина открыла мне дверь в холодную казарму, в которой, похоже, хранились мои два года, которые я в армии служил: штук двадцать койко-мест и тумбочки меж ними, всё параллельно и синхронно – коврики, подушки, табуреты. Вдоль стенки зеркала – подшить воротнички? А вместо шкафа – просто ниша. Для шинелей?
Хоть двадцать лет давно прошло, а память выдала вживую: «Рота подъём!» – забег в туалет и построение на плацу в одном ПэШа, да на морозе. Я взглядом стал искать портянки, тапочки и сапоги. Наверное, там где-то под кроватью?
– Тля буду, – я промычал недобро, – уж сколько лет прошло, а хоть сейчас в ружье и штыковую.
– Wie bitte haben Sie gesagt? – испуганно выпучила на меня глаза добрейшая из женщин во всём Черном лесу.
– Nein, nein, Entschuldigen Sie bitte, – я испугался, что она меня поймет.
– Вы только извините, – продолжила вся «доброта», – у нас на ужин лишь хлеб, вода и пара шоколадок. Да, вот еще, две ваши девушки сейчас у Гуру, лично на приеме. Вам надо их немного подождать.
– Как девушки мои у Гуру? И лично, на каком приеме? – оторопев, на автомате я повторил за ней слова.
– Да-да, Он уже здесь, – произнесла она и глазки закатила. – Вы тоже лично с ним хотите пообщаться? Понимаю-понимаю. Вы готовы? Он примет нас сегодня всех, вы только сообщите, если захотите.
– Извините ради Бога, я не в курсе, а что за Гуру?
– Как? – она изумилась и выстрочила по слогам уже совсем недобро: – Шрит Руджит Шанкира, я позову вас, отдыхайте.
Я присел на кровати. Бесовщина какая-то, я заново попробовал сложить всё воедино: глубокий черный лес, заброшенный старый монастырь, десяток женщин, медитации и Гуру. Картинка не клеилась. В память вернулись страшные истории про Шварцвальд, что братья Гримм нам рассказали в детстве.
А вдруг всё правда?
Нет, решил я, надо уезжать и искать ночлег подальше отсюда. Я поднялся со скрипучей койки и крадучись пошел к машине.
Минут семь-восемь задним ходом, на три-четыре разворот, и гладко с горки понесло. В отель, к ближайшей деревушке. Мне лучше в ней заночевать и утром рано возвратиться.
Закапал дождик, и совсем стемнело. Вот въезд в деревню через мост, немного редких фонарей, сиротски хилые домишки, в чьих окнах мгла, и нет движений. Ни человека, ни души. Ни вывесок с призывом съесть иль что-то выпить. Я загрустил, мне перед сном хотелось пива и сосисок, корочки хлеба и горчицы. Желудок заурчал в пустой тревоге. Ну ладно, главное найти кровать, а остальное уже не так и важно.
Боясь пропустить отель, я стал внимательно вглядываться по сторонам. Передо мной плавно менялись картинки из темного средневековья. Церквушка шпилем в небо и рядом площадь вширь, ремесленная мастерская, часть древней крепостной стены и даже каменный колодец. Вокруг – немая глухота и звуки падающих капель.
Жутковато. Я нажал на кнопку плеера:
«…нет и нет, мне не до смеха,
нет окна, и дверь размыта,
ведь пытать меня приехал
сам Великий Инквизитор…»
«Да уж, ты прямо в тему, господин Шклярский», – подумал я и в конце деревни увидел очертания старого сооружения. Вот и он, мрачный дом-фахверк с треснувшей вывеской «Gasthaus». Заросшая дорожка к входу, разбитое стекло в окне и запертые двери. Звонка я не нашел, на стук никто не отозвался.
Похоже, здесь меня не ждут. Здесь никого не ждут…
– Ау, все сдохли, пилять такой? – я матюгнулся. – Ну что за день, твою же мать, всего-то надо мне в кровать.
Я развернулся и заново въехал в деревню. Десять минут блужданий по брусчатке, и я нашел живой над вывеской фонарь. Он освещал полуподвальное помещение с узкими дверями. Припарковав машину рядом, я заглянул в «Gaststatte».
Внутри был полумрак и пусто. Грязный пол, деревянные столы, обрубки от свечей. Они где-то горят, где-то стоят безмолвно. На стенах старые гравюры криво прибиты на глазок, и в клетку скатерти не чисты, и вонь везде, табачный смрад в обжарке квашеной капусты. Я сделал шаг, прошел вовнутрь. Там тишина.
На голос мой дверь заскрипела, и за стойкой появилась женщина. Баба-Луна. Она была неопределенного возраста с красным круглым лицом, потухшими глазами-синяками, с тонкими, как ниточка, губами – намек так на необходимый рот, и грязными седыми комками-волосами. Ее серый свитер наверняка когда-то помнил стирку, но как бы с грустью как ушедшую весну. Большими ладонями она в кулаки затерла фартук и молча посмотрела мне в глаза. Ни звука не произнесла.
– Добрый вечер, извините, – чувствуя неловкость под ее расстрельным взглядом, обратился я, – гостиница в вашей деревне, она закрыта, не работает, а мне бы где-то заночевать. Не подскажете, где можно… – я не успел договорить.
Луна-баба без всяких слов, как будто бы немая, сделала движение рукой – иди за мной – и вышла через двери. Мы прошли двадцать метров, и она остановилась у огромного фахверкового дома. Шла-шла, затормозила, встала, и дальше никаких реакций. Дом был в три этажа высоких потолков, очень похоже, что построен буквой «П». В окнах темно, но не во всех. На уровне второго этажа зияли две двери, к ним лестница бетонная вела. Потертая и поэтому еле заметная вывеска над дверьми гласила: «Pension Schwarzwald». Я вопросительно посмотрел на нее и ткнул пальцем в сторону дверей: «Мне что, сюда?» – «Ja-ja, natürlich», – она закивала и подозрительно быстрым шагом вернулась к себе, захлопнув свои двери.
Делать нечего, я поднялся по лестнице и робко постучал. Потом погромче. Потом так громко, что стало больно кулакам. Послышались мне скрипы половиц, и дверь открылась.
В темноте я увидел ветхую старуху, неясно как стоявшую на ногах. К ее плечам прижался хилый плед, под ним не видно, что надето, а на ногах толстенные носки.
«Как жаль, но бабка сильно мерзнет», – пришла заботливая мысль.
– Добрый вечер. Извините, у вас сегодня мне возможно переночевать?
– Das ist Gut, sehr Gut, – видимо старуха сама себе ответила на мысли, при этом хитро-криво улыбнулась и тут же с кашлем прохрипела: – Две сотни евро за ночь и завтрак за двадцатку.
«Не хило так у нее хватка», – я онемел, стал щупать пальцами в кармане, но бабка думать даже не дала.
– Да или нет? Я закрываю двери!
– Да-да, конечно, я согласен, подождите, вот только чемодан я из машины быстро заберу!
И я чечёткой к тачке побежал…
Внутри было темно и сыро. Слева в полумраке я разглядел длинные грубые деревянные столы и такие же занозные скамейки. Справа в комнате стояло что-то наподобие регистрационной стойки, над которой висела маленькая слабая лампочка. Бабулька за стойкой стала быстро суетиться. Но странное дело, под этим слабым светом она мне показалась не такой уж древней. Вроде и морщин на лице поменьше, и спина у нее прямее, да и плед исчез куда-то. Она бодра не по годам, как будто! Я пригляделся – Боже мой! Передо мной была не бабка, передо мной была худая стройная брюнетка, которая поражала своей грацией и точностью в движениях и чем-то отдаленно напоминала зверя. Хищного зверя.
– С вас двести двадцать евро, нужны фамилия и адрес.
Я протянул визитку. Она поднесла ее под лампу и внимательно изучила.
– Так вы кто, с турфирмы, что ли? Как хорошо! Тогда я дам вам лучший номер в этом доме. До вас в нём много побывало… разных. Да-да, – Альцгеймером она уперлась взглядом в стенку, встала на паузу, потом произнесла: – В нём много разного бывало, – и тут же улыбнувшись, блеснула белыми зубами. – Поверьте мне, вам будет там уютно. Вот карточка, ваш номер двадцать-двадцать, третий этаж, дверь справа от лифта. Будут вопросы – задавайте. Звоните на девятку. Всего доброго, хорошего вам вечера и приятного вам пробуждения, сэр.
Она взяла меня под руку, и сама открыла дверь в убогий лифт, который со скрежетом и стуком стал поднимать меня наверх.
Электронная карточка… «много побывало»… Откуда зубы появились? Восемьдесят пять, как в тридцать пять? «Пробуждения, сэр».
Пока я размышлял над сей метаморфозой, лифт остановился. Я вышел. Везде темно. На ощупь я с трудом натрогал ручку в дверь. Открыл ключом и свет включил, и тут же замер, не поверил – передо мной был номер люкс. Как минимум в Kempinski где-то, в какой-нибудь столице.Мозг мой опять отказывался склеить мрачный серый вид этого дома с обстановкой комнаты. Я неподвижно глядел перед собой и боялся войти в номер.
Бесовщина.
Так простоял еще минуту, набрался сил и сделал шаг. И дверь за мной закрылась.
Люкс был огромен. На весь этаж. Делился на три зоны: гостиная, спальня, большая ванная комната. Добротная деревянная мебель пурпурного цвета, диван, два кресла вокруг овального журнального столика. На нём две вазы по концам: цветы и фрукты, а посредине запотевшая бутылка шампанского. И приготовленный фужер. Один фужер, я обратил свое внимание на это. В дальнем углу стоял высокий шкаф с хрустальной посудой и встроенным мини-баром. На стенке висела плоская плазменная панель и рядом пульт. Большая, высокая, на вид очень манящая красивая кровать. Поверх белья три шоколадки.
Зачем три?
На полу большой мягкий серый ковер. Слева от кровати ванная комната с двумя створчатыми легкими дверями. Вся ванна в черном камне. Фронтально по входу большое зеркало над раковиной, в левой части душ, за ним спрятана дверь в туалет. Справа широкая белая ванна на четырех гнутых ножках. Большие махровые полотенца, бутылочки шампуней, фен, душевая шапочка и ватные салфетки. Всё свежее, всё чистое. Я прошел дальше. На унитазе надпись: «Продезинфицировано».
«Такой номер никак не стоит двести двадцать», – подумал я и опустился в кресло не в силах что-либо понять. По моим самым скромным представлениям такой номер превышал десятку сотен евро. Тут на глаза попалась темно-синяя карточка. На ней витым золотым шрифтом было выведено:
«Дорогой гость, мы очень рады вашему визиту. Чтобы вечер был приятным, мы приглашаем вас посетить наш бар. Предъявив эту карточку сегодня, вы получите скидку на все напитки в размере 70% от их стоимости.
Желаем вам приятного отдыха.
11.11.11».
«Тут еще и бар есть? Вот отлично! Хотя, сегодня еще десятое ноября, – подумал я, – одиннадцатое только завтра. Прокатит карточка сегодня?»
Я поискал глазами телефон. Взял трубку и нажал девятку.
– Pension Schwarzwald, служба размещения. Меня зовут Мариетта, чем я могу помочь? – ответил мне приятный женский голос.
Откуда там взялась Мариетта, и какая на хрен служба размещения? Я встал на паузу.
– Ой, извините, я из номера двадцать-двадцать. Скажите, пожалуйста, пригласительная карточка в бар сегодня вечером будет действительна?
– Конечно, сэр, карточка действительна, вы можете ей воспользоваться в любой момент, когда удобно.
– Спасибо, а где у вас бар?
– Этажом ниже, сэр, вы его легко найдете, он на весь этаж.
– Скажите, а как на лестнице свет включается? Везде темно.
– Свет горит во всём отеле, сэр.
– Спасибо большое.
Я медленно положил трубку и задумался: «Что происходит? Бар на весь этаж, номер на весь этаж, столовка с ресепшен на весь этаж. Получается, в этом доме что – всего один номер? И он двадцать-двадцать? По отельным стандартам первая цифра номера – это этаж, но я на третьем и последнем, вторая цифра – это номер комнаты на этаже, но он один. И он на весь этаж. Да и бар! Как он может существовать только для одного номера. Я еще могу понять турфирму, которая, и правда, может обслуживать только одного клиента, одну персону. Но сколько ж надо потратить гостю номера, чтобы окупить содержание бара, даже самому пьющему и богатейшему алкоголику на свете? Он окочурится за раз. Умрет в этом отеле».
Так медленно текли мои бредовые мысли. Посмотрев на себя в зеркало, я понял, что пора принять душ и отправиться в бар. Залить вопросы пивом.
Душ освежил! Костюм и чистая рубашка подняли настроение.
Перед тем как закрыть дверь и спуститься по лестнице, я поискал глазами телефон. Nokia была мертва, связи так и нет. Ну ладно, оставим всё на завтра, и я вышел. Свет зажегся сам, широкая красивая каменная лестница вела вниз, к бару с названием тоже «Schwarzwald», то есть «Черный лес». Тавтология какая-то, я в Черном лесу, и бар «Черный лес». Ну да ладно, лишь бы наливали.
То, что я увидел, ошеломило меня ничуть не меньше, чем мой номер люкс. Бар, и правда, занимал весь этаж. Непостижимым образом он сочетал в себе бессмертную классику и современный стиль. Атмосфера здесь была глубоко интимная: темные стены, мягкий свет, высокие деревянные шкафы с книгами, и, конечно же, темно-бордовая кожаная мебель Chesterfields.
Мраморная барная стойка с металлическими подвесами вилась волной вдоль всей фронтальной стенки. За ней витрина, которой позавидовал бы принц Монако. Верхний ряд был отдан коньякам. Различной формы, но с неизменным цветом, они на вытяжку стояли, как солдаты. Тут были «Хеннеси Мастер Блендер» с квадратными плечами, «Реми Мартин Икс-О» медалью с лепестками, «Хине Антик», как сплющенная бочка, «Курвуазье», «Ожье», «Мартель» и «Пьер Феранд». А в самом центре в своем хрустальном одеянье на фоне бархатной коробки гордо стоял Louis XIII. Я проглотил слюну тихонько.
Ниже две роты вискарей и иже с ними водка. Виски не пью, и взгляд я перевел еще пониже, туда, где в ровный ряд различное вино стояло. Слева розовые бутылки, затем белые, затем светло-красные, затем темно-красные. Я успел понять, что все они отсортированы по странам и регионам. И везде значки с циферками. «Года урожаев», – догадался я. Ну а под вином полка в коктейльный разнобой со всего света, много цвета, формы, и наклейки – всё смотрелось очень эффектно и заманчиво.
А по бокам, в двух освещённых нишах стояли две фигуры деревянных волков. Одна побольше – белая, другая меньше – черная. Ну, Черный лес вокруг, ну что еще сказать.
Левее центра барной стойки я увидел штук пять «гусаков». Пиво! Много пива!
Как хорошо!
О проекте
О подписке