Ронин неопределенно качнул головой:

– Я в этом не разбираюсь. Вроде бы их из Голландии к нам привозят? Может она кого-то заинтересовать?

Кагэцу вздохнул, предвкушая шквал грядущих неприятностей, развернул потертую на сгибах парчу.

Это была книга. Иноземная, запрещенная, совершенно незаконная книга. Кагэцу вновь тихо вздохнул, перелистнул пару страниц плотно сшитой тетради из невиданной здесь плотной бумаги, покрытой мелким напечатанным шрифтом, перемежавшимся крупными, на целый лист, одноцветными гравюрами.

– Что ж, –  негромко произнес Кагэцу, окунаясь в неприятности с головой, касаясь книги кончиками пальцев в вечерней полутьме. –  Она может заинтересовать меня.

– Сколько можно получить за нее? –  спросил ронин.

– Один рё?

– Нет, нет, нет, нет, нет, нет, –  мелко усмехаясь в такт словам, возразил ронин. –  Самое малое в двадцать раз больше.

– Это, возможно, когда-то потом, после множества перепродаж, –  вздохнул Кагэцу. –  Но здесь такой цены вы не получите.

– Мы можем подождать, –  вкрадчиво произнес ронин. –  Но недолго. До завтра.

– Я постараюсь что-то для вас сделать, –  вежливо отозвался Кагэцу.

– Ты уж постарайся, –  усмехнулся ронин, вставая.

Кагэцу только вздохнул.

Ронины вышли из лавки, забрав книгу, и там, видимо, столкнулись с поджидавшим их Сайкаку, давеча проигравшимся в прах и позор молодцем, алкавшим помощи из любых рук.

– Чего тебе надо, парень? –  услышал Кагэцу, как спросил старший ронин у Сайкаку. –  Ну и чем ты можешь нам помочь? Себе помоги! Хотя стой! Ты куда сейчас идешь? В бордель? Ну, веди нас, значит, тоже в бордель.

Кагэцу вздохнул, не оглядываясь, позвал:

– Набэцуна…

Из темноты лавки за его спиной шагнул молодой ловкий и тихий человек с мечом за поясом:

– Да, господин Кагэцу?

– Набэцуна, присмотри за ними, –  вздохнул Кагэцу. –  Глаз не спускай.

Набэцуна поправил меч за поясом, положил на полку свиток героического сказания, которое читал в свете фонаря до появления посетителей. Вышел на темную улицу и последовал в отдалении за ронинами и их провожатым.

Господин Кагэцу снова вздохнул и пошел закрывать лавку.

Все это дело ему определенно не нравилось. Все это определенно должно было плохо кончиться.

* * *

Неброский человек Набэцуна нагнал своих поднадзорных уже около публичного дома «Нежные лепестки персика», где дурень Сайкаку уже ругался через отодвинутое окно первого этажа со своей девицей.

– Ты что? Собрался ко мне клиентов водить? –  тихо рычала на Сайкаку девица. –  Это как понимать? Сам проиграл меня в публичный дом, еще и наживаться на этом вздумал?

– Оман, ну что ты говоришь! Как я могу оставить тебя в таком положении? Пойми, я все делаю для твоего же блага! А так ты будешь много работать, быстрее отдадим долг…

– Может, тогда ты за меня и в постели отрабатывать будешь?

– Ну, Оман…

– Видеть тебя не хочу! –  бросила девица своему бывшему ухажеру, проигравшему ее в кости на прошлой большой игре, где тот искренне намеревался взять большой куш, но неизбежно был сам очищен и ободран, как угорь на закуску. Девица со стуком захлопнула окно, через которое говорила с Сайкаку, чем вызвала восхищенный щелчок языком от старшего из ронинов.

Через пару мгновений окно опять открылось и недовольная Оман, выглянув, бросила:

– Эти, что ли, двое? Заходите теперь, чего уж там.

Ронины, а за ними и Сайкаку поднялись по лесенке на высокий порог и вошли в бордель.

Пронырливый Набэцуна проник в дом вслед за ними и успел услышать, как Сайкаку объясняет ронинам:

– Она тут пока по обычному договору на семь лет. Пока в ученицах ходит, принеси-подай, сама не работает еще…

Набэцуна едва заметно улыбнулся, он присутствовал на той игре, где проигрался Сайкаку, и знал об этом деле все. И в этот дом он был вхож. Весь вечер он в отдалении следил, как ронины напиваются в обществе Оман и ее подружек и как эти подружки гоняют Сайкаку по всякой мелочи, покрикивая на него, как на мелкого слугу. Набэцуна отстраненно слушал, как ронины хвастают своими невероятно героическими подвигами, как хвалятся и обещают осыпать завтра всех здесь золотом и прочие такие вещи, какие порождает неловкий пьяный ум. Как Сайкаку в ответ вздумал похвалиться своими трудами и как пьяные ронины, спотыкаясь на каждом столбце от смеха, читали его никчемные выдумки.

И Набэцуна видел, как уже под утро Оман вытащила у старшего из ронинов, заснувших прямо там, где пили, парчовый сверток. Как подменила она содержимое тетрадью с пьеской Сайкаку и сунула обратно ронину в одежду. Как, уходя из зала, Оман пнула ногой заснувшего на полу Сайкаку.

Набэцуна бесшумно поднялся и последовал за ними на улицу, где и услышал все.

– Вот. –  Громко шепча, Оман запихала книгу за запах кимоно едва стоявшего на ногах Сайкаку. – Эта книга стоит сорок рё золотом, так этот ронин говорил! Продай тотчас же! Так и долг отдадим, и на жизнь после свадьбы останется! Да иди же, дурачина, нашел время радоваться!

По оживающим после ночного сна улицам города Набэцуна проследовал за Сайкаку к книжной лавке господина Кагэцу, которую этот работящий господин уже открыл с первой зорькой.

– Чего тебе? –  неласково встретил почтенный торговец дуралея Сайкаку.

– Да тут товарец у меня завелся, –  зачастил Сайкаку. –  Вот, думаю, он вас заинтересует.

И Сайкаку положил перед торговцем знакомую книгу с непонятным заголовком. Кагэцу, заломив бровь, посмотрел на книгу, затем медленно раскрыл оную, осмотрел страницу за страницей и, убедившись, что перед ним тот же товар, что и вчера, произнес:

– И что ты хочешь взамен?

– Сорок рё!

– Сдурел? –  спокойно ответил Кагэцу. –  Такой цены тут никто не даст. Лучше сразу ее сожги.

– Тогда двадцать!

Кагэцу задумался, с прищуром глядя на Сайкаку, подпрыгивающего от нетерпения на своем месте.

– Шел бы ты, Сайкаку, проспался, –  посоветовал Кагэцу своему поставщику. –  А там посмотрим, может, и получишь ты свою цену.

– Благодарю, господин Кагэцу! Я вечно буду вам обязан! Ноги вам мыть буду! Воду с ног пить!

Кагэцу от такого предложения заметно передернуло.

– Иди уже…

Когда, прихватив книгу, Сайкаку достаточно удалился, Кагэцу произнес:

– Набэцуна, ты все видел?

– Да, господин Кагэцу, –  ответил Набэцуна, выступая из тени за книжными полками, где скрывался, как обычно, от чужих взглядов.

Господин Кагэцу негромко произнес:

– Похоже, дурак Сайкаку сам не понял, с какой опасной вещью связался. Когда занимаешься такими делами, всякое случиться может.

– Это так, господин Кагэцу.

– Займись этим. Только прошу тебя не брать в подручные то дурачье, что ты нанимаешь обычно.

– На улицах трудно найти других, господин Кагэцу. Я найму лучших.

– Рассчитываю на тебя, Набэцуна.

Набэцуна кивнул. Господин Кагэцу вполне мог на него полагаться.

* * *

Их звали бандой Похитителей книг. Точнее, так они любили называть себя, а все прочие называли их как придется и куда менее благозвучно: Косой, Кривой и Бухой.

Они поймали Сайкаку в узком переулке между домами, как бывало встарь, когда они же ловили его при возвращении из школы.

– Та-а-ак, это кто у нас тут? Сайкаку, великий сочинитель! Как дела, сочинитель? Чего морду прячешь, сочинитель! Деньги есть, сочинитель? А если найду?

– Ну, ребята, ну вы чего…

– Он еще и пихается! Косой, ты видел?! Он меня толкнул! А вот я тебя сам толкну! Ну чего, Сайкаку? Как тебе грязь на вкус? Вкусная, да?

– Так, Бухой, отойди, дай мне с однокашником перетереть. –  Косой, второй из банды, поднял Сайкаку с земли, отряхнул на нем одежду. –  Сайкакушка, ты нас прости, мы люди простые, недостойные общества такой возвышенной натуры, как ты. Так что потерпи немного, и мы отстанем. Понимаешь?

– Д-да…

– Где книга, Сайкакушка?

– Книга?

– Ну, не тупи, хорошо же начинали!

– А! Книга! Так она у хозяина!

– А?

– У ронина!

– Какого еще ронина? Нам никто ничего не говорил про ронинов!

– Заткни хлебальник, Кривой. Что за ронин, Сайкакушка?

– Так я покажу! Они тут недалеко, в борделе!

– Н-да? В борделе? Ну, веди. И смотри у меня не балуй. Мигом башку в пыли потеряешь…

* * *

Как раз в этот момент старший из ронинов изволил подлечить свою головную боль в чайном домике рядом с борделем. Может, ему захотелось свежего воздуха, а может, закуски попроще, но, когда Банда похитителей книг явилась к борделю, он как раз в лавке через дорогу заказывал у лавочника маленькую бутылочку саке и дайкон в крупной нарезке.

Когда банда вошла в лавку, лавочник все сразу понял и мгновенно утек прочь. Ронин, взявший в одну руку деревянный поднос с дайконом и саке, а в другую – свой меч в ножнах, озадаченно посмотрел ему вслед. Удивленно покачал головой, поражаясь городским нравам, повернулся и сел за единственный столик в лавке, напротив которой во всей красе и выстроилась Банда похитителей.

Ронин заметил банду.

Через бесконечно длинное мгновение ронин молча опустил поднос на стол перед собой, а меч поставил слева от себя концом ножен на пол, прислонив к столешнице чуть ниже цубы на рукояти. Опер освободившиеся руки на стол и окинул банду пытливым взглядом: кто такие, как стоят, что в руках держат, как заточено то, что держат. Заметил мнущегося сбоку Сайкаку и многое тут же понял.

– И че надо? –  неласково бросил ронин.

Смущенная таким суровым приемом банда мялась на месте.

– Вы немые, что ли? –  грубо спросил ронин.

– Нет! –  возмутился тот, которого звали Бухой. –  Мы не немые!

– Да ты что? –  негромко удивился ронин. – И че надо?

– Ты знаешь, что нам надо, –  ответил, стараясь удержать воинственную позу, тот, которого звали Косой. Руки у него заметно взмокли, короткий меч в руке шевельнулся.

– Да ты не стесняйся, –  негромко посоветовал ему ронин, –  ты говори.

– Нам нужна книга!

Говорить им, что оставил свою книгу младшему товарищу, еще спавшему в борделе, ронин не собирался. Когда он едва заметно сменил позу, у всей банды разом кровь отпрянула в испуге от кожи к желудкам, и ронин это, конечно, заметил.

– Зачем тебе книга? –  произнес ронин. –  Ты ж читать не умеешь.

– Я умею читать! –  возмутился Бухой. – Я в школу ходил!

– Да-а-а-а? –  поразился ронин. –  И что? Хорошо учился?

– Не хуже прочих!

– Это которых прочих? Которые рядом с тобой стоят? Вот этого справа или вот этого слева? Н-да. Так, это что у тебя в лапе? Что это вы такое тут вперед повыставили?

Ронин прищурился:

– Слышь, Бухой, это ты лавку торговки рыбой обнес, что ли? Бабский же совсем ножик! А у тебя, Косой, это что? Кусок обода от бочки об булыжник заточил? Слышь, Кривой, ты мне свое тупое пыряло-то не показывай, я даже отсюда вижу, что оно не заточено.