Глава 1
«Наша поступь тверда и врагу никогда не гулять по республикам нашим…»

(Слова советской песни конца 1930-х гг.)

Война началась для очень многих неожиданно. Для очень многих, но не для всех. Во всяком случае, младшего лейтенанта Красной армии – командира миномётной батареи Сергея Михальчевского – удивляло не столько само неожиданное нападение Германии, сколько скорость продвижения германских войск от границ во внутренние районы страны. Прав был старик-отец, когда ещё за несколько лет до войны говаривал:

– Нападёть ерманец вновь на Рассею, помяни моё слово, сынок. Год-другой – нападёть. И о чём только властя советские помышляють? Мы то при царю-батюшке в ту войну три года немца и австрийца на рубежах били и держали. И совсем бы побили, да революция превзошла. А царская-то армия к войне готова всегда была. Ноне же Красная армия ни хрена немца и за три года не побьеть. А помыслить, да поглядеть, так и за четыре года разобьет ли?

Теперь в начале октября севернее Брянска уже в полном окружении без мин, гранат и даже без патронов Михальчевский очень хорошо это всё вспомнил и осознал. Десятки танков и бронемашин замерли на месте без топлива. Сотни батальонов, сотни артиллерийских и миномётных батарей, десятки кавалерийских эскадронов, десятки дивизий и все – в котле. Ещё до окружения уже в третьем эшелоне от передовой несколько дивизий было укомплектовано из местных: орловских, брянских, карачевских, севских мужиков-запасников. Не молодежь призывного возраста, конечно, в армии послужили, но боевого опыта никакого.

Ох, и где-то теперь линия фронта?! Пойди разбери… А главное – вновь призванные в армию бойцы почти все без оружия и без боеприпасов. В ротах стрелковых батальонов всего по десять-двенадцать винтовок с магазином патронов. Оружие не успели подвезти и раздать людям. У командного и политического состава, естественно, патроны для пистолетов в наличии. Но что ты сделаешь с двумя десятками патронов, если в твоём подчинении сотни и тысячи голодных, обозлённых мужиков с отточенными сапёрными лопатками, ножами и топорами. И почти каждый в хвост и в гриву клянёт командование и политруков, что позволили немцу загнать в окружение десятки дивизий Красной армии. На дворе осенние холода, а шинелей, ватников и телогреек тоже не выдали. Многие разуты – не получили ни обмоток с ботинками, ни сапог. Хорошо, что те, кто призвался из сёл и деревень, взяли с собой и умеют плести лапти. Люди рвут старое нижнее бельё на онучи, одевают, подвязывают, как в старину, обувь, плетённую из лыка. Так хоть как-то ноги можно уберечь от холода, не застудиться.

* * *

Генштаб РККА довольно точно предвидел время удара, но ошибся в определении ударных сил противника, направлениях главных его ударов. Немецкая 3-я танковая группа Гота ударила в стык 19-й и 30-й армий, севернее шоссе Ярцево – Вязьма. Удар 4-й танковой группы генерала Гёпнера был направлен южнее шоссе, по 24-й и 43-й армиям. Немцы смоли создать огромное преимущество на локальных направлениях. Командование Брянского фронта ошиблось и в направлении главного удара. Удар на Брянск ждали с запада. Немцы же ударили на 120–150 км южнее.

Опытный и мудрый Гейнц Гудериан решил начать наступление на два дня раньше других ударных группировок. Он воспользовался хорошей погодой и поддержкой авиации, которую ещё не использовали на других направлениях. С линии Гадяч – Путивль – Глухов – Новгород-Северский 2-я танковая группа 30 сентября 1941 года перешла в наступление на Орёл и Брянск. В своём составе она имела 15 дивизий, из которых 10 были танковые и моторизованные. Командующий Брянским фронтом генерал Ерёменко 3 октября попытался силами 13-й армии и группы Ермакова нанести контрудар по флангам вбитого в оборону его фронта немецкого клина. Но силы немцев оказались недооценёнными. Сначала казалось, что к Севску прорвалась группировка в составе 1 танковой и 1 моторизованной дивизий. Но в прорыв пошли три германских моторизованных корпуса. Контрудары Красной армии силами 13-й армии (две стрелковые дивизии), группы генерала Ермакова (три стрелковые дивизии) успеха не имели. Уже 3-го октября немцы ворвались в Орёл.

* * *

Верно, в стародавние времена, ещё с XVI века, пролёг тракт между древним средневековым Брянском (Дебрянском) и довольно молодым Орлом. Дебрянский кром (кремль) был построен на гребне неприступной правобережной горы, вставшей на мысу над быстрой и глубокой рекой Десной. И вокруг него такие же высокие горы правого берега реки и глубокие яруги (овраги). Поставлен этот кром и град-святилище ещё в XI веке восточными славянами-язычниками – вятичами, радимичами и родственными им «северой» (северянами) – на стыке их владений у границ заповедных «брынских лесов». Но ещё в X веке стали эти земли частью огромного древнерусского государства, и все славяне платили дань Киеву. Никакой внешний враг никогда за всю историю Брянска не мог и не пытался взять «копьём» (приступом) этот град. Шли века, распалось древнерусское Киевское государство, в огне монголо-татарского нашествия завершился распад древнего русского этноса, пришло и ушло в небытие ордынское иго над Русскими землями, потомки вятичей и радимичей влились в молодой великорусский этнос, потомки северы присовокупилися к этносу малороссийскому, а Брянская земля на рубеже XV–XVI вв. навечно влилась в состав нового Русского (Российского) государства, взявшего начало своё от Великого княжества Московского – Владимирского.

Вёрстах в тридцати юго-восточнее Брянска ещё в XII веке вырос древний город Карачев (ровесник Москвы). Возник он как небольшая крепость – удельный град одной из ветвей династии чернигово-северских князей. Построен этот городок был на перепутье дорог и на границе дремучих лесов и лесостепи Русской равнины. Из Брянска через Карачев и пролёг тракт на юго-восток – в Дикое поле. На восток, юго-восток и юг от Карачева на сотни вёрст, чуть ли не до самого Северного Причерноморья искони лежат чернозёмы. Толстый, плодородный слой их местами составляет несколько метров. Не требует эта земля никакой «прикормки», никаких удобрений, но требует только рала и бороны, чтобы выросли пшеница и рожь. И родятся в тех землях такие зерновые, что хлебом этим можно накормить всю Европейскую Россию и даже остальную Европу. А так, ткни палку – вырастет дерево. Возьмёшь пальцами землю, разотрёшь – она на ощупь жирна, как творог, только черна. Едешь осенью или весной по этим бескрайним просторам – и до горизонта тянутся чёрные вспаханные поля, неглубокие яры, балочки, да небольшие перелески из орешника и дуба. Ветерок доносит какой-то необыкновенный сладковато-горьковато-дымный запах чёрной пахоты. Весной, когда тает снег и становится мягкой земля, ручейки и речушки по оврагам и низинам темны текут.

Уже в XVI веке, как только отступила ордынская опасность, как только русские войска дали по зубам крымским татарам, порой добиравшимся в своих набегах то до берегов Оки, а то и до самой Москвы, на эти чернозёмы и двинулось русское крестьянство. Русские воины и землепашцы осваивали Черноземье, двигаясь с северо-запада на юго-восток (от Брянска) и с севера на юг (от Серпухова, Каширы, Коломны, Тулы). Вот тогда и пролёг тракт на восток от Брянска через Карачев. И одним из первых крупных городов в Черноземье на этом пути в XVII веке стал град-крепость Орёл. По этому тракту от Брянска до Орла более 110 вёрст.

Быстро двигались бравые солдаты Вермахта по тому древнему русскому тракту – по шоссе из Орла на Брянск. Ехали победоносно – на мотоциклах, в кузовах машин, на броне транспортёров, удивлялись, смеялись, балагурили, курили, пили шнапс. Без раздумья, легко били из автоматов и пулемётов по опустевшим, брошенным придорожным хатам маленьких деревень и посёлков, расшибая и кроша затворённые окна и двери. Стреляли так, для острастки, для храбрости. Уже восьмые сутки перед их взглядами расстилались бескрайние, чёрные пашни и поля.

О, майн гот! Какое богатство! Трудно поверить глазам. Какое огромное приобретение для будущих германских колонистов – новых помещиков и хозяев этой земли! Неужели всё это богатство теперь принадлежит Великой Германии и германскому народу?!

Вечером 5-го октября Ставка Верховного Главного командования Красной армии разрешила командованию Брянского фронта отводить войска на вторую полосу оборону – в районе города Брянска и к реке Десне. Брянск предписывалось оборонять всеми возможными силами и средствами. Но уже 6 октября немцы с тыла ворвались в город несколькими танковыми и моторизованными колоннами. Командарм Ерёменко отдал приказ прорываться с боем севернее города на восток.

* * *

Личный состав стрелкового полка сразу после изнурительного ночного марша по лесу созвали на митинг на заброшенной лесной просеке. Тысячи голодных, оборванных, смертельно усталых солдат и младших командиров выстроились тремя длинными шеренгами, изобразив подобие строя. С десяток офицеров старшего комсостава стояли перед ними. Полковой комиссар стрелкового полка, к которому была придана миномётная батарея, выйдя вперёд, попытался было, размахивая своим револьвером, агитировать солдат: де, давайте, братцы, прорываться на восток или на юг к своим за линию фронта. Но хмурые и озлобленные солдаты и младшие командиры молча стояли перед политруком, опираясь на лопаты и заострённые колья.

– Ишь, ты! Братцев вспомнил! А то всё кричал: «Товарищи, коммунисты, комсомольцы, долг, социализьм! Растуды-т твою дивизию!» – негромко, но грозно, услышанное многими, произнёс кто-то из рядовых.

Полковой комиссар, побледнев, отступил в круг офицеров старшего комсостава. Некоторые из офицеров стали незаметно расстегивать кобуру.

– Товарищи солдаты и младшие командиры! – выйдя вперёд, твердо и громко произнёс уже комполка. – Мы понимаем всю сложность создавшегося положения. Мы видим просчёты вышестоящего командования. Вы не имеете ни боевого оружия, ни продовольствия, ни должного обмундирования. Потому я, как командир полка, призываю вас – всех, кто может последовать за мной. Сейчас мы километрах в двадцати юго-западнее Болхова, – комполка на несколько секунд прервался и взял в руки плётку.

Два штабных офицера развернули полевую карту. Комполка указал концом плети приблизительное местонахождение полка.

– Я поведу вас на прорыв из кольца, выведу вас из окружения в расположение ближайших частей Красной армии, сражающихся километрах в сорока юго-восточнее нас под Мценском. Все, кто добровольно последует за мной, два шага вперёд. Остальные вольны поступать так, как им подсказывают чувство долга и совести, – призвал командир.

После этих слов около половины бойцов сделало два шага вперёд. На месте остались стоять те, чьи родные места – поселки, деревни, сёла и города – были неподалеку и кто чаял добраться домой и выждать время. Остался стоять на месте и младший лейтенант Михальчевский. С ним – вся его миномётная батарея.

– Не тащить же тяжёлые миномёты семьдесят вёрст за линию фронта. Все руки и плечи надорвали, пока тащили их по изрытым и размытым дождями лесным дорогам. И всё напрасно – миномётная батарея так ни разу и не ударила по врагу. Да и сорок вёрст – это сегодня, а завтра, может быть, будет уже все сто. Зачем их тащить?! Мин-то всё равно нет, – примерно так думал почти каждый боец-миномётчик.

«Ну а если будем прорываться, смогу ли я заставить людей нести на себе бесполезные, тяжёлые орудия? Нет, не понесут. Откажутся и только ещё сильнее обозлятся. А прорываться за линию фронта без материальной части равно что самого себя к расстрелу приговорить. Особисты спуску не дадут, быстро устроят военно-полевой суд. Осудят и в лучшем случае – штрафбат. В худшем – поставят к стенке», – одна за другой вспыхивали мысли в голове Михальчевского.

К комполка подошёл один из офицеров и что-то негромко сказал ему.

– Товарищи, немец находится от нас в пятистах метрах вот за этой просекой, – выкрикнул комполка и указал на юг. – Всем, кто пойдёт за мной, приготовиться к атаке и рукопашной! По моему сигналу, вперёд! – уже охрипшим голосом громко добавил он.

Рядовые засуетились, перехватывая холодное оружие. Офицеры передёрнули затворы пистолетов.

– Миномётная батарея! Слушай меня, – тихо обратился Михальчевский к своим людям. – Оставляй миномёты и налегке за мной. Кто в прорыв не пойдет, разбегайся, куда хочешь.

С этими словами он достал из кобуры ТТ и передёрнул затвор. Поправил каску на голове, подтянул её ремешок, шагнул в строй тех, кто готовился к атаке.

«Пойду в прорыв с комсоставом. А там поглядим, коль жив буду. Отсюда до Карачева вёрст под шестьдесят, – думал про себя младший лейтенант. – Да от Карачева до Комаричей ещё верст сто. За неделю-то как-нибудь доберусь окольными путями до родного дома…».

– В атаку! За Родину! За Сталина! Ур-ра!!! – прозвучал хриплый призыв комполка.

* * *

Михальчевский очнулся у основания ствола сосны, сваленной снарядом. Открыл глаза. Оглядел помутневшим взором всё, что мог, вокруг. Корни дерева вывернуты из грунта, и на них повисли комья песчаной земли, тонкие корешки трав и растений. Песчинки с корней сдувает и ссыпает холодный ветерок. Постарался вспомнить, что случилось. Голова сильно болела. Вспомнил, словно сквозь сон, как бежал, перепрыгивая через пеньки и корни деревьев с криком «Ура!» со всеми вместе среди соснового редколесья к опушке.

Немцы показались неожиданно и почти рядом – метрах в сорока. Все упакованные, готовые к бою: в серой форме и «маскировке», в касках с камуфляжем, в плечевых ремнях, с ранцами, со штык-ножами, гранатами, подсумками для боеприпасов на поясе. Били из автоматов и карабинов навскидку, метали гранаты. Патронов не берегли. Косили, резали, как траву, русских ребят с сапёрными лопатками и ножами. Михальчевский впервые видел противника столь близко и непосредственно. Он припал на одно колено и прицельно стрелял из пистолета по немцу в тяжёлой каске с карабином и штыком. Тот тоже целил в кого-то. Глаз и рука, державшая ТТ, не подвели Сергея. После выстрела немец завалился в кусты. Михальчевский вновь рванулся и побежал со всеми вместе, но не пробежал и пятидесяти метров.

Вспышка! Обжигающая волна оторвала подошвы ног от земли и отбросила куда-то в сторону. Удар! Каска слетела с головы. Всё погасло перед глазами…

Потом какой-то тоннель с багровыми стенами. Полёт… и он опять лежит на земле.

Михальчевский приподнялся, встал на колени. В голове и в глазах всё переворачивалось с ног на голову. Где-то далеко, верстах в трёх-четырёх ещё гремел бой.

«Скорее уползти отсюда в лес! Иначе – плен», – лихорадочно крутилось в голове младшего лейтенанта.

Пальцами нащупал на земле среди сосновой хвои холодный стальной ствол ТТ. Потянул к себе и убрал оружие в кобуру. Каску оставил. Пилотку нашёл и надел на голову. Пополз на четвереньках назад в сторону лесного массива. По пути то тут, то там встречались убитые ребята из его полка. Кто-то тяжело стонал. Но стон этот был слышен далеко, и Михальчевский понял, что вряд ли доползёт и найдёт раненого. Немцы были рядом. Слышна была их приглушённая речь и редкие выстрелы. Верно, добивали раненых – тех, что не могли подняться и идти сами. Через полчаса Сергей был уже в чаще леса. Спустившись в глубокий овраг, он нашёл там ручеёк, журчавший среди старых поваленных стволов и камней. Подобравшись к самой воде, умылся и долго пригоршнями черпал и пил студёную воду. Голове стало полегче. Пошатываясь, встал на ноги, посмотрел вверх. В дымке осеннего неба сквозь лесную крону неярко просматривалось солнце. Покачиваясь на слабых трясущихся ногах, Сергей по дну оврага медленно пошёл на юго-запад, осторожно обходя большие стволы упавших деревьев и камни.

* * *