Мы молча выпили. Он не стал закусывать. А я мрачно ковырялась в ланч-боксе, вылавливая кусочки жареной курицы под доносящуюся из динамиков на удивление знакомую мелодию. А… «Вечная любовь». Можно подумать, что такая бывает! Но почему тогда так ноет сердце, состязаясь в садизме с раскалывающейся от боли головой?

– Станция через полчаса, – Виталий уже не смотрел на меня. Больше всего его интересовал проносящийся за окном рассветный пейзаж. – Вот твоя сумочка. Документы. Денег на обратный билет я тебе добавлю.

Он так и не повернул головы. Мимо проносились розовые стволы сосен, запятнанные зеленью хвои лишь у самых верхушек.

– Прости меня, – это не он, это я сказала. Будь проклята эта бабская жалость! Ведь это он должен у меня в ногах валяться, вымаливая прощение за мою едва не погубленную жизнь. Что я, зря из-за него топиться ходила?

– Я Челнокова и правда люблю, – продолжала я нести несусветную чушь. – Так же как тебя. Тогда. Сильно. Наверное. Он мне жизнь спас. Три раза. Он меня любит.

Сухой смешок, сорвавшись с чужих губ, заметался по купе. И это меня взбесило.

– А на что ты надеялся?!

– На то, что ты меня еще любишь, – просто ответил Немов, отрываясь наконец от окна.

– Ложь, вздор и провокация! – заявила я недрогнувшим голосом, но глаза все-таки отвела. И напрасно. Потому как не сразу заметила, что нас с Виталием уже не разделяет маленький столик. И восемь прошедших лет тоже не разделяют. Это позавчера он сделал мне предложение. Это вчера мы ездили на шашлыки, и он обжегся, наступив босой ногой на уголек, далеко отлетевший от предоставленного самому себе костра. Это сегодня я призналась, что жить без него не могу. Это сейчас я, счастливо зажмурившись, погладила жесткий ежик коротко остриженных волос и, плавясь под ласками его сухих горячих губ, едва сдержала готовый вырваться стон, – вдруг услышат в соседнем купе. Купе?!!

«Что я наделала? Мама дорогая, что же я наделала?! – паниковал во мне внутренний голос, пока я безуспешно пыталась собрать остатки разума и одежду с пола. – Что же теперь будет?!» А ничего не будет! Я это теперь знала точно. И, вглядываясь в спокойное лицо сморенного сном Виталия, в сотый раз повторяла: «Ничего не будет».

Прости меня, настоящий полковник. Я не обещала ехать с тобой в Германию – тебе просто очень хотелось верить в сказку. И, видит бог, я этому сильно поспособствовала. Поэтому ты безмятежно спишь, а я сижу, вцепившись в сумочку занемевшими пальцами, и считаю минуты до следующей остановки. Ты не найдешь меня рядом, когда проснешься. И все поймешь правильно. Ты всегда меня понимал. А вот сама я себя не понимаю. И потому снова бегу. От тебя. От Павла. От выбора. Ни с одним из вас я не буду счастлива до тех пор, пока в сердце остается место для второго. И потому мне придется, согласно житейской мудрости «искать третьего».

Меня бросало то в жар, то в холод. И только когда поезд, устало вздохнув, остановился у аккуратного, окруженного клумбами вокзальчика, я поняла, что это включался и выключался кондиционер. Дверь тихо отъехала в сторону (не зря я приоткрыла ее заранее), и мне осталось только выскользнуть в коридор. Поезд тронулся едва, я соскочила со ступеньки на усыпанную крупным щебнем землю. Ну вот и все. Что я буду делать дальше, рисовалось весьма смутно. Но для начала, однозначно, уберусь отсюда подальше. На всякий пожарный случай.

И случай не замедлил представиться. Ярко красная машина с лестницей на крыше медленно отъезжала от вокзала с надписью «Анютино». Сумасшедшими прыжками я кинулась за ней и, размахивая сумочкой, как стягом, безусловно, сумела привлечь внимание водителя.

– Ты чё с ума сошла?! – рыкнул он на меня низким прокуренным голосом, который ну никак не вязался с его тщедушной комплекцией. Тощая загорелая шея торчала из засаленного воротника форменной рубашки. Так что вместо того, чтобы возмутиться грубостью огнеборца, я его искренне пожалела. Такая жара, а он в форме парится…

– До трассы довезете? – запыхавшись, прокричала я, состязаясь в громкости с проносившемся мимо поездом.

– Залезай.

Он безнадежно махнул рукой, как будто распахнувшая дверцу женщина с подозрительным блеском в глазах была послана ему в наказание за самовольную отлучку из части. Дважды я просить себя не заставила и буквально взлетела в кабину, удостоившись одобрительного хмыканья.

– Тебя бы в наш расчет. По крышам лазить.

– Да с удовольствием, – усмехнулась я, – А какая зарплата?

Прислушиваясь к многозначительному вздоху водителя, я поняла, что идти в пожарные мне не стоит. Не поняла только одного: что делать дальше, когда в кошельке моем шелестят всего две бумажки – желтоватая и голубенькая. Остальные (фиолетовые, зеленые и совсем новые красные) были благоразумно припрятаны в тумбочке у кровати, дабы не вводить меня в соблазн во время предсвадебного шопинга. Предсвадебного…

Я изо всех стиснула зубы. То ли для того, чтобы сохранить их в целости при подскоках на регулярно попадающихся колдобинах, то ли для того, чтобы не разреветься в голос. Ведь здесь нет того единственного плеча, уткнувшись в которое, я могла бы устроить маленький Ниагарский водопад. Прости меня, Пашенька. Очень тебя прошу. Наша чашка разбилась еще до того, как мы вдоволь напились из нее. Вернее, я сама ее разбила. Но, совершив одну ошибку, мне хватит ума не совершать вторую. Эта чашка так и останется несклеенной. Не могу я просто взять и вернуться, чтобы потом изворачиваться или резать правду матку на допросе, который обязательно устроишь мне ты. Поэтому я трясусь в пожарной машине по грунтовой проселочной дороге, даже не зная, где нахожусь. И это к лучшему.

– Тебе вообще-то куда? – как бы невзначай поинтересовался лейтенант, закладывая лихой вираж вокруг неожиданно возникшей на дороге ямины. Надо же, лейтенант! Я только сейчас различила на погонах запыленные звездочки. – А-то, может, прямо до дома тебя доброшу?

– Если только у вашей машины есть крылья, – усмехнулась я, будучи уверена, что Виталий вез меня в Германию отнюдь не через Сибирь. Похоже, блудной дочери пришло время возвращаться в отчий дом. Причем автостопом.

– Нету, – между тем сокрушенно покачал головой лейтенант.

– Чего нету? – я с титаническим усилием возвратилась к реальности.

– Крыльев, – терпеливо пояснил он, тыльной стороной руки вытирая лоб, обильно припорошенный пылью. – Крыльев нету. И кондиционера тоже. И личного состава не хватает. И хотя бы одного тропического ливня. С начала апреля ни одного приличного дождя так и не было. Горит все, что только может. Реки обмелели. Воды днем с огнем… Одну деревню вчера эвакуировали. Рвы копаем, как в Великую Отечественную. А у авиаторов денег на керосин тоже нету. Если только небесная канцелярия не сжалится, выгорит все в районе к чертовой матери!

– А в каком именно районе? – с невинным видом спросила я, решив все-таки определиться с географией.

– Ну, ты даешь! – огнеборец чуть руль не выпустил от удивления. – Не знаешь даже, где находишься?

Тут я не выдержала. Слезы полились сами, а вместе с ними слова. Не знаю, много ли он понял из моих малосвязных всхлипов, но машину остановил и даже предоставил мне свое пропахшее потом плечо.

– Ну и дура, – констатировал он, когда поток моей боли иссяк. – Такие деньги…

– Никакие не деньги! – возмутилась я. – Павел ни копейки у отца не возьмет. Он и работу уже нашел и квартиру для нас снял…

– Точно, дура, – не моргнул глазом лейтенант, – Такой мужик…

Несмотря на мои протесты, он все-таки довез меня до ближайшего городка и остановился на окраине возле придорожного кафе. По словам пожарного лейтенанта, здесь часто останавливались дальнобойщики, так что шансы подсесть к кому-нибудь были очень даже неплохие. Оккупировав столик возле окна, я приступила к детальному изучению посетителей кафе. Таковых в связи с неприлично ранним временем суток почти не было. Только одна гулящего вида девица, пристроившаяся возле окна, пыталась навести маникюр, а мужчина лет сорока за самым дальним столиком нетерпеливо пощелкивал пальцами по меню явно в ожидании заказа. И ни одного субъекта, хотя бы отдаленно напоминающего дальнобойщика на привале. На всякий случай я повнимательнее пригляделась к мужчине. И еще раз убедилась, что к так необходимым мне дальнобойщикам он не имеет никакого отношения. Его скорее можно было принять за бизнесмена средней руки или высшего менеджера. Светлый легкий костюм, в то время, как все вокруг щеголяют в шортах, говорил сам за себя. Так что особо я к нему не присматривалась, полагая, что он явно не мой клиент. И ошиблась.

Даже не взглянув на меню, я заказала себе «капучино» и, уставившись в давно немытое окно, с надеждой провожала взглядом каждую большегрузную машину. Прохладное дыхание вентиляторов и поданный официантом горячий кофе сделали жизнь почти терпимой. Но стоило мне взглянуть на принесенный счет, как самочувствие мое резко ухудшилось. Даже в столичных аэропортах цены на кофе были куда скромнее. Стоит расплатиться по счету, и кошелек мой лишиться обеих оставшихся бумажек. А ведь автостопом мне добираться не меньше пяти дней. Конечно, и этой смешной суммы хватило бы только на хлеб и воду из колодцев, но все-таки…

Пока мозг бился над поиском спасительного решения, я еще раз пригляделась к «менеджеру» в светлом костюме. Но хорошенько рассмотреть его мешал скопившийся в углу полумрак. Ждет. И похоже, не только заказ. Скучает… Ах, он скучает? Тогда небольшое развлечение ему не повредит. Отбросив последние сомнения в законности моих дальнейших действий, я направилась к столику.

Все-таки внезапность – уже половина дела. Погруженный в раздумья обладатель светло-зеленого костюма заметно вздрогнул, когда я, опустившись на соседний стул, хрипловато заявила:

– А позолоти ручку, фартовый. Всю правду скажу. Что было, что будет, чем сердце успокоится.

Вот до чего меня довела тщательно разбавленная цыганская кровь! И это при том, что большинство знаний о гадательной работе с клиентами я получила из фильмов «Цыган» и «Табор уходит в небо». Но отступать мне не куда. Другого способа пополнить опустевший кошелек и при этом не войти в конфликт с законом или совестью почему-то не находилось. А так – маленькое шоу для изнывающего от скуки мужика. Вот только захочет ли он за него заплатить?

– Я сам себе погадать могу. Пообещать мешок золота, мисс Вселенную в жены и освобождение от налогов на всю оставшуюся жизнь, – оживился мой визави. При ближайшем рассмотрении он казался странно возбужденным, как будто принял грамм двести без закуски. А закуски на столе действительно не было. Впрочем, как и спиртного. Только одинокое меню.

– Такую ерунду не обещаю, – фыркнула я, и по блеску в его карих с прищуром глазах поняла, что крючок проглочен. Осатаневший от ожидания мужчина согласен выслушать любую чушь, лишь бы не посматривать нервно на часы через каждые тридцать секунд.

– Руку давайте, – проворчала я. – Да не эту. Правую.

Он послушно протянул правую руку ладонью вверх. Линии сплетались на ней в причудливую схему, прочесть которую я при всем желании не могла. Тетя Роза никогда не учила меня гаданию по руке. Только на картах.

– Деньги вперед, – безапелляционно заявила я. – А то будущее как в тумане.

– Э нет, черноголовая, – подрагивающие губы растянулись в ухмылке. – Ты мне сначала про прошлое расскажи. За каждый правильный ответ с меня… десять рублей.

– Грабеж! – возмутилась я, чуть не носом уткнувшись в широкую ладонь. – Полтинник, не меньше!

– Двадцать пять.

– Согласна.

Оторвавшись от ладони, я взглянула в слишком серьезное лицо «менеджера», за которым без труда угадывался еле сдерживаемый смех, и расплылась в широкой улыбке. Похоже, нам обоим начинало нравиться происходящее. Не знаю, как я выглядела в домашней футболке на голое тело и видавших виды джинсах, но он мне явно приглянулся. Хорошее у него было лицо: правильное, мужское. Без намека на инфантильность или развязность, не побитое алкоголизмом… Стрижка аккуратная, рыжеватые волосы чуть вьются. Только суеты в движениях в избытке. Да еще этот лихорадочный блеск в глазах…

– Что же вы молчите, госпожа цыганка? Где она, вся правда про «что было»?

Издевается, паразит. Натурально издевается. Ну ничего, сейчас он у меня получит. Правда, что именно получит, я еще не придумала и, чтобы оттянуть время, снова уставилась на его ладонь. Скажу: вы женаты – рассмеется. Кольцо на пальце само за себя говорит. Скажу: на днях вы упали – расхохочется. Ссадина на ладони красноречивее всяких линий. Кстати, о линиях. Вот эта – линия жизни. Точно знаю. В журнале женском высмотрела. Ну и длинная она у него! До ста лет жить будет, не иначе…

– Ангел смерти меч свой занес, – неожиданно сказала я, с усилием отрывая взгляд от пересекающей ладонь полоски. – Отдашь все, что есть сейчас при тебе, – откупишься.

Он застыл с полуоткрытым ртом, так и не успев выдать в мой адрес очередную колкость.

– Откупись, – продолжал я, с трудом узнавая свой изменившийся голос. И откуда в нем взялся этот ощутимый медный гул, точно отзвук далекого колокола? – У тебя семья. Что они будут делать без кормильца? Отдай деньги.

«Мама дорогая, что я говорю?! Я ведь совсем не то хотела сказать. Точнее, вообще ничего говорить не собиралась. Что я делаю? И что делает он?!»

Мужчина, не мигая, глядя мне в глаза, вытащил из внутреннего кармана пиджака пухлое кожаное портмоне и медленно начал расстегивать его плохо гнущимися пальцами. Кнопка замка с трудом, но все же поддалась. И на золотистую скатерть одна за другой стали ложиться зеленые бумажки. Наши и заокеанские.

– Леша! Что ты делаешь?! – изумленный женский возглас сорвал наваждение, как срывает ноябрьский ветер последние листы с осиротевшей ветки. И время вновь потекло по обычному руслу.

– Я… – Мужчина растеряно смотрел на стопку купюр, лежащую передо мной, и лихорадочно пытался собраться с мыслями.

– Почему ты даешь деньги этой…

Тут меня отпустило оцепенение, и я сумела слегка повернуть голову, чтобы увидеть молодую симпатичную женщину, удивленными глазами взирающую на место преступления. Конечно, преступления! «Применение гипноза в целях мошенничества…» Статья… УК РФ. До…. лет лишения свободы. Мне на курсах по гипнозу это очень доходчиво объяснили. Мама дорогая!..

– Все нормально, Саша. Не волнуйся. Я ей всего лишь аванс выдавал.

Ответ мужчины так поразил меня, что я даже подавилась словами покаяния, готовыми было сорваться с пересохших губ. Какого черта! Почему он сказал это? Ничего не понимаю. Но пока глаза мои недоуменно хлопали, состязаясь в скорости с крутившимся над головой вентилятором, руки небрежно смахнули деньги в сумочку.

– Какой аванс, Алексей? – женщина немного сбавила тон, и, опустившись на стул рядом с мужем (ясно, что с мужем, а то с кем же?), кинула на меня исподлобья бронебойный взгляд. – Ты с ума сошел! И кем же ты ее нанимаешь? За такую бешенную сумму?!

– Пусть сама скажет, – раздражено дернул плечом Алексей, так молниеносно ставший моим работодателем.

И что мне оставалось делать? Только, сказать правду.

– К вашему сведению, Александра э…

– Геннадьевна, – подсказал Алексей и неожиданно хохотнул.

– К вашему сведению, Александра Геннадьевна, – продолжила я, стараясь натянуть на лицо невозмутимую маску, – у меня очень интересная профессия. И она, безусловно, стоит тех денег, которые ваш муж мне заплатил. Я…

Тут я сделала эффектную паузу, и, набрав побольше воздуха, объявила:

– Телохранитель.

Сказать, что мне удалось их огорошить, значит ничего не сказать. Невозмутимость медленно сползала с лица Алексея, уступая место полному непониманию. Я шучу? Продолжаю начатую игру? Издеваюсь над ним? Ведь не может быть, что я на самом деле…

– Телохранитель? – переспросила молодая женщина, нервно одергивая ослепительно белый пиджачок. «Проститутка. Журналистка. Дизайнер, – мелькали на хорошеньком женском личике подходящие для меня профессии. – Допускаю даже историка. Но телохранитель? Не может быть!»

– Да, телохранитель, – с оттенком превосходства хмыкнула я, и дабы не грешить против истины, уточнила: – Детский.

– О, господи! – Краски поблекли на лице Александры Геннадьевны, и буквально через пять секунд она уже состязалось в белизне со своим нарядным пиджачком. – Неужели ты думаешь, что они могут… Они уже угрожали? Леша, я боюсь!

– Успокойся, Саша. – По тому, с каким трепетом Алексей обнял жену, я поняла, что ей на долю выпало нечто мне в принципе недоступное – настоящее семейное счастье. – Успокойся. Никто нам не угрожал. Это на всякий случай. Ты же понимаешь, что риск есть всегда… Особенно в таком деле. Все будет в поря…

Сначала мне показалось, что сидящий напротив Алексей увидел позади меня нечто ужасное – так округлились у него глаза. Но когда я молниеносно обернулась, то ничего подозрительного не заметила. Кроме заинтересованного лица гулящей девицы, которая даже рот приоткрыла, глядя на что-то оставшееся за моей спиной. А так как за спиной у меня остался Алексей, я рывком вернулась в исходное положение. Но не увидела ни его, ни Александры.

– Леша! Лешенька-а, что с тобой?! – донесся до меня ее истерический вскрик откуда-то снизу.

Стремительно пав на четвереньки, я увидела неподвижного лежащего на полу Алексея, и трясущуюся как в лихорадке Сашу. В голове закрутились сразу несколько мыслей: «Стреляли? С глушителем? Откуда? Куда попали? Почему нет крови?» Несколько грубо отстранив шокированную моим поведением женщину, я провела беглый осмотр и поняла, что ошиблась. Никто ни в кого не стрелял. Это обыкновенный обморок или что-то очень похожее на обморок. Фу, слава богу. А я уж думала, что моего новообретенного нанимателя шлепнули в присутствии телохранителя. Вот сраму было бы! Но почему же так сжимается сердце в предчувствии непоправимого? Я еще раз внимательно осмотрела Алексея, стараясь не обращать внимания на тихо подвывающую Сашу. «Скорую» и без меня вызовут. Только знаем мы, с какой скоростью эти «скорые» едут, – лучше понадеемся на самих себя. Для начала я стянула с Алексея галстук, расстегнула верхние пуговицы на мокрой от пота рубашке и повернула на бок – пусть подышит, пока еще может.

«Если ты ничего не сделаешь, это „пока“ быстро закончится», – вмешался внутренний голос. И я чувствовала, что он прав. Хриплое прерывистое дыхание Алексея не способствовало оптимизму. Что же с ним приключилось? Инфаркт? Инсульт? Почему мне кажется, что я подобное уже видела? Но прежде, чем ответ выкристаллизовался в моем сознании, я уже мчалась к своему столику, на котором так и стояла недопитая чашка «Капучино». Однако сейчас меня интересовала не чашка, а блюдце. Точнее оставшиеся на нем два кусочка сахара. Будь благословенна моя привычка к несладкому кофе!