Цитаты из книги «Русская канарейка»

– Нет, подожди, – оторопело спрашивал Леон над раскрытым чемоданом, с концертными туфлями в руках, – ты собираешься ехать с одной парой джинсов?! – Но у меня же одна задница, – спокойно возражала она. – Женщина! Может, ты и трусы берешь в одном экземпляре?! – Я могу ехать вообще без трусов – ты будешь только доволен…

Двумя словами превращая меня из идиота в мудака…

– Но ведь Натан… он не знает? – выдавил Леон, не поднимая на Магду глаз. – Зато я знаю! – отрывисто и жестко отозвалась она. – Знаю за двоих.

Но в конце концов победили судьбу. И тогда родился Меир… Почему я решила тебе это рассказать? – спросила она, будто очнувшись, и, вскользь: – Надеюсь, ты понимаешь, чего мне это стоило… Чтобы ты не смел так говорить о любви – она не вздор и не слякоть! Чтобы не смел из давней глупости одной юной паршивки выстраивать трагедию всей своей жизни! Чтобы ты знал, каким бывает настоящее предательство: это когда твоего мужа пытают, а ты в это время задыхаешься от счастья в объятиях единственно любимого человека.

Им ежеминутно хотелось коснуться друг друга с силой, наотмашь, сжать, ощутить друг друга через удар, через тугой физический отклик.

И по пути домой, когда, тяжело переваливаясь с одной слоновьей ноги на другую, она вела правнука, сжимая его цыплячью лапку в своей рабочей разбитой ладони, сердечно уговаривая повторить дома для Барышни и Владки «концерт», он даже не отвечал, засранец: глядел по сторонам, будто не с ним говорили. И дома точно так же молчал, словно не о нем она рассказывала, а о каком-то постороннем диве.

сковороде изобретенный им омлет с манкой – толстенный, как подошва водолаза, – привычно бормочет что-то о терпящих бедствие голодных на любовь моряцких женах.

в восемьдесят втором, израильтяне погнали их из Ливана, но это –

прево» – градоначальником Парижа в четырнадцатом веке, при Карле Пятом. Построил два новых моста, приступил к строительству Бастилии, но в конце карьеры попал в жуткий переплет из-за евреев: ввел для них какие-то микроскопические поблажки в городской свод законов. Само собой, церковь не дремала и, обвинив Обрио в потакании врагам Христа, в жидовской ереси и прочих

Юг Обрио, в честь которого выстроились домишки по обеим сторонам данной куцей улочки, – довольно за