Цитаты из книг автора «Дина Рубина»

Помощницы по дому, положенные им с отцом от социальной службы, плохо приживались на вершине этого вулкана, где, помимо клокочущей лавы, дули ветра в противоположных направлениях: открывая утром дверь очередной Маше-Ире-Наташе, мой мизантроп-отец милостиво позволял ей «сегодня отдохнуть, к чёртовой матери»

В последнее время она то и дело демонстрирует нрав трудного ребёнка: набедокурив, тот чует недовольство старших и на полчаса сникает.

С моим отцом, господином тоже заковыристым, дядька уживался плохо. Собственно, никак они не уживались, стараясь видеться пореже.

громогласным и сварливым, мечущим громы и молнии почём зря.

Старики занудны… Кто вообще вслушивается в то, что они говорят, особенно если это твои старики: бабка, дед, бабкина сестра Берта с её дурацкими «партЕйными собраниями»… Старики рассказывают ветхозаветные притчи, интересные одним лишь тараканам на кухне. Старики допотопны, их проблемы ничтожны, их жалобы смешны. В конце концов они помирают – и это правильно: старики должны помирать, а иначе для чего существует заведённый порядок этого мира?

Тихий шелест разговоров давно ушедших стариков с годами разгорается в тебе всё ярче, становится всё дороже. И вот сейчас бы ты поговорила, вот сейчас бы расспросила обо всём… Откуда взялась, как проросла в наследниках прабабка-цыганка и что ж это за глупость такая, что, потеряв ценную вещь (кольцо или серьгу, или кошелёк, например, вытащили), ты радуешься хорошему знаку: отпустили, выходит, тебя там, наверху, если взяли деньгами… А потом ты осознаёшь со слепящей ясностью, что ты и есть просто звено в этой цепочке рода, просто ячейка генов, просто ступень в бесконечность бесконечных переплетений родственных жизней от Евы до… может быть, другой Евы?

распахнутой ветровке, с непокрытой головой, сквозь туман неостановимых слёз, сквозь детство я мчусь неизвестно куда по узкому тротуару улицы Яффо.

Мне невыносимо, нестерпимо жалко его, мне так жалко его! Мне так жалко его! Господи, что я наделала: повела старика в забегаловку, заставила подниматься с больной ногой по лестницам, заказала жилистое мясо, необоримое для его протезов, и хамила, хамила напропалую два часа, не давая ему высказать его – пусть идиотские, но личные – последние убеждения. Ну что я за сволочь такая!

Мы сидим, доедаем ужин, отщипывая кусочки от вкуснейшего хачапури, обсуждаем национальные кухни и прочий невообразимый вздор – два родных человека, два тяжёлых человека, не умеющих раскрыть друг другу сердце.

Я осталась стоять, ошеломлённая смиренным преображением Берты из женщины в старуху. Что – платок? горестная сутулость? – от чего зависит этот поворот рычага в мироздании каждого человека?