Пожилой седовласый мужчина с пронзительно голубыми глазами ошарашенно уставился на меня. Он как будто увидел привидение. Я смотрела на незнакомца с не меньшим изумлением. Что общего между этим импозантным мужчиной со строгим интеллигентным лицом и Климом? Почему мы пришли сюда?
– Здравствуйте, Роберт Алексеевич, – тихо поздоровался Клим и переключил внимание хозяина квартиры на себя.
Я впилась взглядом в мужчину. Он поздоровается с Климом? Пожмет ему руку? Неужели и он попал под грубое обаяние Клима? Странно, но мне не хотелось разочаровываться в этом незнакомом человеке.
Хозяин квартиры повернул голову и сдержанно кивнул Климу. Я почувствовала в этом коротком жесте прохладу. Клим как ни в чем не бывало улыбнулся и, положив руку мне на плечо, проговорил:
– Как я и обещал, ваша новая помощница. Александра.
Новая помощница? Я заторможено перевела взгляд на Клима. Что он несет?
Роберт Алексеевич, похоже, разделял мои чувства. Нахмурившись, он посмотрел на мужскую руку на моем плече, потом поднял глаза и сухо проронил:
– Ну что ж, проходите.
Клим подтолкнул меня вперед. Его рука легла на мою талию, а губы приблизились слишком близко. Я даже не вздрогнула, когда он мягко поцеловал меня в шею. Я начала привыкать к его ласкам? Мне захотелось отхлестать себя по щекам.
С ожесточением сбросив с себя тяжелую ладонь, я посмотрела в спину Роберта Алексеевича. Сможет ли он спасти меня? И Антона с сестрой? Я понимала, что возлагаю на пожилого человека слишком большие надежды. Но я чувствовала, что этот мужчина с благородной внешностью имеет какую-то власть над Климом.
Осталось понять какую… Я не могла объяснить почему, но мне казалось, что, ответив на этот вопрос, я смогу ответить и на многие другие.
– Проходите в зал, – Роберт Алексеевич посмотрел мне в глаза.
На секунду мне показалось, что в них промелькнула жалость. Я моргнула, и ощущение тут же пропало.
Господи, нет! Если этот интеллигентный старичок в курсе того, что вытворяет Клим, я навсегда перестану верить в людей! Мне стало страшно. Гораздо страшнее, чем в заброшенном доме с ржавыми решетками на окнах.
Уютная комната с мягким диваном, ворсистым ковром на полу, огромным фикусом в напольном горшке стала казаться мне нарочито домашней. Внимательный взгляд голубых, слегка выцветших глаз отозвался неприятным ознобом по коже.
И только Клим оставался самим собой. Наглый, развязный, с лихорадочным блеском в продолговатых черных глазах, он прошел в зал и плюхнулся на диван. Как же неуместно, почти оскорбительно смотрелись здесь его потертые черные джинсы, небрежно закинутая нога на ногу, усмешка куда-то в потолок.
Роберт Алексеевич с трудом выносил это, но терпел. Как отец терпит непутевого сына – с разочарованием и любовью в глазах.
Может, это его родственник?
– Какой чай предпочитаете, милая? Черный, зеленый? – спросил Роберт Алексеевич.
Так иногда называл меня Клим – милая. Я подняла глаза и слишком резко ответила:
– Зеленый.
Хозяин квартиры не обратил внимания на мою грубость и, задержав долгий взгляд на Климе, направился на кухню. Несмотря на крепкий молодцеватый вид и прямую осанку, в каждом движении мужчины была старческая осторожность. Роберт Алексеевич знал не понаслышке, насколько ненадежно человеческое тело.
Сев на край кресла, я расправила платье и перевела взгляд на Клима. Он задумчиво, с какой-то досадой смотрел на книжные полки. Толстенные потрепанные книги, грамоты и сертификаты в солидных рамках…
Я встала. Мне захотелось уколоть Клима, вывести его из себя. Я демонстративно подошла к шкафу.
– Зачем я здесь? – слишком громко спросила я, рассматривая содержимое полок.
Роберт Алексеевич мог меня слышать.
– Будешь помогать по дому, возможно, придется побыть секретарем и поработать с бумагами.
Голос Клима был тихим и усталым. Мне хотелось обернуться, но я не сделала этого. Отпечаток человеческих чувств на этом резком лице показался бы мне наигранным.
Я продолжала внимательно изучать вещи, принадлежащие хозяину квартиры. По названию книг и по документам в рамках я поняла, что Роберт Алексеевич – весьма уважаемый профессор физико-математических наук. Что же связывает его с Климом?
Я услышала, как парень подошел ко мне вплотную. Я видела отражение большого напряженного тела в стеклянной дверце шкафа. Клим неторопливо, с раздражением к каждому слову, проговорил:
– От твоего хорошего поведения зависят слишком много жизней.
Он говорил это как-то заученно, словно давно разуверился убедить себя.
Я развернулась и впилась в темные глаза. Клим притиснул меня к шкафу, как мог бы сделать влюбленный парень в надежде на торопливый поцелуй. Но черные непроницаемые глаза смотрели мимо меня.
– И твоя жизнь? – с вызовом спросила я, пытаясь разглядеть на гладкой темной поверхности хоть что-то, что позволило бы вывернуть наизнанку душу Клима. Я хотела причинить ему невыносимую боль.
Но тихий ответ ранил меня больше.
– Наша.
Изящные чашечки дымились от горячего чая. Я представила, как обхватываю тонкий фарфор пальцами и с силой сжимаю. Треснет ли он? Или придется швырнуть его в стену, чтобы разбить вдребезги?
Я перевела заторможенный взгляд на Роберта Алексеевича. Он аккуратно расставлял на столе вазочки с печеньем и конфетами.
Всё это напоминало мне кадр из какого-то сюрреалистического арт-хауса. Какие к черту конфеты?! Какого хрена я всё еще сижу здесь? Почему не пытаюсь убежать? Почему не умоляю этого пожилого мужчину с пронзительным взглядом позвонить в полицию?
Только ли потому, что не доверяю ему? Или опасаюсь и за его жизнь тоже? Я окончательно запуталась. Мне так хотелось закрыть глаза и представить, что всё это сон. Бесконечный выматывающий сон.
Веки налились тяжестью, в висках растеклась ноющая боль. Я сцепила пальцы в замок и почувствовала, как что-то похожее на слезы сдавило горло. Я была бы даже рада слезам. Но их не было. Не было с тех самых пор, как Клим впервые увидел меня…
Усилием воли я подняла глаза. Клим смотрел на меня поверх стола. Сосредоточенный. Вдумчивый. Напряженный.
Солнечный свет падал на его смуглое резкое лицо, и я вдруг подумала, что он красив. Красив и безумен. Самое отталкивающее и, в то же время, притягательное сочетание. Я подумала о погибшей девушке. Ей хватило безрассудства полюбить этого мужчину. Может даже, она смогла разглядеть что-то непостижимое за маской жестокости.
Чувствуя, как начинает кружиться голова, я резко опустила глаза. Мне нужна была пощечина, чтобы вернуться в реальность.
– Роберт Алексеевич, откуда вы с Климом знаете друг друга?
Мой вопрос заставил профессора вздрогнуть. Фарфоровая чашка торопливо звякнула о стол. Подняв голову, мужчина бросил тяжелый взгляд на Клима. Тот с улыбкой смотрел на меня. И непонятно было, что стоит за его ухмылкой – предупреждение или одобрение.
– Когда-то Клим был моим лучшим студентом, – ответил, наконец, Роберт Алексеевич. От меня не укрылась горечь в его голосе.
Лучший студент?! Я ошеломленно уставилась на Клима. Я не могла представить, чтобы Клим следовал какому-то порядку и правилам. Он весь состоял из хаоса, тьмы и саморазрушения. Это никак не вязалось с точной, линейно-вычерченной математикой.
– А еще я любил его дочь.
Слова Клима мертвым грузом легли на плечи профессора и заставили его согнуться, съежиться, посереть…
– Ты всегда любил только себя!
Горячность Роберта Алексеевича выдавала его с головой. Для него это была больная тема – его дочь и Клим. Его можно было понять.
– Я любил вашу дочь, – тихо, но твердо повторил Клим. Тоска в его голосе ранила даже меня.
Я впилась глазами в лицо своего мучителя. Никому бы я не пожелала испытать ту боль, что плескалась сейчас в черных потускневших глазах. Даже врагу. Даже Климу.
Роберт Алексеевич усталым жестом прикрыл глаза ладонью. Какое-то время он усмирял свои чувства. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов и дыханием трех человек. Я попыталась поймать расфокусированный взгляд Клима. Зачем я здесь? Это не моя война…
– Он вам ничего не рассказал про Еву, – тихо проговорил профессора, обращая на меня свой поблекший взгляд. Каждое его слово было неподъемным для нас обоих. – И вы даже не представляете, насколько похожи на нее…
Внутри медленно разрасталось что-то необъяснимое, злобное, упрямое.
Я – не она.
Я – это я.
Я пропитана собственным запахом. Мои мысли не похожи ни на чьи другие. Вкус моих губ неповторим. Мое тело примет в себя мужчину только так, как захочет оно. Я не стану чьей-то копией. Я никогда не стану той, кого любил этот обезумевший парень…
– Мое имя Александра. И я жива. Этого достаточно, чтобы понять, насколько мы разные.
Я не жалела о своей жестокости. Я и так была слишком мягкой с этими людьми, решившими вдруг поиграть с моей жизнью.
– Вы правы, милая.
Плечи профессора поникли еще больше. На моих глазах из него по капле уходила энергия и стремление к жизни. Роберт Алексеевич добавил, не поднимая глаз:
– И я буду рад, если вы, Александра, будете иногда приходить. Мне действительно нужна помощь по дому.
Будет рад?! Он будет рад постоянно видеть во мне воплощение своей погибшей дочери?! Боже, эти люди ненормальные… Им нравится мучать себя. И меня…
Но я не сказала этого вслух. Не выплеснула им в лицо, вместе с остывшим чаем. Профессор был моим единственным шансом выбраться из этого вязкого нереального сна, который затягивал меня всё сильнее.
– Отлично, – мои губы растянулись в широкой бездушной улыбке. – Может, я прямо сейчас помогу вам прибраться в квартире? А Клим заберет меня позже.
Я повернула голову в сторону Клима и замерла. Его улыбка была еще более искусственной, чем у меня. Правую руку он держал на поясе. Там, под накинутой поверх футболки рубашкой был пистолет.
Как быстро человек умирает, если выстрелить ему в сердце? Моментально? Или успевает осознать, ЧТО с ним происходит? Должно быть это жутко – понимать, что ты умираешь прямо сейчас…
– Мы приедем послезавтра, – спокойный голос Клима хорошо сочетался с его равнодушной улыбкой. – А сейчас нам надо ехать. У нас срочные дела.
«Какие?!» – я метнула в парня быстрый взгляд. Какие, к черту, срочные дела?! Перемерить весь гардероб его бывшей? Или мы будем вместе готовить ужин, притворяясь молодой семьей? Или он придумал еще более изощренную пытку?
Клим поднялся с кресла и, приблизившись ко мне, протянул руку. Я проигнорировала его помощь и резко встала. Большое тело заслонило меня от профессора, и, закинув голову, я прошептала одними губами:
– Ненавижу.
Климу это пришлось по душе. Он тихо рассмеялся и, обняв меня за талию, весело прошептал в ответ:
– И я, милая.
О проекте
О подписке